В дом они не помещались. Пользуясь тем, что дождь снова перестал, а меж облаков начали даже проглядывать голубое небо и солнце, во дворе соорудили импровизированный стол. Обрубки деревянных колод поставили вертикально, на них положили доски и наскоро закрепили вбитыми деревянными же колышками. Точно так же соорудили лавки. Вышло грубо, опасно (доски щетинились острыми твердыми прожилками, втыкавшимся и обламывающимися под кожей), но вполне функционально. Тарелки с едой и бутыли с самогоном водрузили на стол, народ расселся вокруг, растащив нас по разные стороны стола, и началось Пожирание. Или Обжорство. Именно так, с большой буквы. За один раз местные совали в рот половину того, чего мне хватило бы на весь день. Мне едва не стало плохо, когда я представила, что вот так жую огромный кусок сала, запивая его самогоном. Нет, мне весьма понравились копченый осетр и салат с курицей и морковью, но не в таких же количествах! Ситуация ухудшалась тем, что окружившие меня чики, каждая в три раза массивнее меня, наперебой сокрушались, какая я маленькая, худенькая, тощенькая и недокормленная. Мне на тарелку навалили еды больше, чем я смогла бы съесть за несколько дней, и едва ли не силой пытались ее в меня впихнуть. Пришлось собрать в кучку невеликие дипломатические навыки, чтобы отказаться, никого не обидев. В конце концов я вспомнила прежний опыт Алекса и сослалась на больной желудок. Запихивать в меня еду перестали, зато начали наперебой обсуждать какие-то травяные настои и магические ритуалы, способные вылечить желудок от любой хворобы. Когда обсуждение дошло до преимуществ питья свежей мочи перед едой, а не после, я временно отключила переводчик, чтобы перевести дух.
Когда народ насытился, Оксана догадалась включить музыку. Умница-Хина сумела синхронизировать внешние динамики наших наглазников, достаточно хилые сами по себе, в одну прилично звучащую систему с объемным звуком. Народ, уже достаточно разгоряченный алкоголем, повскакал с мест и принялся выполнять энергичные телодвижения в тесном свободном пространстве. Такие телодвижения на Терре носят название "танца" и достаточно популярны для сброса излишней энергии. Потом кто-то принес инструмент, производящий музыку за счет прохождения воздуха из небольшого меха через отверстия в деревянных коробках. Назывался он "аккордеон". Под незатейливую мелодию понеслись рифмованные песенки-"частушки", которые я практически не понимала: переводчик, даже усиленный Хиной, выдавал одну связную фразу хорошо если из десяти, да и та казалась лишенной смысла.
Уже заметно смеркалось, а часы показывали десять часов вечера по местному времени (минус час до времени Т), когда мои скулы пронзил резкий аларм из височных динамиков. Я поймала напряженный взгляд Алекса с другого конца стола, и тут же от него пошла трансляция разговора.
— ...только что сел, — резко говорил все тот же синтезированный голос, что и раньше. — Нас никто не предупреждал, узнали по факту, когда появился на радаре. Это отряд "Восток" — спецназ министерства внутренней безопасности.
— Что им надо?
— Спрашивали, где вы. Я не мог не сказать правду. Я же говорил, что от того предложения в Сулин Гакко нельзя было отказываться. Вас везут в Пекин, хотите вы того или нет. Даже не пытайтесь сопротивляться, только хуже себе сделаете. У них свой вездеход, они появятся у вас максимум через пятнадцать минут.
— Модерхуд! И ничего нельзя сделать? У нас с тобой договор.
— Им плевать на все договоры, у них приказ. Слушай, лаовай, я от своих обязательств не отказываюсь, но и старт задержать не могу. Если сумеете добраться до космодрома до трех утра и без компании, улетите. Нет — извини. Я слово держу, но и охранять вас от правительственного спецназа не подписывался. Да и не смогу, даже если с ума сойду — они мою охрану на раз-два положат. Да, и машины не будет. Если что, ее просто расстреляют без разговоров, а у меня лишних нет. Все, конец связи.
Щелкнуло, канал закрылся. Я уже пробиралась в сторону потрясенной Оксаны, и Алекс двигался туда же. Я совершенно не понимала, что теперь делать. Разумеется, я не имела никакого представления, что такое "отряд "Восток", но тон неизвестного собеседника говорил о многом. Профессиональные солдаты — против них у нас с Алексом шансы даже не нулевые, а отрицательные.
— Есть время спрятаться, — лаконично сказал Алекс, когда мы трое оказались рядом. — За огородом необихоженная земля. Высокая трава и кусты. Нас не найдут.
— А дальше что? — напряженно спросила я. — Даже если не найдут, как мы доберемся до космодрома?
— Пешком. Спутниковая навигация работает, расстояние по прямой — восемь кликов. За два часа пройдем.
— Не пройдем, — грустно сказала Хина. — Местность вокруг заболочена. Почва водой пропитана и непроходима ногами. Доступные карты показывают только одну твердую дорогу, и расстояние по ней — тринадцать кликов. Во-первых, вы не донесете Оксану, у вас сядут батареи костылей. Они даже с полным зарядом рассчитаны максимум на двадцать кликов, если без лишней нагрузки. Во-вторых, дорогу наверняка перекроют. А напрямую через болота — самоубийство.
— Нет. Местные должны знать другие дороги. Лена, сумки с комбезами из флигеля, быстро. Я поговорю с Петром. Хина, включай трансляцию в сторону Мисси и в Пояс... ну, насколько возможно.
Мне идея тащиться по пропитанной водой почве крайне не понравилась, но альтернативой являлась только сдача в плен. Я продралась сквозь толпу пританцовывающих и припевающих под аккордеон аборигенов, вбежала во флигель, схватила приготовленные сумки и сбрую Оксаны и выскочила назад. С высоты крыльца я увидела, как Петр произносит что-то неслышное за общим шумом, сопровождая слова энергичными жестами.
А потом небольшая дверь во двор резко открылась, словно от пинка. А может, и не словно. Она ударилась о стену дома и отскочила назад, а во двор уже входили новые люди. Два, три, пять, восемь... Аккордеон, захлебнувшись смолк, и по двору волной прошла тишина.
— Урки... — прошептал женский голос неподалеку от меня.
Я уже запомнила термин "урка" из рассказов Оксаны. Ассоциировалось слово у меня со сказочным "орком" и обозначало примерно то же самое: отъявленного криминала, для которого преступление — не просто норма поведения, а жизненное кредо. Они следовали какому-то странному моральному кодексу, если его, конечно, можно назвать моральным. Если можно взять силой, возьми. Если можно украсть, укради. Если кто-то выступит против, убей. И всегда, всегда, всегда только бери и уничтожай, никогда не давай и не создавай. Еще у них имелся какой-то извращенный культ мужественности, под которым понималась второсортность женщины, а любое "женское" поведение мужчины автоматически включало режим яой-изнасилования и унижения. Насилие над женщиной тоже считалось у них нормой. Такие люди не могли существовать ни в одном нормальном обществе. У нас такие мгновенно прогулялись бы до бездыха без комбеза. В САД, СНЕ, ЮАС их наверняка пристрелили бы при попытке ареста. Но Русский Мир наряду с некоторыми африканскими странами к нормальным обществам отнести было сложно, и в таких местах они процветали.
Урки сбивались в банды, с которыми предпочитали поддерживать вооруженный нейтралитет даже китайские "смотрящие", тоже те еще криминалы. Но в больших городах дальше к западу, где существовало много вооруженных групп влияния, уркам еще приходилось соблюдать какую-то видимость цивилизованного поведения. Здесь, в почти безлюдных местах, никаких тормозов у них не имелось принципиально. Петр упомянул, что они собирают с местных дань наравне с посыльными "барина", но развивать тему не захотел. Я помнила только, что конкретно сюда, в Гептиловку, они соваться избегали, поскольку она считалась территорией чинов. Но сейчас что-то заставило их нарушить запрет.
И я уже понимала, что именно.
Вопреки моим подсознательным представлениям они не щеголяли ни многометровой орочьей длиной, ни гигантскими клыками и когтями, ни даже вывернутыми ноздрями. Выглядели они почти так же, как обычные люди — в какой-то странной местной одежде, с обилием золотых пальцевых перстней, вполне способных служить кастетами, с аккуратно причесанными и даже щегольски уложенными волосами, в одежде, похожей на ту, что носили в Ниппоне. Но спутать их с нормальными людьми я бы не смогла, даже если бы все они не держали в руках оружие — кто-то здоровенные пистолеты, кто-то увесистые пистолет-пулеметы, кто-то иглометы. Один баюкал в объятиях самую натуральную штурмовую винтовку, какую я видела в каналах САД у солдат — полутораметровой длины, с электронным ночным прицелом, большим магазином и какими-то помигивающими индикаторами и кнопочками. Но главное, что отличало их от людей — вовсе не оружие, а взгляды исподлобья. Взгляды хищников, постоянно настороже, постоянно выискивающих новую жертву и постоянно боящихся удара в спину от "своих" же.
Хина быстро выделила каждого входящего и начала выгружать снимки лиц Мисси. Четырнадцать человек. Нет, четырнадцать падальщиков, явившихся по нашу душу откуда-то издалека. И еще один, которого Хина определила как местного жителя — один из тех, кто нападал на Алекса ночью, с татуировкой "А.У.Е." на лбу.
— Чё, веселимся, мужики? — с явной издевкой спросил тот, что вошел первым, единственный из всех не вооруженный, зато в наглазниках. — А чё за повод-то? Может, мы тоже порадуемся?
Никто из местных не ответил. Я видела, что Алекс держал руку под курткой, там, где в кармане рубашки лежал его игломет. Но даже младенцу было понятно — он не успеет даже прицелиться. Мой же пистолет вообще лежал в сумке с комбезом.
Предводитель медленно пошел вперед с группой еще из трех, двигающихся за ним. Однако же татуированный местный сорвался и бросился вперед, к Алексу.
— Он, он, падла! — взвизгнул он страшным голосом. — Замочу суку!
— Хлебало захлопни, — не глядя на него, бросил предводитель, и татуированный тут же замолчал. — Значит, ты и есть тот фраер из Америки, что кореша нашего подстрелил?
— Мано хочет отомстить? — поинтересовался Алекс, не вынимая руку из-под куртки. — Или просто ради интереса спрашивает?
Я присела, постаравшись скрыться за сделанными из редких палок перилами крыльца, чтобы достать пистолет, но безуспешно. Еще трое урок бросились вперед, с силой распихивая деревенских, и я не успела даже нащупать рукоять оружия, как меня схватили, грубо вздернули на ноги, заломили руки за спину и придавили грудью к перилам так, что в глазах потемнело от боли. На меня накатило мощное чувство дежавю. Так уже происходило — тогда, в школьном спортзале, посреди криминалов из Ниппона. Что у нас за невезение такое?
— Не рыпайся, сучка, — прошипел один из урок, обдавая вонью изо рта. — Руки повыдергаю.
Предводитель с нехорошей ухмылкой проследил за моим захватом, а потом внезапно пнул Алекса в пах. Разевая рот в беззвучном вопле боли, тот скрючился и упал на землю.
— Что вы делаете, звери! — яростно крикнула Оксана. Ее тут же встряхнули так, что ее зубы лязгнули. Вожак присел над Алексом.
— Отомстить? — медленно спросил он, словно катая слова на языке. — Тебе? Я — смотрящий по краю. А ты кто такой? Ты чё, думаешь, ты мне равный, чтобы тебе мстить?
Я могу лишь догадываться, какие ощущения мужчина испытывает от удара по кохонес, но вряд ли райское блаженство. Алекс, однако, превозмог боль и приподнялся на одном локте.
— Не знаю, куда ты смотришь, — с трудом ворочающимся языком пробормотал он. — Но ты мне не равный. Ты — даже не обезьяна. Ты амеба. Паразит в кишках...
Вожак выпрямился и с силой пнул его в живот. Алекс снова скорчился. Я закусила губу. Зачем он нарывается?
— Говорливый, — снова усмехнулся он. — Ну ничего, ненадолго. Знаешь, сколько за вас двоих дают? Пять лимонов зелени. Но о целости твоей шкуры базара не было.
Он снова пнул Алекса.
— Где железка? — с угрозой спросил он. — Быстро, ну? Где железка, я спрашиваю? — вдруг заорал он истеричным тоном. — Колись, сука, пидор, козел безрогий! На ремни порежу! Где?!
— Какая железка? — крикнула я, отчаянно пытаясь отвлечь на себя внимание. — Что вам надо?
Вожак бешено глянул на меня, раздувая ноздри, потом вдруг снова стал спокойным, словно его кто-то выключил.
— Железка, — прежним тоном с издевкой сказал он. — С лампочками. Она с вами. Ну-ка, тряпки с нее снять и прощупать. С него тоже.
С меня и Алекса быстро сорвали одежду и наглазники. Наглазники сорвали также и с Оксаны. Я пыталась отбиваться, но бесполезно. С тем же успехом я могла сражаться с взбесившимися промышленными роботами. Я даже не могла дотянуться до кнопок аварийного режима, настолько крепко держали мои руки. Через несколько секунд мы остались голыми, хотя экзоскелеты костылей снять с нас не сумели — вероятно, даже и не поняли, что это такое. Меня сразу начал бить озноб, кожа покрылась пупырышками. Я со смутной надеждой посмотрела на деревенских, но те как один уставились в землю, избегая моих взглядов. Даже пес Туз спрятался глубоко в будку и носа оттуда не показывал. Впрочем, и хорошо. Если бы бросился, его наверняка пристрелили бы.
— Да что ж вы делаете, изверги! — всхлипнул кто-то из местных чик.
— Паленый, зырь, — один из урок бросил вожаку аппаратный блок Хины, снятый с Алекса. — Оно?
— Хрен знает, — тот поймал блок на лету. — Щас спрошу.
Одной рукой он поднес блок к своим наглазникам, другой принялся медленно и неуклюже ими манипулировать. Мышцы его лица дергались, как в комическом шоу в Ниппоне, выдавая явное отсутствие навыков.
— То, что доктор прописал, — наконец удовлетворенно сказал он. — Эй, ты! Мы их взяли. Куда волочь?
Последняя фраза явно не предназначалась никому из присутствующих лично. Он разговаривал с кем-то еще. С кем? Кто мог натравить на нас местных криминалов? Кто вообще знал, что мы здесь, кроме Мисси и чинских контрабандистов?
— Что за херня? — недоуменно спросил вожак, с силой стуча костяшками пальцев по наглазникам. — Не отвечает. Эй, ты! Царь, или как тебя там! Ты где? Долбаная железка!
— Алекс, Лена, это Конунг, — сказала Хина через внешние динамики моих наглазников. Держащий их криминал дернулся от неожиданности и отбросил их от себя, словно бомбу с тикающим взрывателем, а потом сделал магический жест из одной из местных религий. Наглазники упали на землю. — Заказчик вашего похищения — Конунг. Мисси нагружает спутник, через который идет связь, но Конунг лучше подготовлен. Он противодействует, забивает близкие к ней роутеры.
Вожак что-то рявкнул, глядя на говорящие наглазники. Без переводчика я утратила возможность его понимать, но в его голосе звучала явная растерянность. В ответ Хина выдала долгую тираду на русском, которую я тоже, разумеется, не поняла. Уловила только слово "идиот", в русском не отличающееся от линго. Криминалы загалдели и начали переглядываться, стальная хватка на моих руках и плечах слегка ослабла. Я попыталась вывернуться и сложить руки, чтобы дотянуться до аварийных кнопок, но в меня тут же вцепились с удвоенной силой. Перебранка (если судить по эмоциям) продолжалась несколько минут, но потом главарь вскинул руку и что-то рявкнул во всю глотку, а потом добавил что-то спокойнее. Криминалы заухмылялись. Хина продолжала что-то говорить, но главарь подошел к наглазникам и ударом каблука вбил их в землю. Разумеется, полностью сломать их таким образом он не мог, но внешний динамик повредил. Звук стал неразборчивым, и Хина смолкла. Главарь щелкнул пальцами, и нас с Алексом бросили на стол, сметя с него посуду и еду на землю и больно прижав нас к колючим доскам. Главарь медленно подошел к нам и что-то сказал — по-прежнему глумливо и насмешливо. И тут его окликнул здоровяк со штурмовой винтовкой.
