— Нет, любезный. ... От поясничных болей ты у меня не умрешь. — Ловец осторожно втирал в могучую атаманскую спину бальзам, который он приготавливал почти весь вчерашний день. — "А умрешь ты от язвы желудка, дорогой".
Ловец знал диагноз наверняка. Это его способность сравнима с магическим третьим глазом у магов — красное пятно на фоне сине-зеленого здоровья всех остальных органов. Стоило ему произвести осмотр, как картина становилась ясна. Знание, превратившееся в слова, приходило само собой. Не зря же классическая школьная легенда — "Лекарь" — широко используется полевыми агентами уже не одно десятилетие. С такой профессией и к крестьянину в дом зайдешь, и к высокому лорду позовут, коли надобность возникнет. Тем более, что пользу людям можно действенную приносить почти каждодневно, что очень близко к пропагандируемому в Школе девизу: "Мы помогаем этому миру, он помогает нам".
Фирс даже не поверил, когда смог спокойно встать и разогнуться. Правда, в спине остался еще неприятный зуд.
— Повтираешь бальзам еще седмицу и все пройдет окончательно, — опередил вопрос Ловец. — Как приготовить хозяйке раскажу.
— Спасибо, лекарь. Услужил.
На голос отца в горницу заглянула невестка третьего сына.
— Накрой на стол гостю.
Только после этой фразы Ловец вздохнул с облегчением. Если завостравский вольный фермер называет тебя "гостем", то это многое значит. В этих местах, в отличие от остального королевства, цену слову знали. Так жизнь их воспитала: немногословные, необразованные, подчас диковатые, но свободные и сильные.
Когда вилланы побежали на левый берег Востравы, здесь уже были замки, и вовсю шла борьба между друидами и людьми. Но они не испугались. Валили и жгли лес, расчищали себе поля да параллельно воевали против всех и каждого.
Много народу тогда погибло, много еще погибнет. Ведь это только в престольной Рокане считают, что, провозгласив всеобщее равенство людей и нелюдей, можно добиться мира в королевстве. Здесь, на левом берегу Востравы, свои законы.
— Зови монаха, невестка! — Атаман фермерского поселка сел за большой, рассчитанный на всю патриархальную семью, стол.
"Монаха нам только не хватало. — К сожалению, события следовали не по воле Ловца. — Не нравится мне все это".
— Ты, лекарь, садись. Преломим хлеб.
Вскоре пришел худой, клювоносый монах. Выцветшая, когда-то черная мантия, истоптанные сапоги и длинная гибкая палка. Такими палками монахи Ордена Святой Земли чудеса творили в бою, выходя один против десятерых.
— Мир этому дому! — возгласил монах.
— И тебе, божий человек. Садись и ты с нами. Обсудим дела наши.
Монах, зыркнув на Ловца черными глазами, сел на противоположный от него конец стола.
— Выдай нам его, атаман. — Божий человек не был настроен на долгие разглагольствования. — Орден не забывает доброты.
— Эк ты сразу как! — атаман удивился ненависти, проскользнувшей в голосе божьего человека, но ничего более не добавил.
— Он устроил пожар в замке д` Кригоф, — монах истолковал нейтральную реакцию Фирса в свою пользу. — В пожаре погибли барон и его сын.
"Оперативно они сработали". — Ловец понимал, что говорить сейчас бесполезно, и молчал, сосредоточившись на поданном супе.
— Надо же! — Фирс решил схитрить, притворившись знать не знающим, ведать не ведающим крестьянином, у которого хата всегда с краю.
Ловец решил молчать как можно более красноречиво.
"Хорошо, что я легенду не меняю и называюсь, как и раньше Алексом, иначе Фирс меня выдал бы. Гостил бы у него не я — Алекс Лекарь, — а другой какой-нибудь прохожий врун и вор чужого имени. А так, я честный, потому что не скрываюсь. Это плюс".
— Он своими магическими богопротивными кознями и ваш поселок спалит. У вас, фермеров, палисад со рвом от врагов внешних стоит, — монах уже входил в священный раж странствующего проповедника, у которого и земля будет плоской, если он в это поверит, — а вы от внутренних защититься не можете. Лезут они к вам в дом, в душу проникают и поганят ее своими нечестивыми делами. Отдай его нам, и разреши скромному монаху здесь поселиться, дабы наставлять людей на путь истинный.
От последних слов, атаман аж поперхнулся гороховым супом, который он уплетал, не упуская, однако, ни одного слова проповедника.
— Так ведь, падре, у нас здесь нет ведьмов всяких.
— А этот кто? — Монах гневно вытянул костлявую руку в направлении Ловца. — Что он вам наплел?
Если бы он умел пользоваться магией, то испепелил бы лекаря одним взглядом.
— Не терпим мы их, как деды наши нам завещали. — Фирс не стал обращать внимания на невежливость посланца Ордена. — И с друидами да дриадами мы не водимся. Так?
Монах и Ловец промолчали.
— Так, я спрашиваю?
— Ты верно руководишь своим поселением, — нехотя признал проповедник, — но тебе надо сделать еще один, последний шаг на пути к истине и признать власть Святого Ордена.
— Да, и повторить судьбу Виткова? — Ловец, наконец, решил действовать. Все на левом берегу Востравы знали то, что Орден сделал с этим поселением лет десять назад.
Было оно, как и все фермерские селения, укрепленной крепостницей, окружным баронам не подчинялось, налогов не платило. Были фермеры горды и шапку перед дворянством лишний раз не снимали. Старое поселение было. Одно из первых. Вот это-то и сгубило его. Лес под напором людей отступает, отступают и друиды, дороги люди проводят, поселенцы приходят и селятся на баронских землях. Вольные, самолюбивые люди были теперь не нужны ни баронам, ни короне. Пришли к ним орденские монахи стали склонять к переселению к лесу на орденские земли, да так, что это не на приглашение походило, а на ультиматум. Монахов избили и прогнали, а рыцари ордена в ответ напали ночью и все поселение перебили. Заявив, что там были все одержимые. Проблем у окружных баронов не осталось. Зато у Ордена появились проблемы с привлечением на свою сторону востравских фермеров.
Аргумент Ловца обладал убойной силой арбалетной стрелы.
— Мы ошиблись. Мы признали свои ошибки. Магистр Ордена раскаялся в содеянном, — быстро нашелся монах.
— Раскаянием содеянного не исправишь. — Фирс прекрасно понимал, что слова лекаря весомее.
— Тем более непонятно, что это Орден печется о бароне д` Кригоф, который не был вашим членом, — вставил в разговор еще один сильный аргумент Ловец.
— Значит, ты слушаешь больше этого проходимца, нежели посланца Ордена. — Монах не удостоил лекаря даже взглядом.
— Не спеши, божий человек. Я подумать должен.
— Но...
— Завтра поговорим. — Атаман свои решения не менял. Как и всякий фермер, он знал цену единожды сказанного.
Когда проповедник, не скрывавший своего негодования по поводу искусственного затягивания ясного и простого вопроса, вышел, атаман помолчал еще несколько минут. Но Ловец уже знал, что его спросят.
"Лучшая оборона — это нападение".
— Как барона убивали, я не видел. ... Сына его я спалил вместе со Старой башней. Барон меня его вылечить попросил, — Ловец скривился в ухмылке припомнив обстоятельства их договоренности. — Не получилось у меня. Ни у кого бы не получилось ... Когда я с Сашей из огня вышел, они даже испугались. Внутри башни уже ничего не осталось, огонь все пожрал. А мы как ни в чем не бывало. Даже погоню не организовали толком. Только собак спустили. Так я их со следа сбил.
— Значится, прав был монах. Ты, значится, ведьм самый что ни на есть.
— Значит, прав. — Скрывать правду особого резона не было. Чем правдивее поведешь себя с фермером, тем лучше. Они славились своей прямо-таки болезненной страстью к справедливости и честности.
Со двора раздавался треск колющихся дров и здоровое мужское уханье. "Гули-гули-гули...", — где-то недалеко кормили домашнюю птицу.
Фирс упорно изучал щели на столе, стараясь не смотреть на Ловца. Инициатива была на его стороне, упускать ее неосторожными обещаниями он не собирался. Ловец это тоже понимал, но также он знал, что его лекарская помощь в счет не пойдет. Надо было выдумывать что-то более существенное, но как назло "существенного" не было. Чувствовал, что атаману от него надо гораздо более важное и соответственно гораздо более сложное.
— Может быть, у вас в поселении хвори какие-нибудь ходят? Нечисть какая-нибудь в округе появилась? Может...
— Вот именно, что нечисть. — Атаман, наконец, решился сказать то, что его мучило не последние два дня, а гораздо дольше. — Есть у меня думка одна...
"Ну, давай, давай, родной!"
— Понимаешь, лекарь. Надоели нам дриады, спасу нет. Ежели друиды, противное племя, не могут своих баб в повиновении держать, то мы-то им помочь никак не могем. Воюем, воюем мы с бабами этими, а они нам все одно, гадят. ... Хочу я с их старшинами договориться, что б они мое поселение в покое оставили. Там, глядишь, вообще обо всем порешим.
Ловец не поверил своим ушам. Мир, наверное, перевернулся! Фермер решил договориться с друидами!
— Мнится мне, что и им, то бишь старейшинам друидским, самоуправство бабское не нравится. Так?
Ловцу пришлось всем своим видом показать свое согласие с атаманом, какими бы странными эти речи ему не казались. Завостравские фермеры издавна враждовали с друидами и продолжали свою столетнюю вражду даже после закона "О всеобщем единении королевства". За это, между прочим, были лишены всех первоначальных привилегий. На это они не сильно обиделись. Тут же совершили в ответ пару походов по реке до моря, разбивая по пути все регулярные части. Буйные они были.
— Как же ты думаешь с ними договориться? — спросил Ловец, заранее зная ответ.
— А вот это мне ты, лекарь должен сказать. ... Иначе я тебя Ордену отдам. Он хоть и хочет нас к рукам прибрать, да все же они люди и нелюдей не любят.
— Ты, видно, атаман, хочешь сам вместо Ордена собиранием всех фермеров под единое начало заняться. — Ловец знал, что прав. Даже говорить вслух этого не надо было бы, но он никогда не упускал случая для небольшого психологического эксперимента.
Фирс молчал и смотрел исключительно на щели на досках стола.
— Твоя взяла, атаман!
Иного выхода действительно, не оставалось. Даже если удалось бы поставить под контроль все поселение, далеко он с Сашей не ушел бы. Вокруг орденские посты рыщут.
— Что мне старейшинам сказать?
Атаман удовлетворенно вздохнул и первый раз посмотрел Ловцу в глаза. Где-то недалеко шумела листва.
* * *
Всякий лес начинается с опушки. Редкие столбики ветвистых деревьев, кусты, много света. Путник заходит в лес без всякой боязни: щебечут птицы, шумит в ветвях ветерок, повсюду разлит запах зеленой свежести. Лес зовет тебя, обнимает ветвями, обволакивает и растворяет. Единственное желание пойти дальше, дальше, дальше и найти ту сокровенную тайну, скрытую в лесной чаще. Лишь по прошествии некоторого времени человек заметит, что никакой тайны нет, что он заблудился и не знает куда идти. Только недавно все было ясно, понятно, красиво и вот...
Многие так никогда и не возвращались из леса, многих так и не нашли.
Даже обычный лес имеет опасности. Когда же люди говорят о Великом Лесе, то слово "опасности" произносится с особым ударением. Но о нем вообще стараются не говорить. Не любят люди никаких опасностей.
Вроде бы все то же самое: деревья, кусты, птицы, запах, но все равно неуловимая разница есть. Лекари и маги говорят, что это человеческое сознание фонтанирует страшными образами, так как знает, что за ужасы связаны с Великим Лесом. А ужасы там самые что ни на есть привычные, то есть те, которые можно встретить на городской площади в день казни. Вас могут поймать и сделать мишенью для стрел, разорвать с помощью двух деревьев, превратить в игрушку для удовлетворения половых потребностей, напускать муравьев в распоротый живот, да мало ли что. Словом, хозяевами на Опушке Великого Леса были дриады.
Это было что-то вроде отдельной страны, кровоточащей раны на теле королевства. Не подчинялись дриады ни королю, ни своим друидским старейшинам. Последнего люди вообще не понимали. Все вроде бы у дриад и друидов одинаково — единое племя, появиться на свет одни без других не могут, но вот не ладят между собой и все тут.
Ловец никогда не был в этом Лесу и слышал о нем лишь из столичных газет и слухов. Нет, конечно, друиды, живущие в городах, много рассказывают о своей родине. И о том, что там красиво, вольно, беззаботно ... А воздух какой! Единственно, об Опушке стараются не говорить.
Поэтому, как всякий нормальный горожанин, к тому же больше специализирующийся на приморских особенностях, Ловец знал мало правды о Великом Лесе. Он ожидал увидеть сразу горы трупов и океаны крови, но не увидел ничего кроме деревьев, кустов и травы.
Легкий туман стелился над самой землей, когда он вышел на небольшую полянку и понял, что зашел достаточно глубоко в лес, чтобы никогда уже не вернуться. Ловец напрягал все свои магические возможности, чтобы незримо прощупать чье-нибудь присутствие в округе. Хватит попадаться по-глупому, как во время бегства из регионального центра. Именно бегство, при всем желании назвать произошедшее эвакуацией язык не поворачивался.
Никого, кроме спешащего за грибами ежика он не обнаружил.
"Нервы".
Очень не хотелось получить в спину стрелу с наконечником из Железного дерева и умереть, не приходя в сознание. Кроме того, Ловцу до безумия хотелось спать. Атаман выкинул его из поселения после бессонной ночи перед самым рассветом.
Солнце уже показалось среди верхушек высоченных сосен. Оставалось лишь удивляться "везению", как бы странно не звучало слово "везение" в данных обстоятельствах.
"Выбор-то у меня не велик. Умереть стоя, не выспавшимся, но гордым. Или умереть во сне, уставшим и не ведающим от чего умираешь".
Ловец предпочел второе и лег в орешнике.
Снился.... Снился! Ему давно ничего не снилось. С детства. Снился ему какой-то совершеннейший бред: огонь, чернота пространства, звезды, кометы, заяц... Нет, два зайца.
— Ну, что ты какая?!
— Какая?
— Словно дриада! ... Не дашь?
— Тебе не дам!
— Ну, перестань!
— Нет, я сказала!
— Почему?
— Недостоин!
Зайцы какие-то... Огромные уши и странный длинный, тонкий и гладкий хвост с воланчиком густой шерсти на конце.
"Боги, чего только не приснится с испугу!"
— Ой, смотри, там кто-то есть!
— Врешь!
— Правда, правда! ... Вон там, в орешнике!
— Да?
"Вроде бы это я в орешнике лежу", — припомнил обстоятельства Ловец.
Спустя мгновение до него дошло, что это вовсе и не сон. На него смотрели две пары одинаковых красных глаз огромных бело-коричневых зайцев со странными хвостами.
— Слушай, а давай притворимся, что мы вампиры и напугаем этого.
— Давай!
Оба зайца встали на задние лапы. Оказалось, что в них роста достаточно, чтобы достать кончиками ушей до плеч далеко не низкого Ловца.
— У-у-у! — Они заурчали на него белыми животами, по очереди загибая свои длинные уши. Наверное, Ловец обязательно испугался бы, если бы не засмеялся, давясь в кулак мелким хихиканьем.
