Книга 4. Оборотни Его Величества. Полнокружье

— Хочешь послушать?

— Очень, — Триш переплела пальцы в замок и положила на них подбородок. Правильно Лис поступил. Ну её, эту выдуманную Марисуэлу... в топку!

...История эта случилась не просто давно, а в глубокой древности до сошествия Иллиатара. Его будущие ученики ведать не ведали друг о друге, ведьмари ещё не надели либры, чтобы объединиться в Ковен, вместо огромной Империи карту лоскутным одеялом покрывали десятки удельных княжеств, гномы, орки и эльфы враждовали между собой и с людьми. Называлось всё это Нэа Веррэа — Свободные земли.

Л"лэрда Шантэля знали как наёмника по прозвищу Кровавый Шип, охотившегося за головами в компании молодого ратника Лаптя, которого после назовут в святых книгах Бахмутом Твареборцем, одним из девяти учеников Иллиатара. Бродяга Морокун чаровал за деньги или просто ужин и кров, а берёзовой дриаде Линдрэ вдруг захотелось посмотреть мир, так что она обратила своё дерево в посох и пошла, куда глаза глядят.

Путешественники встретились в Арнаве, столице сильного богатого княжества. Князь Славолюб собирал отряд, способный извести нежить, лютующую в берберианских курганах. Туда отправилась команда числом в тринадцать наёмников, среди которых был пятнадцатилетний княжич Елизар, тишком сбежавший из терема.

Им пришлось миновать лес тёмной феи Наринэ, переночевать в деревне призраков и отбиваться от полчищ крысолюдов. Но главная опасность затаилась в самом отряде: маг — один из первых ведьмарей, надевший либр, убивающий созданных Альтеей духов, чтобы забрать их силу. Он и Линдрэ хотел выпить, однако дриада предпочла сама уничтожить свой посох и слиться с Душой мира, чем наделять природной мощью "недоброго боярина". Сломался посох любимой женщины, сломался и Морокун. Перед отрядом маг выставил его подонком и духоубийцей, и только Шип не поверил. Ведьмарю пришлось уйти. Но он не повернул обратно, а продолжал идти в курганы свой дорогой. Потому что поклялся княжичу в верности. Чтобы гибель Линдрэ не стала напрасной.

Шип и Морокун одновременно вычислили мага. Эльф разделался с ним, а ведьмарь справился с личем, предводителем нежити. И умер на руках друга.

Бахмут получил от Иллиатара благословлённый доспех и в одиночку расчистил курганы. Но никто не ликовал, особенно, княжич Елизар, поверивший в измену Морокуна. Теперь мальчик чувствовал предателем себя. Жестокий урок он усвоил: если окружил себя соратниками, их и придерживайся, а наушников и кляузников сразу в расход, иначе останешься без сторонников, а потом и без головы.

На душе у Шипа тоже кошки скребли. Перед глазами всплывала то безымянная могилка в Сумеречном лесу, то саркофаг в кургане, куда Наринэ велела положить ведьмаря. Однако у своенравной феи имелись на покойников планы...

— Глянулись мы ей! — дриада взмахнула метлой, как победным знаменем. — А, может быть, хотела Шипа порадовать, она ведь когда-то его нянюшкой была...

— С-северный песец...

— В том кургане, где мой боярин лежал, сила огромная скапливалась, она его душу, личем покалеченную, исцелила и обратно в тело вдохнула, а уж раны я потом сама подлечила. Меня поймала, прежде чем я с Матушкой-Природой слилась. В другое дерево пересадила, и мне в новом теле ни топор, ни огонь не страшен. Ни мышиные зубы.

— В моей родной губернии орцойю называют булатным ясенем.

— Долго я просыпалась, а вспоминала ещё дольше. Когда вспомнила всё, пошла искать своего боярина, да только его время ещё не пришло. Фея Наринэ велела мне пустить корни возле кургана, где он спал, и я стала ждать. Раз за разом курган окутывал снег, затем таял, распускались цветы и высыхали, но я дождалась своего боярина. Однажды утром проснулась и увидела, что привратного камня нет на месте.

— Как романтично... Ты вошла и разбудила своего боярина поцелуем? — Триш растрогано шмыгнула носом.

— Вошла и сказала... — дриада выдержала эффектную паузу и вдруг рявкнула, грохнув об пол черенком метлы:

— "Вставай, лежебока разэдакий! Я уже все корни оттоптала, вокруг гроба твоего бродимши аки псица привязанная!" И поцеловала!

Триш с хохотом сползла под стол. После такой побудки ведьмарю пришлось ещё и икоту лечить вкупе с нервным тиком. Чудаковатая семейка л"лэрда нравилась всё больше.

Дриада, как ни в чём ни бывало, снова взялась за уборку. Шшшух... шшшух...

— Избу сладили, скотинку завели, стали жить как муж да жена. Потом Шип к нам пожаловал, сказал, что с того похода минуло три сотни лет, и мы последние остались из отряда. Арнава захирела, а крепостицу Равенну князь Елизар сделал стольным градом, и его славные потомки удельные княжества в единую державу собирают. Были крошки мучные, да испёкся хлебушек. Шип княжичу сказал: "Эска"бэа нэй тебе. Высокого полёта." Он и полетел высоко и далеко, а его птенцы — ещё дальше.

— Так вот кто дал правящей династии такую странную фамилию — Эскабиан, — история совершенно потрясла и очаровала сударыню Крутоярскую. Конечно, она знала, что учитель воочию наблюдал то, что позже назовут легендами и сказками, но и сам он живая легенда. "Когда-то в Нэа Веррэа знали охотника за головами по прозвищу Кровавый Шип, боялись его и восхищались одновременно. А потом забыли. Вы ведь не хотите, чтобы та же участь постигла л"лэрда Шантэля Тирриашаль"д"ривена?"

Будьте покойны, сударь, будущий архимаг Трисса Крутоярская сделает так, что имя её замечательного наставника будет греметь по всей Нэа Веррэа!

Кстати, греметь... В гости пришли не с пустыми руками. Эльф оставил тяжёлый мешок на лавке, и Триш не стала самовольничать без л"лэрда, хотя дриада посматривала с явным любопытством, кажется, даже принюхивалась. Мотки шелковых нитей, окрашенные во все цвета радуги, душистое мыло, всякие женские штучки и кружевное бельё для Линдрэ. ("Пригодится", — смущённо буркнула магичка в ответ на "Это ей зачем?!".) Ведьмарю л"лэрд купил переносной ящик с инструментами и какие-то камни в лавке артефактора. Прехорошенький фарфоровый чайный сервиз "Кикимора и охотник" — обоим.

Но главный сюрприз преподнёс алхимик с заверениями, дескать, состав порошка новый, и громыхать будет особенно долго и ярко, главное, поджигать ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО на улице. В подробности Триш не вдавалась, сказала, будто познакомилась с симпатичными отшельниками и хочет их удивить. Ещё бы Лис отказался!

Девушка рассеянно охлопала карманы шубейки.

— Ой, а где мой салют? Наверное, выпал, когда я споткнулась...

* * *

Из-под топчана выкатилась непонятная штуковина, больше всего смахивающая на дохлую мышь, только без лап и лысую, зато остромордую, пронзительно-сивую. Благодаря мужу и новому крепкому телу дриада сумела отчасти побороть страх перед грызунами, чем невероятно гордилась. С брезгливым торжеством подняв дрянь за верёвочный хвост, Линдрэ зашвырнула её в печь к саламандрам. Вот так-то!

* * *

Лёгкие пути так же отличаются от порталов, как лесные тропы от загаженных нечистотами равеннских трущоб. Под ногами скрипит кристально чистый северный снег, а если вглядеться в "стены" облачного коридора, можно различить реальную местность: чёрную дубраву, застывшее искрящееся озеро, морены и сопки. Белый медведь шёл мимо, но остановился и повёл носом, по-звериному учуяв путешественников, не зависимых от пространства и времени. Путь, который по земле занял бы пару недель, здесь уложился в несколько минут.

Шантэль полной грудью вдохнул просоленный воздух побережья, но сразу раскашлялся и поднял воротник. Холод стоял такой, что выступившие слёзы мгновенно замёрзли. На обледенелом валуне сидела сумеречная белка и расчёсывала хвост, быстро перебирая лапками.

— Морокун!

— Мне так теплее, — зверёк что-то выкусил из шерсти, — а у них свои привычки.

— Не увлекайся, а то ещё под хвост себе полезешь.

Судя по морде, ничего нового белка там уже не откроет...

Из схематичных рисунков Володи эльф знал, как примерно должны выглядеть буровые вышки. Сейчас они впрямь походили на скатанные из стали мячи, побитые, поржавевшие и абсолютно безвредные. Шантэль обошёл один из них кругом, удовлетворённо хмыкнул и легонько пнул носком труп с перерезанной глоткой. Мертвец не шелохнулся. За короткие летние оттепели он истлел и высох до черноты, но с приходом осени каменел и вмерзал в снег намертво. Л"лэрд снова ухмыльнулся, на сей раз каламбуру. Скадарец лежал здесь не первый год, но дармовое мясо не тронули ни птицы, ни звери, даже всеядные чайки побрезговали выклевать глаза.

Соседний труп разительно отличался. Во-первых, он был берберианцем, во-вторых, ему вскрыли грудину и вывернули рёбра, чтобы достать печень у ещё живого человека.

— Кровь и органы зачем понадобились? Не припоминаю, чтобы ты увлекался чёрной волшбой.

— Это не я, а Наринэ, — ведьмарь отмахнулся так беспечно, словно речь шла о блинчиках в кленовом сиропе. — Её какие-то маги на восточных болотах заперли. Убить не смогли, но силу выпили, к топи привязали и оставили, мол, сама от голода развоплотится. Кругом обережным замкнули, так что ни она освободиться не могла, ни я её найти. Полторы сотни лет там просидела или больше — я время не считаю. Совсем недавно выбралась, оголодавшая и на людей злая пуще обычного.

— Как сумела выбраться?

— Да парнишечка из местного городка вызволил. Наринэ клянётся, — белка усмехнулась, — будто теперь перед ним должница.

— Удивительно что она этого "парнишечку" не убила, — igrassa любила людей, очень. Особенно, под соусом из колдовских поганок. — Он был из моего народа?

Хотя молодых эльфов шельма тоже не жаловала. Тёмные феи давно уступили чащобы лешим, не выдержав конкуренции с более почитаемой и сговорчивой нечистью, и все предпочли о них забыть. Даже те, кто просил благословения перед Дикой Охотой. Наринэ была единственной igrassa, которую Шантэль видел за последние несколько веков.

— Она не сказала, а я не спрашивал. Перекусила, сил набралась и сюда пришла. Увидела, что вместо аватарьих поселений какие-то башни непонятные, южные маги вокруг снуют, и вконец осерчала. Позвала меня, мы с ней вдвоём и... — Морокун обвёл лапой жутковатый, но впечатляющий пейзаж.

Почему именно сюда поспешила, к аватарам, о гибели которых ещё не знала? Наринэ очень не любила быть кому-то обязанной, предпочитая коллекционировать должников и являться за расплатой в самый неподходящий момент.

И очень жаль, что фея попала в плен так не вовремя. Крылатые оборотни остались бы живы и, возможно, когда-нибудь вернулись в Силль-Миеллон.

— Ах, да, его имя она называла. Вилль, кажется.

— О-о... — коротко и многозначительно подытожил эльф, уже полностью уверенный, что открылся тому сородичу. Прежде, имея в арсенале одну только тёмную фею, можно было штурмовать крепость, только никому в голову не приходило просить igrassa о чём-то подобном. Гвардейцу Винтерфеллу придёт.

— Эти южане настырные, как осы, — белка проворно взобралась на останки башни, облюбовав выступающую металлическую полосу, некогда крашеную красным. — Их штуки мы сразу уничтожили, но они ещё дважды сюда возвращались, ровно им мёдом намазано. В последний раз приплыли на десяти стальных китах.

— И где эти "киты" теперь?

— Там, — ведьмарь указал лапой на безмятежно-спокойный тёмный Океан.

— Вытащить сможешь?

— Тебе зачем?

— Пригодятся, — десятка кораблей недостаточно для сражения в заливе Трёх Ветров, но они могут патрулировать Алидару и Силль-Тьерру. И, может быть, Король примет этот скромный дар от опального первого советника. — Вытащишь?

— Хоть сейчас. Только они выглядят ещё краше, — белка похлопала по искорёженному металлу.

— Морокун... — эльф сморщился как от зубной боли. — Вы небось и ритуальный танец исполнили на месте упокоения стальных чудо-юдищ, героически вами побитых.

Зверёк оскорблено зашипел:

— Что мы, по-твоему, совсем дремучие?! Я понимаю, что это — новая модель, — с гордостью выделил ведьмарь, — корабля, а не морское чудище. Они называли его "па-ро-ход".

Внезапно белка вытянулась столбиком, тревожно внюхиваясь:

— Надо нам домой возвращаться. Неладно там.

— Что случилось? — в голову прокралась чернота: маги выследили портал, окружили дом, ворвались внутрь. В угоду хозяевам сударыня сняла либр, без него чаровать пока не может, драться не умеет... — Чего ты ждёшь, болван?!

— Сам такой, — уже человек выщерил укорачивающиеся клыки.

Обратный путь вышел короче и суматошнее, некогда было даже мельком любоваться красотами севера. Как мужчины ни торопились, всё же им хватило благоразумия выйти не к самой избе, а неподалёку в лесу, чтобы со стороны разведать и оценить обстановку. Ведьмарь шёл первым, как заправская белка пробираясь через кустарник, эльф так же ловко петлял следом, пока не врезался в спину замершего друга. Морокун удивлённо уставился на рассыпанный под ногами хворост и поднял лицо кверху:

— Хм, а почему крыша на дубу?

— Я бы спросил, почему дуб под крышей? — рядом оглушительно громыхнуло, расцвечивая небо золотыми огнями, и мужчины рванули к избушке.

...Девушки, прокопчённые насквозь, но с виду невредимые, в обнимку сидели на завалинке и вдохновенно любовались салютом. В разгромленной избе шёл разноцветный снег, а высоко над ней распускались диковинные цветы; они вращались, как в калейдоскопе, из лепестков складывались фигуры зверей. Огни померкли и с грохотом вспыхнули вновь: под облаками величаво поплыли шестикрылые фрегаты.

Безумный алхимик сумел удивить отшельников.

— Вы, бояре, на нас не шумите, — громко предупредила Линдрэ. — Всё равно мы ничего не услышим.

— Сударь, вы хорошо бегали, — глуповато и невпопад заулыбалась чумазая ученица. — Даже ничуть не хромали.

Шантэль скептически поджал губы:

— Ну совсем не дремучие. Обе.

* * *

Чудом уцелевшие подарки, ох, как пригодились. Пока дриада разбирала нитки и за холщовой занавеской примеряла бельё, её муж раскрыл ящик. Инструменты вылетели сами собой, напомнив пресловутую сказку о близнецах из волшебного ларца; ведьмарь лишь руководил ими как опытный дирижёр оркестра "Соловушка", хотя конечно не подозревал о роли этого человека в просвещённом Большом мире. Правда, в данном случае чудо-братьев звали Недодел и Передел: если восьминогая лавка, заново покрытая гвоздевым орнаментом, ещё годилась, то ставни пришлось отнимать у долота с топориком и навешивать самостоятельно. Среди прочих талантов эльфа обнаружился плотницкий, Морокун тем временем сложил печь легко, как мальчишки катают снежную крепость, и вернул резвящихся в салюте саламандр. Последней медленно, с осознанием собственной значимости, вернулась улетевшая крыша.

Хозяева попросили ещё салют привезти. Сударь Шантэль первым с ученицей не заговаривал, в ответ на вопросы отвечал односложно "да, нет, хм", даже горячий чай из "Кикиморы и охотника" не растопил ледяной тон.

Триш же чувствовала себя беспечной идиоткой, подсунувшей ребёнку яркого жука, забыв предупредить, что он ядовитый. Если бы саламандры не сдержали взрывную волну, дав время выскочить на улицу...

От этих мыслей и молчаливого осуждения наставника стало так тоскливо, что девушка почти не слушала ведьмаря, пригласившего её на ознакомительную прогулку с лесом. Морокун терпеливо окликал её и повторял уже сказанное, затем напрямик спросил: в чём дело? Триш с облегчением выговорилась.