Рай беспощадный 2

# # 1 УДО — условно-досрочное освобождение (освобождение от наказания раньше срока).

# # 2 Пакован чуйки — пакет с коноплей, которая выросла в печально знаменитой Чуйской долине (территория Киргизии и Казахстана).

Слушатель у Кирпича был благодарный — жадно ловил каждое слово. Парнишка на промысле потерял бдительность, потянувшись в коралловую щель за приглянувшейся ракушкой. Делать это ни в коем случае не следовало — такие места часто заняты не самыми дружелюбными обитателями моря. Рифы беспечность не прощают — бедолага остался без мизинца, безымянного пальца и куска ладони. Рана к тому же загноилась, и лишь день назад дела улучшились настолько, что Эн принял решение воздержаться от ампутации кисти. Всем известно, что утраченные части тела здесь постепенно отрастают, хоть и очень медленно. Но знать об этом в теории одно, а слышать рассказ очевидца — совсем другое. К тому же если сам в этом очень нуждаешься — искалеченная правая рука потеря серьезная и мальчишка приуныл, так что в данной ситуации бывший "сержант" Пантер играл роль психотерапевта.

Вообще подобных жизненных историй у Кирпича имелось великое множество, и он почти всегда их рассказывал к слову, сходу вникая в ситуацию. При всех его странностях и неприятных чертах характера нельзя не отметить способность вызывать расположение других — количество если не друзей, то товарищей у Кирпича росло с каждым часом. Вот и этот искалеченный парнишка смотрит на него уже не настороженно, а чуть ли не влюбленно. Так и видит, небось, свою руку такой же сильной и здоровой как до того злосчастного происшествия. Теперь понятно, как он сумел столько продержаться не на последнем посту в таком клоповнике как столица готов.

Решение совета о разделении отряда Пантер воплощать в жизнь начали прямо с утра. На борт "Челленджера", уходившего первым, подняли всех раненых, в том числе и людей Кирпича. Самого его тоже взяли для усиления боевого состава команды. Оставшиеся должны были частично уйти на корабле Тигров, частично пешком. Предполагалось что, оставшись без командира, они станут более покладистыми и внушаемыми.

Кирпич по этому поводу не возмущался и вообще никак не отреагировал, по крайней мере внешне. Хотя, несомненно, понимал — что и для чего делается. Если не дурак и впрямь не держит плохих мыслей, то и впредь возражать не будет.

Максу было приказано глаз с него не спускать, и он честно этим занимался. А куда денешься, ведь при всем желании не заниматься никак нельзя — "Челленджер" скорлупка невеликая и спрятаться здесь от чужих глаз непросто. Нижняя палуба забита ранеными, мелкими детьми, больными и грузом — здоровым туда хода нет, за исключением гребцов. Вот и приходится оставаться на солнцепеке, утешаясь тем, что наверху посвободнее — здесь лишний груз противопоказан из-за риска нарушения остойчивости судна.

Плавание началось с неприятного инцидента. Не успели помахать руками остающимся на берегу, как умер один из раненых — парень из той самой парочки безнадежных "пантер". Пулевое ранение в живот даже при наличии полноценного лечения чревато, а уж в таких условиях... Бедолага держался на наркотической траве с Большого острова — она заглушала боль, но суета с погрузкой, очевидно, его доконала. Второй пока не сдавался, но шансы у него, надо признать, нулевые — ножевая рана груди с обширным повреждением легкого. Эн вообще не мог понять — почему тот до сих пор жив? К тому же лекарства из контейнеров приказал на них не тратить. Жестокое решение, но в данных условиях справедливое — лучше отдать их тем, кто имеет шансы выжить, а не переводить на безнадежных.

Похоронили как обычно — в море. Даже останавливаться не стали. Дорога дальняя, а "Челленджер" плетется со скоростью улитки. Ветер, будто издеваясь, постоянно менял направление и куда бы ни сворачивала расселина, неизменно дул в борт. Даже яхте с совершенным парусным оснащением в такой узости пришлось бы туго, а это корыто и в лучших условиях могло идти лишь под веслами.

Плавание обещало затянуться.

* * *

Очередное происшествие приключилось вскоре после того как миновали вторую развилку. Ветер, смилостивившись, принялся задувать почти строго с запада, и гребцы теперь лишь помогали парусам и корректировали курс. В очередной раз спустившись к воде, Макс смочил раскаленные волосы и услышал со стороны противоположного борта подозрительно громкие голоса. Забравшись наверх, он поспешил в направлении переполоха. Весь народ здесь собрался кучей, и что-то рассматривал на берегу, возбужденно переговариваясь. Посмотрел туда же, но глаза, уставшие от яркого солнца, подвели — ничего интересного не заметил.

— Что там?!

— Да вон! Смотри! На камне с двумя вершинками! Кот!

Приглядевшись в указанном направлении, Макс разглядел на серой поверхности рифовой скалы подозрительное рыжеватое пятнышко. Будто почувствовав его взгляд, оно зашевелилось, чуть приподнялось, и теперь совершенно точно стало понятно, что это кошачья морда. В свою очередь, рассмотрев корабль, бедолага заорал столь истошно, что расслышать этот полный жизненного недоумения вопль не помешали даже громкие голоса ребят.

Кирпич заволновался:

— Пикар! К берегу давай! Надо подобрать пассажира!

Но у капитана было другое мнение:

— А за билет твой пассажир заплатил? Нет? Мы скорость набрали, пока остановимся, рак на горе свистнет. Да и не подойти здесь — рифами поросло.

— Так пропадет ведь животное! Глядите как жалостливо поглядывает.

Кирпич поглядывал ничуть не менее жалостливо — разве что слезы не пускал. Ну кто мог заподозрить в нем такого кошатника? Тоскливо обернувшись по сторонам, он убедился, что Пикар прав — на подходе к берегу куда ни глянь в воде проглядывали пятна неровного кораллового мелководья.

Вздохнув, Кирпич проворно скинул линялую рубашку и попросил:

— Чуть дальше мысок будет, и под ним, вроде чисто. Пройди рядом, я кота переброшу, а то плавать с ним, наверное, не получится. Не любят они это дело.

— Дурак? — удивился Пикар. — Да он же дикий — не подпустит.

— Сам ты дурак. Никакой он не дикий — к людям тянется. Глянь сам.

— Ага... Вижу... Я одного такого хотел на корабль пристроить, так он мне обе руки в клеточку расцарапал.

— Не... этот Тигра не такой... он хороший. Хочет, чтобы его погладили и покормили.

— Я тоже этого хочу. Все этого хотят, — справедливо заметил Олег.

Кирпич без разбега "солдатиком" сиганул в воду, подняв брызги до верхней палубы. Выдавая в себе плохого пловца, погнал неровно, размашисто, впустую расходуя силы. Достигнув мелководья остановился, осторожно прощупал верхушки коралловых зарослей, найдя удобный проход осторожно подобрался к берегу. Кот наблюдал за его действиями с нескрываемым интересом и, дождавшись когда тот выберется на камни, шустро подбежал, начал тереться о мокрые ноги, не забывая при этом тоскливо подвывать.

Кирпич, взяв рыжего на руки, торжествующе выкрикнул вслед кораблю:

— Видали?! А говорили дикий! Ласковый он! Домашний!

— Все они ласковые, когда жрать выпрашивают, — мрачно разбавил волну всеобщего ликования недолюбливающий Кирпича Олег.

— Ты не стой там! — волнуясь, крикнул Пикар. — Мы не на лодке идем — не остановишься! Если не успеешь у мыса догнать, придется дальше бежать за нами!

Бегать по полуденному зною удовольствие спорное — Кирпич, мгновенно став серьезным, шустро помчался вслед за "Челленджером". При этом не забывал про осторожность — с камня на камень, рискуя сломать ноги, не перепрыгивал, и путь выбирал самый удобный, а не самый короткий. Макс лишний раз убедился, что человек этот даже в мелочах приспосабливаться мастер.

До мыса Кирпич добрался чуть раньше корабля. "Челленджер" посудина неповоротливая, да и осторожный Пикар опасался столкновения с рифом, поэтому судно ближе десятка метров подводить не рискнул. Запрыгнуть на палубу было невозможно и бывший командир Пантер поступил как и планировал изначально: ухватив кота обеими руками, раскачал, прицеливаясь и, широко размахнувшись перебросил его через водную преграду. Несчастное животное при этом не вырывалось и не царапалось, лишь завывало в тонах, выдающих его полное смирение со взбесившейся окружающей действительностью.

Пикар ухитрился поймать нового "пассажира" в воздухе и, радостно улыбаясь, попытался утешить усатого:

— Все. Считай, что в рай попал.

— Нет, — возразил Олег. — Я, наконец, понял, куда мы все попали — это кошачий ад. Куда ни глянь вокруг вода, ночами твари похуже собак бегают, чердаков и подвалов для гулянок нет, марта месяца тоже не бывает. Вы в глаза этому котику посмотрите, если не верите — он уже прекрасно знает, где оказался.

— Эй! Пикар! Притормози! — пошутил с берега Кирпич.

— Бегом давай, а то до самого конца будешь по камешкам скакать!

Предупреждение своевременное — "Челленджер" на месте не стоял. Кирпич, спустившись со скалы, попытался шагнуть на мелководье, но одернул ногу — видимо дно сплошь затянуто колючей коралловой порослью. К счастью Пикар не ошибся, и глубина начиналась почти под берегом — прыжок, фонтан брызг, и вот уже корабль преследует неуклюжий пловец. Впрочем, как бы ни был он неуклюж — догонит легко. Ветер, хоть и попутный, не сумел разогнать посудину до приличной скорости.

Кто-то из мелких, несмотря на запрет высыпавших на верхнюю палубу, вдруг поднял крик, указывая на воду. Взглянув в ту сторону, Макс похолодел, отчетливо различив исполинское веретено живой машины для убийства, стремительно идущей наперехват пловцу. Будто догадавшись, что ее заметили, она поднялась чуть выше, подняв над водой изуродованный спинной плавник.

— Анфиса! — вырвалось не менее чем из десятка глоток.

Макс считал себя относительно здравомыслящим человеком — то есть он сначала думал, а потом делал. Но в ситуациях, когда думать некогда или не хочется, нередко изменял подобному правилу, отсюда и "относительность". Вот и сейчас его как будто черт дернул — вместо того, чтобы с безопасной палубы наблюдать за происходящим, или, хотя бы, попробовать без угрозы для жизни и здоровья помешать хищнице порвать человека, он чуть подогнул ноги, а затем, стремительно оттолкнувшись от бамбукового настила, рыбкой нырнул между Анфисой и Кирпичом. Последний, только сейчас осознав угрозу, припустил еще быстрее, истошно заорав:

— Сваливаем! Касатка!

Анфиса не была касаткой, но объяснять это Макс не стал — момент не слишком подходящий. Осознав, в какую беду угодил из-за своего непродуманного поступка, он не стал мчаться назад к кораблю — все равно не успеет, да и глупо на первом же шаге сходить с выбранного пути, каким бы странным он не был. Вместо этого рванулся вперед — прямо к хищнице. Сейчас или никогда. Зачем она увязалась за кораблем? Ведь раньше за ней не замечали страсти к путешествиям — от буя не удалялась. И в прошлый раз не напала — повела себя странно.

Пришло время прояснить все окончательно.

Страшно до ваты в ногах, но убегать бессмысленно, а жалеть глупо — надо что-то делать.

Макс рванул навстречу атакующей твари, затем, выметнувшись из воды, заорал:

— Куда прешь?! Пошла вон!!! Вон!!!

Чтобы усилить эффект от слов он что было мочи начал бить ладонями по морской глади, будто это смехотворное действие способно остановить разогнавшуюся гибель. И случилось чудо — Анфиса резко замедлилась, поднялась еще выше, выставив из воды спину, отвернула в сторону, прошла в паре шагов, скосив голову. Макса резануло однобоким взглядом хищницы: будто лазер, излучающий саму смерть. Ни у него, ни у Кирпича нет шансов против прирожденной машины убийства — порвет за несколько секунд и уйдет. С корабля ничем не помогут: все серьезное оружие ввиду его высокой ценности упрятано в один из контейнеров. Шляться с ним по палубе без надобности запрещено — это сделали, чтобы никто не мог случайно уронить его в воду. В случае угрозы достать его можно за полминуты — ни диксы ни сомалийцы (если такие существуют) за это время не успеют подобраться. Но на такой случай никто почему-то не рассчитывал.

Вечно у них все через одно место... непродуманно...

Мазнув напоследок все тем же нехорошим взглядом, Анфиса вильнула хвостом и элегантно ушла в глубину. Миг, и растаяла. И Макс откуда-то понял — это все: не вернется для новой атаки, не ухватит за ногу, резко поднявшись к поверхности, и вообще ничего плохого у нее в мыслях нет, а может и не было.

Кирпич, добравшись до корабля, с проворством макаки взобрался по канату и с высоты палубы почти нормальным голосом быстро приходящего в себя человека прокричал:

— Да что — тебя испугалась?!

Ботан, оказавшийся, к сожалению, на другом конце палубы, громким голосом выдал свою версию событий:

— Нет. Она Макса не трогает. Он у нее что-то вроде альфа-самца.

— Чего?! — изумился Кирпич, уставившись на Макса с обалдением, но и каким-то странным уважением: — Ты что с ней... Того?! С касаткой?!

— Сам ты касатка, — не стал раскрывать тему Макс и подался к тому же канату.

Олег, естественно, не удержался от подколки:

— С тобой он как с касаткой "того" сделает, если будешь в таких местах без приказа плавать.

— Так я кота спасал!

— Кота он спасал! А если бы акула?! Акулы Макса слушать не будут.

— Да кончай ты — не гони волну. Я вообще к воде теперь месяц подходить не буду. Видел раз, как такая рыба чувачка захавала. Ох он и тяжело помирал — любят они помучить. А где мой кот, кстати говоря?! Рыжий — а ну иди ко мне! Пацаны — рыбки не подгоните?! Надо покормить пострадавшего — по глазам вижу, что он кита сожрать готов.

* * *

Судя по всему Рыжик еду вообще ни разу в жизни не видел. Он подметал абсолютно все, что ему предлагали: завяленную до каменного состояния рыбешку, "собачьи ракушки", водоросли с перетертой кокосовой мякотью и мелких крабов вместе с панцирем. Сожрав одну порцию, он тут же начинал омерзительно орать, требуя продолжения банкета. При этом даже такому неискушенному кошатнику как Макс было понятно: зверюга родом не с помойки — ухоженный домашний любимец, породистый. Как он сюда попал, и через что прошел — неизвестно. Но по ошалевшим глазам и впалому брюху понятно — хлебнул всякого.

Впрочем, брюхо у него впалым оставалось недолго — легче отдать все запасы провизии, чем терпеть этот скребущий по мозгам вой.

Зато плыть стало гораздо веселее. Вокруг кота мельтешил конвейер сменявшихся "гладильщиков". Народ в сторонке с умным видом рассуждал о том, как сюда угодила животинка и каким образом сумела выжить. Ведь ясно же, что не первый день здесь — исхудать успел, и шерсть морской солью покрылась, что для этих чистоплотных животных звоночек характерный. Те, кого не интересовал новый "пассажир", были увлечены изучением морских пейзажей — высматривали Анфису.

Пейзаж, к слову был однообразен — все та же расселина, стиснутая коралловыми скалами. Макс, устроившись на носу судна, посматривал на камни и далекий горизонт, время от времени смачивая нагревающуюся голову из деревянного ведра. Она быстро высыхала, из-за чего волосы покрывались морской солью. Вечером придется их хорошенько вымыть, а то нападет такая чесотка, что заснуть не получится. Присоединяться к внезапно созданной секте кошатников ему не хотелось по причине равнодушия к домашним животным, наблюдать за водой в надежде увидеть Анфису хотелось еще меньше — до сих пор от нервной дрожи не отошел, стараясь не вспоминать, как на расстоянии вытянутой руки прошла ожившая смерть. Хотелось прилечь в холодке и спокойствии, да подремать вволю. Но такого места на борту не было: тень лишь на нижней палубе, но там народу битком набито, а здесь сущая сковородка, хоть и посвободнее. Лучше бы Пикар вместо всего водолазного оборудования навес хороший устроил.