Дэвид Вебер "Брат по мечу" (Бог войны)

— Это смешно!

— Конечно, это так. Но это также то, что должно было произойти. Если бы он не знал этого местоположения, чтобы он мог привязать к нему вторые чары, каждый раз, когда мы проверяли его местоположение через щель, которую он "случайно" оставил в своих внешних чарах, мы бы получали разные показания расстояния — фиксированное расстояние от наблюдателя. Одинаковое фиксированное расстояние, был ли это один из нас, прямо здесь, или один из наших коллег в другом месте. И тот факт, что мы могли бы сравнить наши показания расстояния, неизбежно показал бы нам, что происходит, поскольку на самом деле он не мог находиться на одинаковом расстоянии от нас обоих. Единственный способ избежать этой проблемы для движущихся чар — привязать их к определенному, ранее известному и расположенному физическому местоположению. Другими словами, ему нужно было зафиксировать заклинание здесь, чтобы быть уверенным, что расстояния, которые мы получили, соответствовали друг другу.

— Но он никак не мог этого сделать, — настаивал Чердан. — Он может быть диким волшебником, но мой Хозяин — бог. Ни один волшебник не мог проникнуть в Его укрытие. По крайней мере, без нашего ведома. Нет, Тримэйла, единственный способ, которым он мог попасть в это место, — это следовать за тобой, именно так, как он и должен был. Хотя, — Чердан показал свои острые зубы, — прямо сейчас он не должен был быть здесь, не так ли?

— Нет, но...

— Извините меня, — вмешался Ретак, его голос был резким. Они оба посмотрели на него, и он поморщился. — Действительно ли имеет значение, как он и эта тварь умудрились добраться сюда так, чтобы мы не поняли, насколько близко он был? Сейчас он здесь, ему удалось спасти Кровавую Руку, и они вдвоем собираются решить, что с нами делать. Вам не кажется, что нам было бы лучше беспокоиться об этом, чем спорить о том, чьи меры безопасности были виноваты?

Тримэйла и Чердан сердито смотрели на него, наверное, три удара сердца. Затем волшебница резко вдохнула.

— Знаешь, он прав, — сказала она Чердану. — Не забывай, что мы имеем дело с Венситом из Рума. Только боги знают, на что он способен, или как он мог сделать то, что он сделал. Но что сейчас важно, так это то, что он и Кровавая Рука здесь, а все твои слуги уничтожены.

— Нет, это не так, — мрачно сказал Чердан. — На самом деле, самый могущественный из великих слуг Хозяина все еще находится внутри.

— Это так? — глаза Тримэйлы заблестели, но Чердан резко рассмеялся.

— Действительно, это так. К сожалению, это истинно великий слуга. Он намного мощнее тех, что были уничтожены, но его можно связать только один раз и только на ограниченное время. Чтобы отправить его против Базела, потребуется некоторое время. Жертвоприношение должно быть совершено должным образом, без опасной спешки, иначе слуга обратится против нас, вместо Кровавой Руки и Венсита.

— Если он более мощный, почему его не использовали с самого начала?

Чердан быстро повернулся к Гарсалту, но расслабился — по крайней мере, немного, — когда понял, что вопрос волшебника был искренним, а не просто тонко завуалированной критикой.

— Как я уже сказал, он может быть связан только на ограниченное время. На данный момент воля Скорпиона сдерживает его, но как только эта воля ослабнет, чтобы позволить нам управлять им, период, в течение которого любой смертный мог бы надеяться контролировать его, будет коротким. Мы не осмеливались призывать его для службы нам, пока не узнали, когда прибудет Базел. И к тому времени, когда мы узнали это, мы также "знали", благодаря отчетам от ваших заклинаний прорицания, что Венсит был далеко позади него. Пяти слуг, которые у нас уже были, нанятых, как мы уже планировали, было бы более чем достаточно, чтобы справиться с Кровавой Рукой — если бы не вмешались Венсит и эта другая тварь — и мы все равно сохранили бы большего слугу, если бы оказалось необходимым использовать его для борьбы с Венситом.

— Справедливо, — сказала Тримэйла. — Но теперь вопрос в том, сколько времени займет жертвоприношение?

— Не менее получаса, а возможно, и дольше, — сказал Чердан. — Мы не смеем торопить смерть, иначе привязка может не состояться. И каждый великий слуга индивидуален. Может потребоваться несколько больше времени, чтобы вызвать достаточную боль, чтобы удовлетворить его потребность.

— Итак, нам нужно занять Венсита и Кровавую Руку по крайней мере на полчаса.

— Ты говоришь так, как будто думаешь, что это будет легко, Тримэйла, — возразил Ретак. — Но там Венсит из Рума.

— Да, это так. И я точно знаю, какой у него послужной список, Ретак. Разве у тебя есть предложение получше?

— Но...

— Я не собираюсь возвращаться в Контовар, чтобы сказать Ей, что я решила сбежать, а не встретиться с ним лицом к лицу, — решительно заявила волшебница. — Ты же знаешь, боевое волшебство Венсита может только убить нас.

Челюсть Ретака на мгновение задвигалась. Затем он резко кивнул.

— В таком случае, — сказала Тримэйла, — давайте поприветствуем наших посетителей.

* * *

Глаза Трейна Элдарфро открылись в стигийской темноте его крошечной камеры.

Конечно, это не имело никакого значения, поэтому он снова закрыл их, жалея, что не может так же легко отключить все остальные свои чувства. Его тесная конура находилась глубоко в недрах холма, оскверненного храмом Шарны, и он мог чувствовать ментальные ауры десятков других пленников вокруг себя. Большинство из них, очевидно, были детьми; все были сильно напуганы.

Кто-то рыдал от отчаяния и ужаса. Кто-то другой — кто-то, чье испытание толкнуло его на грань здравомыслия, — разговаривал сам с собой или, возможно, звал сына или дочь, которых, как он знал, он больше никогда не увидит. Его длинные, бессвязные предложения перемежались приступами визгливого смеха или воплями ярости, и кто-то еще умолял его замолчать, остановиться, хотя человек, стоящий за этим голосом, должен был знать, что его мольбы были тщетны. И на все эти звуки, противопоставляя их друг другу, наслаивались стоны и всхлипы детей, попавших в ловушку кошмара наяву, и горстка взрослых тщетно пыталась их утешить.

Отчаяние и безнадежность, обрушившиеся на Трейна в этой темноте, довели его до безумия. Довели его до самого края окончательного отступления мага в ментальное отключение, которое неизбежно привело бы и к смерти тела. Но даже там, в этой черной яме ужаса, тренировка, которая сделала его тем, кем он был, и какая-то внутренняя искра, что бы это ни было, что сделало его тем, кем он был, отказывались позволить ему сбежать. Потребовали, чтобы он остался, сделал все, что в его силах, если представится хотя бы малейшая возможность. Он смирился с тем, что побег был таким же невозможным, как и предполагала Тримэйла, но даже когда он принял это, мрачная, сосредоточенная решимость нанести ответный удар хотя бы раз до конца заполнила самые сокровенные уголки его души.

Теперь, однако, он почувствовал нечто еще худшее. Почувствовал пробуждение еще большей недоброжелательности, еще большего зла. Он сел, цепи на его лодыжках звякнули, и его лицо стало мрачным и жестким в темноте, когда он услышал что-то еще — услышал голос молодой женщины, рыдающей, умоляющей, сопротивляющейся, когда ее вытаскивали из ее крошечной камеры. Она никак не могла ощутить то, что чувствовал он, и все же, казалось, все равно знала.

Трейн мог слышать ее, чувствовать ее, когда ее тащили по коридору за закрытой дверью его собственной камеры, и он знал, для чего ее предназначали. Он знал, какая смерть ожидает жертву Шарны, знал, чего хочет от нее невыразимый аппетит, скрывающийся за злобой, которую он чувствовал. И он знал, что никто не сможет спасти ее от этого.

Его глаза горели от этого знания. Затем его челюсти сжались, и он наклонился вперед, прижимая руки к вискам, призывая всю внутреннюю силу и фокусируя ее с помощью тренировки, которую он уже получил. Он протянул руку, протянулся сквозь эту тьму и камень, пока его ищущие ментальные пальцы не коснулись поверхности разума обреченной молодой женщины.

Она была даже моложе, чем он думал, по его мнению, ей еще не исполнилось восемнадцати. И в тот момент, когда их разумы соприкоснулись, он понял, что она уже видела смерть своих родителей, братьев, сестры. Знал, что она точно понимает, что с ней тоже должно было случиться, и чувствовал, как ее безнадежный ужас бьется, как крылья умирающей птицы, о железные прутья неизбежной клетки вокруг нее.

Она тоже почувствовала его, хотя и не так ясно, как он почувствовал ее, и он протянул ей свою мысленную руку. Он взял ее руку в свою, сжимая ее, предлагая единственное утешение, на которое был способен, и почувствовал, как она с отчаянной силой и благодарностью сжала его руку. Между ними не было никаких слов. Телепатия не была главным талантом Трейна, а у нее вообще не было таланта мага. И все же, если не было слов, было обещание, и Трейн пошел с ней, когда ее тащили по этому коридору из темного камня навстречу ожидающей ее мучительной смерти.

XIV

— Итак, позвольте мне прояснить ситуацию, — сказал Хоутон. — Вы двое — я имею в виду, вы трое, — поправился он, кивая на огромного коня, которого, как ему сообщили, на самом деле называли скакуном (а также защитником) — планируете войти в туннель, который никто из нас даже не может видеть. Я правильно понял?

Они с Машитой выбрались из "Крутой мамы", чтобы присоединиться к Венситу. Хоутон позаботился о том, чтобы держать свои ботинки подальше от ихора, который продолжал дымиться, проедая себе путь сквозь краску БТ. Помимо этого, он старался не слишком много думать о том, что именно представляла собой реальность "демонов". К сожалению, высокий Базел с лисьими ушами казался совершенно серьезным... что, вероятно, означало, что сержанту-артиллеристу придется подумать о них — или, по крайней мере, о том, кто их послал — очень скоро.

Эта возможность действительно заставляла Хоутона очень нервничать.

Машита, с другой стороны, казалось, почти не обращал внимания на такие незначительные проблемы, как гигантские, невероятно быстрые, бронированные, людоедские, оснащенные клешнями, проклятые существа из самой темной ямы Ада. Он был слишком занят тем, что пускал слюни на коня Базела — скакуна, механически поправил уголок мозга Хоутона, — чтобы уделять много внимания чему-либо еще, что, очевидно, бесконечно забавляло скакуна.

— Да, и мы это сделаем, — согласился Базел в ответ на вопрос морского пехотинца.

В его глубоком, как землетрясение, голосе было что-то такое, что заставляло все, что он предлагал, звучать разумно, размышлял Хоутон. Каким бы безумным это ни было на самом деле.

— И там может быть еще что-то из этих тварей, — сержант-артиллерист мотнул головой в сторону отвратительных, искалеченных тел, развешанных перед — и поперек — его БТ, — ожидающих вас там?

— Что касается этого, я думаю, что есть по крайней мере еще один, — сказал Базел, задумчиво почесывая подбородок. — Я все же чувствую что-то немного... странное в нем.

— "Странное?" — фыркнул Хоутон. — Значит, все это, — он махнул обеими руками в сторону скотобойни на склоне холма, — не было "странным" для вас, люди?

— На самом деле, — ответил Венсит с легкой улыбкой, — это не очень необычно для защитника Томанака.

— Что касается этого, — Базел бросил на дикого волшебника уничтожающий взгляд, затем снова повернулся к Хоутону, — не слушай его, Кен Хоутон. Я был бы мертв, и Уолшарно был бы таким же, если бы не ты. И мы оба тоже благодарны за это. Тем не менее, у нас есть кое-какие незаконченные дела вон в той дыре.

— Какого рода дела?

В тот момент, когда Хоутон открыл рот, он понял, что ему не следовало задавать этот вопрос.

— "Рейдеры", за которыми мы с Уолшарно охотились — да, и те, за кем Венсит охотился вместе с вами — находятся там, внутри, и с ними по крайней мере дети целой деревни, не говоря уже о десятках других людей.

— И ты пойдешь за ними, — решительно сказал Хоутон.

— Да. — Глубокий, рокочущий голос Базела был таким же ровным, таким же твердым. — Видишь ли, у меня нет выбора. Я уже говорил, что там, внизу, есть еще по крайней мере один из этих красавцев, и так оно и есть. И единственный способ, которым церковь Духа Демона может контролировать таких, — это кормить их.

Ему не нужно было объяснять, что он имел в виду, и у Хоутона скрутило живот от такого намека. Последствия, которые, как он знал, он должен был уже осознать для себя.

— И сколько же людей — сколько солдат — у них там с собой? — спросил он.

— Где-то больше сотни оруженосцев, — сказал Венсит. — Я не могу точно сказать, сколько их, но это минимальное число. И потом, есть по крайней мере три волшебника, возможно, больше. Плюс демон, конечно.

— Да, — согласился Базел. — И все же, Венсит, они еще не связали демона. Думаю, это займет у них больше минуты или двух. Так что, если бы так случилось, чтобы мы могли бы попасть туда достаточно быстро, возможно, тогда мы могли бы помешать им вообще связать его.

— Так или иначе, — вздохнул Хоутон, — я просто знал, что ты это скажешь. — Он покачал головой, затем посмотрел на Машиту с кривой усмешкой. — Что скажешь, Джек?

* * *

Было ясно, что Уолшарно не очень высокого мнения о планах своего всадника.

Хоутон наблюдал за Базелом и огромным жеребцом, стоящими буквально нос к носу. "Градани" (как Венсит сказал ему, так называлась ветвь "человеческих рас" Базела) издалека не казался такой горой, особенно по сравнению со "скакуном", и Хоутон решил, что не хотел бы, чтобы что-то размером с Уолшарно злилось так, как было очевидно по нему. Сержант-артиллерист и Машита с изумлением смотрели, как Базел залечивал кровоточащую рану на боку Уолшарно, а затем наблюдали, как после этого скакун нежно провел бархатным носом по груди градани. Однако теперь Уолшарно сердито топнул задним копытом размером с обеденную тарелку. Кольцо синего огня, похожее на вспышку воспламеняющейся жидкости для зажигалок, вырвалось наружу из того места, где это огромное копыто ударилось о землю, и черный хвост Уолшарно яростно замахал, больше похожий на хвост разъяренного тигра, чем на хвост любой "лошади", которую Хоутон когда-либо видел.

— Ты не подойдешь, если этот туннель будет закрыт, — сказал Базел голосом, в котором смешались строгость, рассудительность, разочарование и, по крайней мере, немного собственного гнева. — Да, и, если уж на то пошло, кто будет прикрывать наши спины, если ты будешь тоже там внутри?

Он выразительно скрестил руки на груди и сделал паузу, словно прислушиваясь к голосу, который мог слышать только он, затем покачал головой.

— Нет, — сказал он. И снова его лисьи уши насторожились, как будто прислушиваясь. — Мне это нравится не больше, чем тебе, — сказал он затем, его голос стал чуть мягче, — и ты хорошо это знаешь. Но у нас совсем нет времени, совсем, чтобы стоять здесь и спорить.

Жеребец еще мгновение сердито смотрел на него, а затем его голова поникла, а хвост повис. Он наклонился вперед, положив челюсть на плечо градани, и Базел закрыл глаза и потянулся, чтобы погладить уши своего товарища, одновременно прижимаясь своей головой к шее Уолшарно. Затем он отступил назад, коротко кивнул жеребцу и повернулся к Венситу, Хоутону и Машите.