| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Шоколад считается плохой пищей и калюстианцам запрещен, — заявил Валентин.
— Тогда мне точно нечего у вас делать, — вздохнул Кай. — Я, может, все эти три месяца только и жду, чтобы его попробовать.
— Я слышала о калюстианском храме, — сказала Десятая, отстраняясь от Кая и усаживаясь. Кай был разочарован: тепло исчезло. — Если и есть на Риппетре сила, способная противостоять Корпусу, то это калюстианцы. Они очень крутые ребята. Если у тебя, Кай, проблемы с городской мафией, то лучше всего, конечно, укрыться в храме. Тем более, что предлагают. Я слышала, не так-то легко стать калюстианским послушником.
— Это заблуждение, — мягко сказал Валентин, присаживаясь рядом с Десятой. Похоже, до него дошло, что рядом с другим человеческим телом сидеть теплее. — Путь послушника Калюсты — это, прежде всего, дисциплина, прилежание, самообладание и сила воли. А еще смирение. Мы не требуем ничего невозможного.
— О смирении, пожалуйста, подробнее, — хмыкнув, попросил Кай. — Что это? Отсутствие гордости? Значит, ли это, что все послушники должны подавлять свою волю, подчиняясь чужой? Тогда это похоже на рабство.
Валентин выглянул из-за плеча Десятой и посмотрел на него долгим, странным взглядом. Кай уже чувствовал, как его одолевает сон, и взгляд грандира проигнорировал. Положив руку под голову, он подтянулся ближе к Десятой, которая была слишком маленькой, чтобы подарить много тепла. "Грандир хоть и вредный, зато длинный, — вяло пронеслось в голове Кая. — И, наверное, теплый. Может, попросить его прилечь с другой стороны? Слушать его калюстианское морализаторство при этом не обязательно".
— В тебе нет ни капли смирения, — наконец, произнес Валентин. Похоже, все это время он решал, стоило ли вообще тратить на гомункула силы. — Неудивительно, что ты не знаешь, что это такое. Но я дам несколько советов, которые помогут научиться смирению. Ты готов слушать?
— Рассказывай, — с интересом попросила Десятая. Кай подумал, что после года, проведенного в яме смерти без ног, она может рассказать о смирении больше, чем кто-либо из них, но промолчал. При всех недостатках грандира, у него был хороший голос, который было приятно слушать.
— Итак, советы такие, — прокашлявшись, начал тот. — Если тебя забыли, то ничего страшно не случилось. Не жалуйся. Если тебя несправедливо обидели, забудь об этом. Тебя презирают? Радуйся. Обвиняют? Не оправдывайся. Ругают? Храни молчание и молись Калюсте. Не дают сказать слова? Не печалься. Оскорбляют? Не спорь. Кричат? Не протестуй. Крадут твое у тебя на глазах? Притворись слепым. Над тобой смеются? Будь долготерпив. Не слушают твоих советов? Преклони колени и молись. Ты виноват? Проси прощения. Не виноват? Снова проси прощения. Ты здоров? Тогда славь Господа. Болен и мучаешься? Славь Господа. Бедность в твоем доме? Постись и бодрствуй. И еще молись. Много молись, за все и за всех.
Кай смотрел на темный профиль Валентина и думал о том, что, наверное, тот был хорошим грандиром. В этом у него не было сомнений. Сомнения были в другом: верил ли Валентин в Калюсту также горячо и жарко, как говорил о нем?
Тем временем, грандир продолжал:
— Путь смирения — это не путь слабака. Это дорога силы, мудрости и самоотверженной любви к богу. Все сомнения отсутствуют, так как выбор уже сделан. Это дорога в неведомый край, движение судьбы, в котором участвует твое сердце. Калюста возвышает человеческую душу, рвущуюся из противоречий и грехов, в которые она окунается в этом мире. Бог дарит ей укрытие и помогает найти дорогу к "истинному себе" и своему предназначению силы. Вот, что такое калюстианское смирение.
Кай не помнил, когда заснул. То ли его усыпил голос Валентина, то ли усталость, однако сон был настолько приятным, что он не сразу сообразил, где находился, когда что-то с силой толкнуло его в плечо и, бесцеремонно вырвав из сна, затолкало обратно в каменную нишу подземелья. Щека вжалась в острые камни, тело задергалось, прижатое к мокрой стене чем-то липким и холодным, глаза распахнулись и... С полным осознанием своей беспомощности Кай уставился на гомозуля, который стоял рядом с его нишей, расползаясь лапами в стороны. Одна из конечностей и вжимала Кая в стену. Гомозуль не видел его, полностью сосредоточившись на спящих поодаль Валентине, Тупэ и Десятой. По какой-то причине, эти трое отползли от Кая и заснули, где сидели, видимо, вдоволь наговорившись о храме и калюстианцах.
Кай никогда не встречал мифического хищника подземелья, которого гномы боялись больше, чем Детей Неба, но сомнений в том, что рядом стоял именно гомозуль, не было. Все соответствовало описаниям. Издалека, в темноте, гомозуль мог сойти за очень высокого человека в плаще и с кирками в обеих руках. Что и являлось причиной гибели многих подслеповатых гномов. Но при свете, даже при таком тусклом, который рождала плесень, все еще мерцающая из сумки Тупэ, сразу становилось понятно, что их жизни закончились здесь и сейчас.
Узкая крысиная башка сидела на сильном, мускулистом теле гуманоида, поросшем снизу длинной шерстью, издалека похожим на плащ. Из этой густой волосни выступали жесткие, сегментированные паучьи лапы с присосками, позволяющими ползать по стенам. Руки гомозуля росли чуть ниже плечей, откуда-то из нижних ребер, заканчиваясь острыми костяными отростками, которые с легкостью пробивали человеческий череп. Самым противным у гомозуля был рот — он находился в районе пупка и походил, по выражению Тупэ, на задницу. Гомозулий рот окружали вспомогательные щупальца. Как там у твари было устроено пищеварение, никто не знал, зато гномы не раз видели, как гомозуль сначала пережевывал жертву острыми клыками в пасти, которая находилась сверху, а потом вытаскивал бесформенные куски и запихивал их в отверстие на животе. Оттого, его грудь всегда была покрыта коркой запекшейся крови и ошметками непонятного происхождения. По мнению Тупэ, испражнялся гомозуль с помощью того же отверстия, что и ел, отчего низ живота и всю волосню на нем покрывала засохшая корка грязи, воняющая так скверно, что ни один человечий нос не мог выдержать подобный смрад.
Гомозуль считался неубиваемым. Его не брали ни пули, ни огонь, ни плазма. Шкура гомозуля была такой прочной, что ее не могли разрубить даже ножи, снятые с буровых установок. Свет был единственным оружием, которое спасало рудник Тиля Голубоглазого от уничтожения этими тварями. Однако с той жалкой плесенью, которая скудно мерцала из сумки Тупэ, шансы беглецов против подземного монстра были ничтожными.
Гомозуль переступил с лапы на лапу, издал похожий на вздох звук и склонил крысиную голову набок. Из обоих ротовых отверстий обильно сочилась слюна, хотя после рассказов Тиля Кай не был уверен, что именно вытекало из живота монстра. Щупальца, росшие на груди, нежно терлись друг об друга, издавая едва слышный шелест. Жест был похож на тот, когда человек довольно потирает ладони, предвкушая что-то приятное.
Спящие на берегу Теплой Речки люди ничего не слышали.
И тут до Кая дошло. Гомозуль не ждал — он наслаждался будущим пиршеством. Тянул момент, напитываясь ощущениями предстоящего обеда. Гномы хоть и бегали плохо, но всегда работали в защищенных зонах, и поймать их было трудно. А тут сразу три жертвы — да тварь, должно быть, ошалела от радости.
Внезапно Кая охватила злость. Даже Десятая отодвинулась от него, предпочтя общество выскочки-грандира и горца. Возможно, здесь в пещерах они шли вместе, бок о бок, но приближалось солнце, а вместе с ним другая жизнь, которой у Кая не было. Тупэ тоже редко выходил на поверхность, но он был опытным горняком, в конце концов. А кем был Кай? Гомункулом, живущим три месяца. Кому он был нужен?
Тебе лично ничего не угрожает, зашептал голос в голове. Когда гомозуль займется уничтожением добычи, ты сможешь спокойно скрыться. Даже если тварь тебя и заметит, то вряд ли посмеет оставить столько мяса без присмотра. Гомозуль, конечно, был королем, но в подземелье имелись и другие хищники, которые были не против полакомиться остатками с королевского стола.
За пониманием и злостью пришел стыд. Кай почувствовал, как к лицу прилила краска, а во рту кончилась слюна. Может, он и жил всего несколько месяцев, но кое-что про себя знал твердо. Мерзавцем, трусом и подлецом он не был, а, следовательно, не имел права разрешить гомозулю сожрать грандира, Десятую и Тупэ. С другой стороны, нападать на хищника и приносить себя в жертву, Кай тоже не собирался.
Не особо раздумывая, он сделал первое, что пришло в голову. Прокатился под брюхом твари и метнулся вперед, в тоннель вдоль реки, крича во всю глотку:
— Чудовище! Спасайтесь! Бегите!
Кай так и не узнал, услышали ли его. Ему было достаточно того, что гомозуль, повинуясь инстинктам, бросился следом.
Уже на ходу, он почувствовал себя идиотом. Во-первых, тоннель, по которому, они собирались идти, был настоящим лабиринтом, сразу погрузив его в пучину разветвленных коридоров. Во-вторых, энтузиазм быстро испарился, уступив место боли в стоптанных пальцах. В-третьих, гомозуль бежал быстрее. Кая спасало лишь то, что проходы были узкими, и местами чудовищу приходилось с силой проталкиваться сквозь камни.
Гомозуль был идеальной буровой машиной. Дурная сила, умноженная на прочную шкуру, давала потрясающий бурильный эффект — порода разлеталась вдребезги, крошась и брызгая осколками. Зато гомозуля было слышно, и это было второе преимущество Кая. Световые лишайники кончились, Теплая Речка давно скрылась в других тоннелях, и он мчался в темноте, полагаясь лишь на свой недолгий опыт хождения по пещерам, удачу и еще, наверное, Калюсту. Тварь, похоже, догадалась, что легкая добыча на берегу уже успела скрыться, оттого взбесилась. Иногда расстояние между ними сокращалось до такой степени, что гомозуль выбивал костяными лапами известняковую крошку у него над головой. Несколько раз Кай с размаху врезался в каменные стены, теряя драгоценное время. Из рассеченного лба и разбитого носа сочилась кровь, заливая подбородок и капая на грудь, прикушенный кончик языка саднил, но это были мелочи по сравнению с огнем, который разгорался в его сапогах. Похоже, мазь Десятой не помогла.
Кай бежал, понимая, что любое падение, обернувшееся переломом, закончит эту бессмысленную гонку. До сих пор ему встретился только один неширокий провал, который он заметил по слишком густой темноте впереди. Прыгнув, Кай закачался на краю, чувствуя, как опасно повисли в воздухе пятки. Из колодца со свистом вырвался ветер и, ударив его в спину, помог восстановиться равновесие. Кай побежал снова. Он делал это не потому, что, действительно, надеялся убежать от твари. Просто он родился совсем недавно и хотел хоть немного узнать об этой жизни прежде, чем дорожденные сны заберут его обратно.
Пещера была царством гомозуля, а Кай был здесь чужим. Сейчас вера в то, что подземелье — не его место, была как никогда сильной. Именно она заставила его не сдаться, когда щупальце твари облепилось вокруг ноги. Кай закричал, чувствуя, как холодная плоть сдавливает кожу, и непомерная сила тянет обратно. Гомозуль рванулся, окрыленной победой, а Кай зажал в руке камень, собираясь выбить чудовищу хотя бы глаз, прежде чем его разгрызут на части.
Тут послышался грохот, и его внезапно отпустили. Было темно, но Кай догадался, что произошло. Заторопившись, гомозуль не рассчитал высоту потолка и врезался башкой в свисающий сталагмит. Задержка была временной, но Кай знал, что это — последний шанс.
Он рванулся, опьяненный неожиданной свободой, заметался по стенам, внезапно потеряв дорогу, и как слепой, принялся шлепать руками, пытаясь найти проход, который был здесь совсем недавно. Но его не было. Тупой гомозуль не только разбил себе голову, но и засыпал ему дорогу. Сзади с шумом выбирался из-под камней монстр. Тварь не спешила, очевидно, понимая, что загнала жертву в тупик. Тогда Кай опустился на колени и, обдирая ноги и руки, принялся шарить по полу в поисках спасения. Он не знал, что искал, но был уверен, что, если остановится, смерть настигнет его в ту же секунду.
Скользкие от крови и грязи ладони шлепнули по стене, потом еще раз, затем левее и вдруг провались в блаженную пустоту. Дыра была небольшой. В нее с трудом уместились плечи Кая, но он был в том состоянии, которое позволило бы ему пролезть куда угодно.
Лаз кончился так внезапно, что Кай не удержался на краю и полетел вниз головой. Сзади еще слышался далекий рев гомозуля, но все его внимание привлекал уже другой звук — могучий рев подземной реки, в которую он грохнулся вместе с парой камней, свалившихся следом.
Тело пронзила жгучая боль, и он решил, что попал в кислоту, и настали бесконечно мучительные, последние секунды его жизни. Но это был лишь удар о воду — теплую воду. Река бурлила, то погружая его с головой, то выкидывая в темноту, где появлялся воздух. Кай отчаянно барахтался, чувствуя себя мухой, попавшей в пиво, которое льется в глотку великана. Держаться на плаву не получалось, найти опору тоже. Он пытался грести к стенам, чтобы уцепиться за камни, но после нескольких попыток преодолеть силу воды сдался и сосредоточился лишь на том, чтобы дышать. Это удавалось все труднее, так как скорость потока усилилась.
А потом начались водопады.
Первый раз Кай вывалился в пустоту с диким, невероятным чувством готовности ко всему и полной уверенностью, что хуже быть не может. Если его сейчас ударит головой о камень, он будет готов. Смерть так смерть.
Но когда мощное течение вынесло его на поверхность, он завопил так, словно только что родился. Кай не понимал, что кричал, да это было и неважно. Это был крик протеста — протеста против страха и бессилия, которые тянули его на дно.
И тут, на самом крайнем пике отчаяния, он увидел свет. Свет был еще тусклым и далеким, но он не напоминал ни мерцание костра, ни тусклое сияние плесени, ни блеклое сверкание лампы ракушечника. Раньше, когда в руднике Тиля еще работал генератор, так горели фонари и лампы в самых ярких помещениях гномьей шахты. "Нет, это не лампы", — подумал Кай, когда течение снова позволило ему всплыть на поверхность. Глотнув воздуха вместе с водой, он вдруг почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Предчувствие свершившейся мечты накрыло волной внезапного счастья.
Но прежде чем ему удалось разглядеть природу источника, свет вдруг стал настолько ярким, что Кай увидел каждую каменную складку на своде огромной пещеры, по дну которой неслась Теплая Речка. В следующую секунду глаза резанула такая сильная боль, что он зажмурился, пропустив тот момент, когда его тело вылетело из недр горы вместе с хрустально-чистым водопадом, искрившимся в лучах полуденного солнца.
Стояла весна.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
