Сейчас, поглядывая на дорогу, что ложится под колеса нашего с Настей "Гэндальфа", привычно ощущаю в нагрудном кармане легкого камуфляжа небольшой пузырек с настойкой.
Это мое "письмо", мое решение и мой выбор.
И город Сочи, что вот-вот появится из-за поворота — моя последняя станция счастья, за которой есть маленькое сожаление, что так мало успел, так мало сделал и так глупо все обернулось.
Уже перед самым отъездом, Федоров обрадовал меня, что нашелся Фарата, а Суров вышел из комы и уже пристает к медсестрам, клянча выписку.
У людей что-то налаживается. Что-то разлаживается. Жизнь продолжается, но для кого-то лишь кадрами фильма за окном машины, увозящей за последнюю черту.
Первое, что отличает Творца от мелкопакостливого бога — Творцу от своих созданий ничего не надо. Только божкам всех конфессий, типов и окрасок, требуется постоянная суета перед глазами — иначе они сдохнут, превратившись в ту самую пыль, что их породила.
Только божкам требуется подмена понятий, предопределение и постоянные испытания, вместе с подвигами во славу их. Увы, чем больше требует божество к себе внимания, тем быстрее оказывается, что божество сие — каннибал!
— Ну что, товарищ капитан? Готов к валянию на пляже, пожранию мороженого и неторопливой ходьбе по ласковым морским водам? — Настя остановила машину прямо напротив огромной надписи "Сочи" и теперь осторожно дразнила меня, забыв, что капитана я получил "посмертно", а не "за особые заслуги", как это пытался преподать наш голова... — Нас ждет гостиница "Сочи", десять дней валяния на пляже и благой лени!
Эх, знала бы Настя, что у моей семейки жесточайшая аллергия на пропитанный йодом и солью, воздух Черного моря!
Коснувшись губами ее щеки, подмигнул и ткнул пальцем в сторону спешащего к нам, постового.
Настя — вот же ехидна! — привычно нажала на педаль газа и обдала ни в чем не повинного полицейского клубами дорожной пыли, крутанувшись в изящном дрифте.
Пришлось прикусить губу, прикладывая максимум усилия, дабы не свалиться, позорно, в черную пелену утерянного сознания.
Повезло. Не заметила, чуть заигралась в здоровую семью, моя любимая жена.
Она и так всю дорогу сдерживала себя и тихо скулила в ванной, думая, что я не услышу из-за шума воды.
Проклят будь доктор, проболтавшийся "святому отцу" и "святой отец" — вдвойне, когда рассказал все услышанное Насте, "подготавливая к божиему промыслу".
Федоров лично набил морду болтуну, молча и оттого страшно, оттирая сбитые казанки от запекшейся крови. И святого отца, быстро "прихватили за живое" из епархии, выдворяя еще дальше, на север, строить монастырь на дальнем острове. Хмурый "черный клобук" с простым крестом на пупе, тяжело подбирал слова, прося прощение за согрешившего "святошу".
Глядя на него, впервые в жизни моей, зашевелилась тонкая надежда, что есть еще люди, которым просто есть место служения. Жаль, что появляются они лишь для того, что бы исправить ошибки, сотворенные глупым большинством.
От греха подальше, просто закрыл перед его носом дверь: извинился за идиота? Добрый путь! Разбитое можно склеить, но от этого оно не станет целым.
Гостиница "Сочи" и впрямь оказалась почти на берегу моря, чистенькая, шумная и нарядная. Из-за моей "проблемки", пансион нам накрылся, зато достался "изолированный" номер, с толстыми окнами, бесшумным кондиционером и тяжелыми шторами, не пропускающими дневной свет, если их закрыть.
Идеал вампира...
До вечера мы успели пройтись по пляжу, прикупить пару безделушек и устроить обжираловку мороженным. Настя все порывалась остановить меня, тактично "отжимая" от киосков с этим лакомством.
Чудо мое, уставшее!
Нельзя обмануть психолога, занимающегося разработкой операций, от которых, у некоторых, буде они узнают, волосы будут шевелиться, даже если их сбрить!
А лишить меня мороженного — и вовсе жуткий грех, за который, устроил бы я ей "жаркую ночь", как во времена оны!
Разглядывая яркие звезды, усыпавшие небосвод, очень-очень захотел, что бы покатилась по небосводу тонкая, золотая полоска падающего булыжника, под которую я загадаю желание, которое непременно сбудется.
Не покатилась.
Наши желания или не-желания не влияют на небесную механику, как человек не тужится доказать обратное. Уж скорее мы, человеки, подвержены влиянию Великого Ничто, ласково обнимающего нас своими черными глубинами.
— Ты спать идешь? — Настя, отчаянно зевая и ежась от легкого ветерка, замерла в дверях балкона. — У тебя режим, между прочим...
— Ты укладывайся, а я тебя догоню! — Пообещал я, проклиная себя за уже принятое решение. — Если что — найдешь меня здесь!
— Дурак. — Честно выразила свое отношение к моим шуткам, жена. — И шутки у тебя — дурацкие.
Пришлось расцеловаться — муж и жена...
Добавив супруге фривольный шлепок по пятой точке, отправил ее в спальню.
Теперь уже — просто спать.
Дождавшись ее родного посапывания, прокрался к дорожной сумке.
Тихое "пшик" инъектора, прижатого к такой родной и любимой шейке, и теперь у меня долгих 12 часов свободы.
Долой часы и кольцо, долой все мои "счастливчики".
Долой портмоне и документы.
Мы приходим в этот мир налегке, в истошном крике рожающей женщины. Не хочу уходить под тот же крик.
Что-то я забыл... Отключить телефоны!
Пару сотенных купюр в карман и, быстрым шагом, вон из номера, вниз по лестнице.
Этажом ниже, достаю из кармана пузырек и одним духом выпиваю настойку.
Теперь у меня есть пара часов полного спокойствия.
Под этим "коктейлем" нельзя заняться любовью, на "прощание"... Его действие — ледяное спокойствие, пугающее своей отстраненной логикой. Ничто не беспокоит существо, принявшее жуткую смесь несовместимых трав.
Один раз я его уже испробовал на себе.
После этого Федоров избил нашего "лазаретского докторишку", до этого бывшего его другом.
На моих глазах, согласившись с доводами холодной логики, сугубо простой и рациональной.
В подарок, оставил ему поллитровку с "настоем" — не дай боком, понадобиться... И, как напоминание: "Никто и никогда не смеет трогать мою семью"!
Развивающиеся технологии, интернет с широким каналом и минимальные умственные способности — три составных части будущего уничтожения человечества.
Отмахав вниз по ступенькам семь этажей, прислушался к своим ощущениям.
Мир замедлился, превратившись в тягучий ликер, сладкий, липкий, противный.
Представления не имею, как я выгляжу со стороны — тот, кто меня видел, не спешил делиться своим мнением, да я его и не спрашивал. Меня гнало вперед лишь одно чувство — защитить семью, наказать болтуна. Никакой мести — если разумное существо уже раз выдало врачебную тайну, никто не помешает ему выдать и военную.
Заказанное по интернету такси ждало меня в условленном месте, в условленное время.
За три сотни евро-то!
Как неприятный сюрприз — за рулем оказалась молодая женщина, впрочем, молчаливая и деловито подтянутая, задавшая лишь один вопрос, волновавший ее на самом деле: "Куда ехать?"
Молчком протянул ей две купюры и записку с адресом.
— Записку вернуть? — Умная девочка!
Отрицательно покачал головой. Эта записка, скорее всего, ей и не понадобиться, но ведь случай бывает разный?
— Дорога займет не меньше часа. Могу включить музыку.
Молчком бросил на сиденье еще две купюры, давая понять, что тороплюсь и в музыке не нуждаюсь.
Черная "Волга" Газ-24, плавно отъехала от бордюра тротуара, выкатилась в крайнюю левую полосу неизвестной мне улицы и прибавила скорости, с силой вжимая меня в сидение.
Мне всегда нравились эти "баржи" и "каравеллы" советского автопрома. Да, "жигули" — это стиляга — итальянец, а вот "Волга"...
В голову стукнул возможный тюнинг "Волги" и руки привычно нашарили в кармане карандаш и записную книжку.
Вот так шпионы и "горят"! "Всё оставил в номере, ага!"
В полутьме, ориентируясь скорее на мышечную память пальцев, чем на слабый свет фонарей, быстро набросал внешний вид "Волги" своей странной мечты. Потом еще один — в разрезе, со схематичным расположением двигателя.
Рука привычно обвела ДВС кружком, вывела хвостик и дописала: "Хватит РПД"!
Ниже адрес и телефон "Дяди Ромы" и жесткое требование передать рисунок за вознаграждение не раньше чем через полгода. А лучше — год.
Интересно, она сделает, как я прошу? Или, поступит как большинство женщин — по-своему?
Пока рисовал и расписывал подробности, дорога и пролетела.
Черная "Волга" замерла у старого пирса, заброшенного еще во времена СССР и отчего-то так и не востребованного теперь, в эпоху дикого "крынка" и "куркуренции".
Плавно закрыв за собой дверь, дождался, когда авто скроется с глаз, сгинув вместе с шумом мотора в тихом плеске волн, бьющихся о камни внизу.
И снова звезды, немые свидетели.
И слава всем, что немые!
"От пирса — налево, полтора километра. Скала в виде волчьего зуба. Два метра. И вниз." — Шевеля губами я повторил найденное в инете описание подводной пещеры, недалеко от берега.
Перехитрила сама себя Настя.
Надеюсь, дяде Роме не прилетит тяжелой рукой, за его предложение отдохнуть на "югах". Тем более что он и не виноват — сложно не сделать то, к чему вас подводит психолог.
От пирса повернул налево и потопал по берегу, хлюпая дырявыми сандалетами по мокрому песку и ежась от странно-холодных волн, слегка опалесцирующих, таинственных, притягательных.
Ни через полтора, ни через два, скалы не появилось, словно кто-то попытался скрыть от меня конец моего пути.
Скалы не было.
Зато была целая цепочка камней, уходящая вдаль, подсвеченная огромной лунной дорожкой, манящая топать и топать, как шагали Иешуа и Понтий Пилат.
Ну, а я чем хуже?
Вот и пошел я, по камням, спокойно удивляясь каменной веренице, уводящей меня далеко от берега.
Тропинку словно специально для меня приготовили, выровняв неровности и осветив серебром лунного света.
"Интересно, а меня погранцы не остановят?" — Хохотнул я и тут тропинка кончилась, выведя меня к огромному каменному трону, с высокой спинкой, подлокотниками и залитым светом сидением, на которое я и опустил свой тощий зад.
Глядя на диск нашей извечной спутницы, я отчаянно отмахивался от упорно лезущего в голову Берроуза и его "Марсианской эпопеи". Так упорно, что пропустил тот момент, когда по моим ногам прокатилась холодная волна прилива.
Что же... Пусть и не так, как рассчитывал, но все-же...
Жизнь вообще не любит тех, кто много рассчитывает, упорно расставляя силки, загоняя в рамки, выцеливая слабые стороны планов и равномерно их разрушая.
Это и есть — жизнь. Импровизация от начала и до конца. От оплодотворения самым быстрым или умным, сперматозоидом, и до смерти.
Что-то говорит мне, что Творец тоже немало наимпровизировал, создавая наш мир и запуская в него разную шушеру мелкопоместных червей, гордо именующих себя богами.
Вцепившись руками в каменные подлокотники "трона", откинулся на его спинку, любуясь приливом, несущем на своих волнах яркие огоньки.
Я, степной житель, связал себя с водой.
Из воды вышел разумный.
И в воду вошел...
Мерзок тот бог, что отнимает право распоряжаться своей судьбой, своей жизнью, диктуя правила, противные человеческой сущности.
Сколько продлится моя агония?
Полгода? Год? Или "жалостливая" медицина подключит меня к аппаратам и будет заставлять стучать мое сердце, подниматься во вдохе грудную клетку, мучая моих родных извечной брехней о том, что надо "молиться и верить в чудо"!
А я буду ходить под себя, ведя существование овоща.
Спасибо, обойдусь чудом, что создали мои руки и мой разум.
Уйду по лунной дорожке.
Лучше короткий укол боли от потери, чем долгая мука "любования" в надежде на чудо!
Я уже устал видеть страх в любимых глазах, ужас прощания в каждой морщинке и тихий плач в подушку — от безысходности.
Я сделал выбор за всех.
Это мое право, моя сила, а не слабость.
"Уходя оставить свет — это больше, чем остаться!"
Вода перекатилась через колени и прижала своей тяжелой лапой, говоря, что теперь я уже и не сбегу, даже если передумаю, испугаюсь и решусь на дальнейшую борьбу с тем, что победить нельзя.
Через десять часов Настя проснется.
И у нее начнется новая жизнь.
Без меня.
И, если Звезды не дадут ей счастья — я вернусь и сорву их все, до единой, с этого небосклона и потребую сатисфакции у Творца!
Люди должны быть счастливы.
Даже если для этого надо просто умереть...
Я любовался лунной дорожкой из-под толщи сине-зеленой воды, задерживая дыхание и цепляясь за свою, теперь уже — никчемную — жизнь.
А потом — вдохнул!
* * *
Странный город, странные правила, странное течение времени, словно некто не только отключил в городе электричество, но и выпил все силы из его обитателей.
Аркан, в свои, теперь уже шестьдесят с хвостиком, казался бодрее многих встреченных мужчин, юношей, подростков и даже детей, лишь вяло споривших о том, где лучше спрятаться.
Вывернувшись из объятий спящей красавицы, сложившей на него руки, ноги и голову, словно жадная собака, он вновь принялся отсчитывать варианты.
За два дня, Джулия успела в откровенную, по-собственнически, выгулять мужчину по улицам города, демонстрируя свое приобретение и предупреждая взглядом каждую встречную самку: "Не подходи — горло вырву!"
Самки отводили глаза и переходили на противоположную сторону улицы, давая дорогу. Аркан сравнивал их с Джулией и сравнение получалось явно не в пользу горожанок! Забитые, дерганные движения и затравленные взгляды никак не вязались со свободным городом, вольготно раскинувшимся по берегу немаленького такого, озера.
На рынках мало рыбы, мало мяса и вдосталь зелени, от которой лишь стоят воротнички.
Легко подправляя повороты, небрежно гуляя, пара прошлась под окнами дома, чей адрес значился в записке Иветт.
Богатый дом, с ярко отмытыми окнами, пятком собак самого затрапезного вида, старательно делающих вид, что к забору никто не подходит и весь мир лежит лишь в рамках длинной цепи.
И, как очередная странность — это были единственные собаки, исключая охотничьих сук Джулии.
А еще, Джулия оказалась страшная любительница поспать. Желательно привалившись к кому-нибудь горячему и не выпуская из своих цепких лапок до тех пор, пока сама не повернется задом.
Симпатичным, задом, не мог не признаться самому себе, Аркан.
Ну, и из очень плохих новостей — женщина болтала во сне.
Морпех подумывал, за завтраком, обедом и ужином, а не прихватить ли с собой в спальню, полотенце? Но мамочка зорким глазом наблюдала за "свалившимся с неба" подарком, неодобрительно выгибая бровь в ответ на все шалости и вольности дочки, за семейным столом, накрытым двумя скатертями.
Под шумок, Аркан даже устроил спящей красавице малый ночной допрос, твердо взяв ее за мизинец и задавая простейшие вопросы.
Полученные ответы, хоть и льстили его самолюбию, но оставляли дело не сделанным.
