Против последнего возразить было нечего, и Колька поинтересовался, каким образом мальчишки тут оказались — просто для поддержки беседы. Выяснилось, что встретились они не столь давно. Филипп был сыном спартанского тахиарха, обучавшего ополчение феспийцев — в переводе на понятный Кольке язык — отец Филиппа был офицером-инструктором при союзном отряде.

1. Древние греки считали годы четырехлетними циклами — от Олимпиады до Олимпиады. 1 год 75 Олимпиады соответствует 480 году до нашей эры — году начала персидского нашествия.

По спартанским меркам Филипп был еще совсем не взрослым — взрослость наступала аж в тридцать лет! — но уже мог сражаться и умел это. Отец взял его с собой, как посыльного и оруженосца. Когда феспийцев разбили взявшие числом мидяне, Филипп, сражавшийся плечом к плечу с отцом, был отослан с приказом доложить об этом. Но до своих так и не добрался: "остался на оккупированной территории!, где и встретился с Антонином. Афинян был сигнальщиком на одной из боевых триер, но во время удачного для эллинов боя у Еврипа его корабль потопили финикийские корабли. Команду перебили в абордажном бою, но Антонин прыгнул в море, долго плыл под водой, и его не преследовали — решили, что утонул. А добраться до своих уже не получилось — победившие эллины тем не менее вынуждены были отойти...

Колька в ответ рассказал, что и правда служил у персов, но, как и почти все македоняне, делал это подневольно и при первой возможности сбежал, оставив оружие и коня, а теперь не знает, что ему делать и как быть дальше. Особенно — намекнул Колька — жалко щит. Эллинские мальчишки закивали сочувственно.

Солнце село. На медленно гаснущем алом полукруге неба густо синели словно красками нарисованные длинные облака. Эллинские мальчишки молча и откровенно любовались закатом, обхватив коленки руками и поставив на них подбородки. Колька потихоньку попытался сесть так же — не получилось, спине неудобно. Тогда он просто лег на травяной настил, покрывавший пол пещеры, и лениво смотрел на небо, пока не сообразил, что не может быть такого долгого заката, а значит, это небо в облачных перьях ему просто снится...

Дымы подпирали небо косыми черными колоннами с плоскими широкими верхушками. Они поднимались отовсюду — из долин и с хребтов гор, над рощами и реками. А по дорогам текли потоки, взблескивающие металлом. Медленнее — пехота. Быстрее — конница, колесницы.

— Там, — Антонин вытянул руку, — Коринфский залив и перешеек Истм. Нам надо туда, там все наши.

Колька тяжело вздохнул. Он выспался и неплохо поел, а теперь не хотелось расставаться с ребятами. В конце концов, они неплохо к нему относились, кормили... Но Колька ощущал, что в ту сторону ему не надо.

— Я должен добраться в Халкис, — твердо сказал он.

Эллины недоуменно уставились на него, потом переглянулись. Филипп пожал плечами. Антонин развел руками:

— Халкис не продержится и дня, когда подойдет флот Царя Царей. А флот совсем близко, и наших кораблей тут нет.

— И все же мне НАДО в Халкис, — настаивал Колька.

— Обезумел, — Филипп сплюнул и сделал какой-то знак пальцами.

— Я видел сон, — решился Колька. — Голос с вечернего неба сказал: "Иди в Халкис."

— Голос? — быстро спросил Антонин, его лицо вспыхнуло. — А лица ты не видел?

— Нет, — сожалеюще отозвался Колька, мысленно попросив прощения за ложь. — Только голос.

Мальчишки снова переглянулись. Филипп опять пожал плечами и тихо заметил:

— Это мог быть бог.

— Кто еще мог говорить с небес в человеческих снах? — возбужденно спросил Антонин. — Может быть, все это знак: что мы встретились с Николаем, что помогли друг другу... Как знать, Филипп, может, это и наша судьба? Николай, — он повернулся к Кольке, — я пойду с тобой в Халкис, даже если он уже в осаде. Сказанное богами надо слушать... Филипп, а ты?

Спартанец в досаде пинал камешек. Потом согнул ветвь куста, за которым стояли мальчишки. Потом резко покраснел сквозь загар и покрутил коротко остриженной головой:

— Я не пойду в Халкис. Боги богами, но Спарта остается Спартой, а отец послал меня туда, прежде чем умереть, — это была длинная речь для него.

— Да я один пойду, — удивился Колька. Он, конечно, был бы рад отправиться не в одиночку, но и в мыслях не держал подбивать кого-то с собой и не ожидал, что его враньё будет иметь такой результат.

— Нет, решено, я иду с тобой, — повторил Антонин. — И напрасно Филипп хочет продолжать этот путь.

Спартанец только поднял и опустил брови, а потом встал на колени и начал делить еду на две части: побольше и поменьше.

— Может, я один пойду все-таки? — негромко спросил Колька у Антонина. Ему сделалось неловко. — А вы...

— Я решил идти с тобой и я иду с тобой, — отрезал Антонин. — Филипп решил идти в Спарту и он идет в Спарту.

Уходя по тропке через заросший лесом хребет, спартанец ни разу не оглянулся...

...Полуденный воздух был стоячим, пропитанным дымом и душным, как накинутый на голову пыльный мешок. Рубашка Кольки, наброшенная на плечи, промокла от пота, но скинуть ее он опасался — сгоришь нафик. Антонин обмотал верхнюю часть своего одеяния — хитона, Колька вспомнил название — вокруг пояса и шагал впереди, держа в руке меч. Колька свой заткнул за пояс.

— Уф, — он выдохнул и приостановился на миг. Они находились будто на дне чаши — в небольшой долине. Со склонов, поблескивали белым камнем, лился зной. Ни единый листик, ни одна травинка не вздрагивала, тонко звенели какие-то насекомые, навевая дремоту. — Какая же у вас жарища.

— У вас, наверное, прохладнее, — рассеянно отозвался Антонин. Он сел на камень и осматривал склоны, одновременно растирая себе подъем ступней. — Вот за этим подъемом пролив. Мы выйдем к нему южнее, чем расположен Халкис... — он помедлил и добавил: — Если помогут боги.

— Должны помочь, — серьезно сказал Колька, усаживаясь рядом и вытягивая ноги, — Боги ведь защищают техх, кто в них верит.

— А те, кто верит, должны защищать своих богов, — Антонин покачал головой.

— У нас это плохо выходит. Враг на нашей земле, он сжигает святилища и грабит храмы... Боги могут и отступиться... Послушай, не сиди так. Ты хоть и македонянин, но все же эллин!

— Чего? — не понял Колька, успевший плоожить ногу на ногу. — Как я сижу?

— Как варвар, — пояснил Антонин. — Убери ногу с ноги.

— Ага, — Кольке стало смешно, но он сел как раньше. — Пить хочется. И есть.

— Поедим у моря, перед тем, как переправляться... А пить — вон там должен быть родник, видишь, какая зеленая трава? И кусты гуще, чем вокруг...

— Слушай, а где твоя семья? — поинтересовался Колка, положив меч на колени и проведя по выпуклому ребру пальцем.

— Отец и двое старших братьев — в нашем флоте... Мать и младшая сестра — не знаю. Наверное, на Саламине. Это островок напротив Афин. Если мидяне разобьют наш флот, то они возьмут Саламин, а потом убьют всех... Мать. наверное, думает, что я погиб у Еврипа, — Антонин вздохнул тяжело и поднялся: — Пойдем, что сидеть.

— Пошли, — Колька тоже поднялся. — Антонин, а у вас есть рабы?

— Пятеро, — отозвался эллин, оправляя низ хитона. — А у твоего отца нет?

— А... — Колька замялся, но Антонин, похоже, не ждал ответа. Он весело сказал:

— Ахой, а вот и вода! — он зачем-то сорвал бледно-лиловый цветок и, ускорив шаг, двинулся к источнику.

Когда Колька подошел, Антонин, бормоча что-то, клал цветок возле выбивавшейся из-под камня струи. Немного постоял и припал к ней губами, потом подставил под струю затылок и спину:

— Ахх, хорошо! — эллинский мальчишка намочил хитон и повторил: — Двинулись?..

...С хребта начиналась тропинка вниз. В розовой дымке виднелся за проливом город — дальше, чем до этого. Но даже на таком расстоянии можно было различать десятки кораблей, неподвижно замерших у городских стен над берегом.

— Мидяне, — пробормотал Антонин. — Я надеялся, что боги не допустят этого; теперь в Халкис попасть будет труднее. Да и не выстоит он долго...

— Пойдешь к своим? — пробормотал Антонин. — Колька ощутил невольную дрожь при мысли о том, что предстоит сделать. Антонин упрямо мотнул светлыми волосами:

— Пойду с тобой, Николай. Как-нибудь проберемся. На своей земле — не на чужой... а на море — тем более.

— Гляди, — Колька вытянул руку вниз, где за рощами горели дома небольшой деревушки. — Они и на этом берегу.

— Это не корабельщики, — Антонин понизил голос. — Кто-то перевалил через хребет раньше нас... Надо быть очень осторожными.

— Давай так, — предложил Колька, — я пойду вниз шагов сто, посмотри и послушаю. Если никого нет — подам сигнал. Ты...

— Я дойду до тебя, пройду шагов сто, присяду, тоже посмотрю и позову тебя, — подхвати Антонин, — и так по очереди пойдем... Так ходят воины на границах, мне рассказывали братья. Давай так.

— Я пошел, жди, — и Колька, стараясь держаться в тени кустов, зашагал по тропке, размышляя, что спецназ куда старше, чем он думал. Хотя — что удивительного? В древности ведь так и воевали — в лесах, в засадах, кто кого выследит и пересидит. А значит, древние люди и были настоящими спецназовцами...

— Николай, я настоятельно советую вернуться.

Здравствуйте. Плановый визит. Колька даже не стал оборачиваться на голос, но Кащей зудел за спиной, как комар:

— Николай, вам не может везти до бесконечности. Вы сейчас направляетесь в город, который на днях падет. Это исторический факт. Вы знаете, что творится в осажденных городах? И как вы собираетесь оттуда выбираться? Хорошо, если щит там. А если нет?

Колька перестал обращать внимание на голос, с удовольствием отметив, что в нем появляются нотки паники. Ага, заменжевался отрицательный персонаж! То ли еще будет!

Он присел возле поворота тропы и довольно долго вслушивался и вглядывался. Не обнаружив опасности, поднял руку и покрутил ей в воздухе.

Антонин проскочил мимо него бегом, но тут же сменил бег на крадущийся шаг и пропал за поворотом. Прошло пятнадцать минут — по часам — прежде чем Колька услышал уханье совы и сообразил, что сигнал ему...

...На убитых наткнулся Антонин, и Колька обрадовался этому. Хмурый эллин в очередной раз дождался Кольку возле измятого кустарника, в котором виднелись тела и сказал:

— Можно не опасаться. Никого тут больше нет. Там, — он указал рукой, — убитые, из деревни, наверное. Семнадцать человек. И следы мидян. Они ограбили и ушли дальше.

— В деревню не пойдем? — спросил Колька. Антонин вздохнул:

— Пойдем. У берега могли остаться лодки.

Лодок оказалось несколько. Их не испортили — судя по всему, к берегу никто не подходил. Повеселевший Антонин пояснил, что мидяне и почти все другие народы, которых они привели с собой, боятся большой воды и даже рек. Даже флот у мидян из финикийских, египетских кораблей, и греческих тоже.

— Есть предатели-олигархи, которым Царь Царей обещал отдать власть в наших землях, — добавил Антонин, — есть эллины из Азии — этих пригнали силой. Фемистокл велел в удобных бухтах написать на камнях обращения к ним, чтобы не воевали за мидян и переходили к нам.

— Олигархи — не Березовский с Гусинским? — пошутил Колька. Антонин честно задумался и ответил:

— Нет, таких не помню. Может, и они есть.

— Антонин, — продолжал прикалываться Колька, — а ты демократ?

— Конечно, — слегка удивился Антонин, укладывая в лодку весла, найденные здесь же. — Я ведь афинянин и сын кормчего. А ты?.. Ах, да у вас ведь есть царь Александр, значит, нет демократии...

— Хороший, между прочим, мужик, — вступился за своего царя новоявленный македонянин.

— Мужик? — переспросил Антонин. — Вообще-то неплохой, наверное, раз нам помогает, хоть и тайно... Ну вот, все готово, можно отплывать. Но лучше подождем темноты. Пошли в сарай, перекусим и отдохнет. Ты грести умеешь?

...Припасов оказалось на одни раз. В деревне целых домов почти не осталось, и мальчишки не испытывали особого желания по ним шарить. Антонин признался, лежа на груде рыболовных сетей, что на ночь тут не остался бы ни за что — сколько погибло и лежало без погребения людей!

Колька с ним согласился. Молча, правда. Он лежал на тех же сетях и думал, что завтра, начнется шестой день из отпущенных четырнадцати. Если все будет хорошо, завтра же он и третью из пяти вещей достанет... И все-таки какое-то неопределенное беспокойство помучиловало мальчишку. Колька никак не мог сообразить, почему, и лениво спросил Антонина:

— У тебя девчонка есть?

— Вот еще, — фыркнул эллин. — С ними скучно. Одни сплетни и визг, а мозгов ни крохи. Я и жениться-то собираюсь не раньше тридцати, а до тех пор хватит других дел.

— А меня ждет, — не покривил душой Колька. В сарае уже стало почти темно, и разговаривать сделалось легче.

— Из богатой семьи? — деловито спросил Антонин.

— Из знатной — точно, — снова чистую правду сказал Колька. — Вообще ты зря так про них. Они разные бывают. И умные тоже.

— Это еще хуже, — отрезал Антонин. — Конечно, есть гетеры. Они и умные, и красивые, и умеют много. Но нам про это еще рано думать, да и стоят они дорого.

Колька не очень-то помнил, кто такие гетеры. Точнее, не помнил совсем, а выяснять не стал. Антонин же спросил:

— Как ты думаешь, зачем бог велел тебе идти в Халкис?

— Не знаю, — честно ответил Колька. Честно — если учесть, что никакой бог ему ничего не велел. — А ты зачем со мной пошел?

— Иногда это лучшее, что можно придумать — быть рядом с человеком, к которому обращался бог, — объяснил Антонин.

И тут Колька понял, почему ему было не по себе. Потому что он соврал Антонину, и эта ложь наверняка будет стоит эллину жизни! Кащей-то не врал — эти мидяне возьмут Халкис. Колька найдет щит — и унесется из Греции. Антонин — разделит судьбу жителей города...

То есть погибнет.

Колька крепко зажмурился. И так, с закрытыми глазами, сказал:

— Антонин, я тебя обманул. Я не македонянин. Я...

...Эллинский мальчишка стал первым, кому Колька рассказал правду. Когда закончил говорить — уже стемнело, в чернильном мраке сарая поблескивали глаза Антонина, да слышалось его сдержанное дыхание.

Он поверил. Как и все его современники и соотечественники, Антонин жил в мире преданий о богах, сходивших на землю, чтобы жить рядом с людьми, о героях, побеждавших чудовищ и спускавшихся в загробный мир за любимыми... Человеку, оставившему, прежде чем пить, цветок у родника в дар нимфе, его хозяйке, не оставляло никакого труда поверить в пришельца из далеких времен и земель, ищущего волшебный щит, чтобы сразиться со злым волшебником.

— Теперь тебе лучше вернутся к своим, догнать Филиппа... — закончил Колька, и Антонин возмущенно и удивленно ответил, перебив его:

— Клянусь Афиной Палладой и ее священной змеей — после этого рассказа мне бросить тебя?! Ты сошел с ума. Нет, мы сейчас как раз и поплывем в Халкис, а там — как дадут боги. Вставай, Николай. Пора плыть...

...Легкие облака затянули яркую луну, приглушив ее сияние. Мальчишки гребли по очереди, бесшумно опуская в рябившую воду обмотанные по уключинам обрывками сетей весла; один греб, второй, распластавшись, лежал на носу и всматривался в серебристый полумрак. По воде издалека доносились звуки — лязг металла, кашель, отрывки речи на чужом языке, плеск волны о бор корабля и скрип каната. Лодку трудно было услышать и нелегко заметить в ночном проливе, а корабли рисовались черными силуэтами на воде у городских стен, опоясанных по верху частой цепочкой колеблющихся алых огней — в Халкисе ждали штурма. Наверное, там и не спал никто. По временам то тут, то там со стены огнедышащим драконом соскальзывала пылающая струя, разбивалась о воду, растекалась по ее поверхности и горела, освещая все вокруг прыгающим неверным светом.