— Спасибо за заботу, Домейд, — покосился на него Астанен. — Теперь — иди.
"Изумрудник" хотел ещё что-то сказать — но смолчал и вышел из залы. Кесса облегчённо вздохнула и улыбнулась.
— Король Астанен, ты звал меня?
— Да, Кесса, — правитель повернулся к ней, и следом повернулся Речник, разглядывая Кессу с дружелюбным любопытством. — Ты в полном снаряжении? Это хорошо. До вечера Гервульф соберётся, на рассвете вы отправитесь. Что ты скажешь, Яцек?
— Ничего плохого, — кивнул Речник. — Прямо как в старых книгах. А что это за зверёк?
— Пустынная кошка — сегон, — ответил правитель. — Надеюсь, Альвиг тоже читал эти книги. Что же, Чёрная Речница... Не по своей воле я вынужден посылать тебя по делам, когда твоё обучение не то что не закончено, но даже толком не начато. Но боги решили так... На рассвете ты отправишься в Кривь. Яцек Сульга летит на переговоры с магами-Ящерниками, и ты будешь сопровождать его, как защитник и как воплощение силы Реки. Кривь — наш давний союзник, у Яцека с собой Верительная Грамота... не думаю, что вы столкнётесь с чем-нибудь опасным. Если ты, Кесса, будешь выглядеть и вести себя как Чёрная Речница, этого хватит. О награде не беспокойся — сорок кун получишь, как только вернёшься.
— Ух ты... мы полетим на драконе? А далеко до Криви? — растерянно спросила Кесса. Яцек усмехнулся.
— За день долетите, — ответил Астанен. — Я пойду. Яцек расскажет тебе всё. Ничего не бойся.
В голосе правителя слышалась многолетняя усталость. Он накинул на плечи меховой плащ и, тяжело ступая, вышел из залы. У крыльца взревел Белый Дракон — Кесса слышала шум его крыльев, пока правитель говорил, и вот теперь он дождался Астанена. Зашумели крылья, и всё стихло. Кесса с любопытством посмотрела на Старшего Речника, он — на неё.
— Речник Яцек! — Кессе пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза — он был заметно выше. — Ты был раньше в Криви?
— Да, доводилось, — кивнул Речник и протянул руку к носу Койи, чтобы зверёк обнюхал пальцы. — Но под защитой Чёрной Речницы — ни разу. Ещё Астанен выделит нам служителя. Вместе получается целый отряд. Кривийцы, того гляди, решат, что мы на них напали...
Он усмехнулся, но взгляд синевато-серых глаз был невесёлым. Койя потёрлась щекой о ладонь Речника и подняла уши, прислушиваясь к его словам. Речница мигнула.
— Я мало знаю о Криви, — вздохнула она. — Речник Фрисс упоминал магов-Ящерников... Они всегда первыми прилетали, если Река просила о помощи. Я их даже видела — в том году, когда воевали с Нэйном... Их правитель — друг Астанена. Если мы к ним летим, значит... они не прилетели к нам?
— Правильно, — кивнул Речник. — Нехорошо, но случается. Знаешь Хальна Микоа?
— Ещё бы! — усмехнулась Кесса. — Он — их предводитель, небесный воин, которого уважают драконы!
— Весной в Криви горели леса. Там много лесов, много болот, но нет больших рек, — размеренно проговорил Яцек, не дожидаясь, пока Речница закончит. — Хальн попал в огонь. К осени он поправится, но сейчас главный над Ящерниками — Альвиг Хелойса. Он собрал отряд в помощь нам и ждёт нас в Ледне. Мы летим за ним. Ничего и никого не бойся, там странный народ, но причин для вражды у нас нет. Идём, посмотришь на нашего дракона...
Драконий двор почти опустел — существа кружили над Рекой, высматривая демонов и лазутчиков Джаскара, кто-то сопровождал посланников... Посреди загона, опустив длинный язык в бочонок с цакунвой, откуда торчали хвосты Листовиков, сидел большой Белый Дракон и с подозрением косился на служителей. Они крепили к его спине длинное тройное седло. Чешуя дракона и вся его сбруя были отдраены до блеска, кое-где служители даже перестарались — из-под расцарапанных чешуек выступила кровь.
— Аррх! — дракон наконец исхитрился, сцепил зубы вокруг бочонка и одним махом опрокинул всю цакунву к себе в глотку. Выплюнув бочонок, он сердито хлопнул крыльями и повернулся к воротцам загона. Служители бросились врассыпную. Кое-как закреплённое седло мотнулось на драконьей спине и сползло на пол-локтя вниз.
— Собираешься? — хмыкнул Яцек, остановившись недалеко от загона и оттеснив Речницу так, чтобы она не встала между драконом и им. Существо выдохнуло два облачка сажи.
— Они содрали с меня чешую! — возмущённо взревел дракон. — Поглоти меня лёд, теперь вся спина зудит! Яцек, куда из этого Замка пропали все с прямыми руками?!
— Ты оплевал их, и они разбежались, — хмуро отозвался Речник. — Сиди смирно, я закреплю седло. Сам же взвоешь, когда оно натрёт спину.
— Аррх, аррх, что за сборы... — дракон послушно выпрямился на четырёх лапах и растопырил крылья. — Я не плевался. Я поперхнулся.
— Хагван думает иначе, — буркнул Яцек, пропуская ремни под драконьими лапами и затягивая на брюхе. — Где он?
— Я его не ел, — фыркнул, выдохнув облачко пара, Белый Дракон.
— Речник Яцек! — из сарая, пригнув голову, выглянул молодой служитель. Видно, когти дракона пугали его — поверх рубахи он надел длиннополую олданскую стёганку из толстого войлока. За плечами служителя болталась открытая сума, из которой высовывался свиток, у пояса висела раковина-рог.
— Речник Яцек, вся еда собрана, — сообщил он, кивнув на сарай. — На целых два дня, на троих и одного дракона, как ты и сказал. А кто будет тре... Ох ты! Кесса, Чёрная Речница! И пустынный кот, истребитель Фоулов! А я Хагван Инчи, герольд Речника Яцека. Я сложил небольшую песню о тебе и...
— Ой, — только и сказала Кесса.
— Повремени, Хагван, лететь нам долго — спеть успеешь, — прервал его Старший Речник. — Кислухи в поклаже нет?
— Я взял один мех, — потупился олданец. — Он небольшой, только на дорогу.
— Отнеси обратно, — сдвинул брови Яцек. — Заходи, Кесса, и знакомься. Хагван — наш герольд...
Кесса пожала робко протянутую руку, и олданец недоверчиво усмехнулся.
— Гервульф — дракон-воин, — Речник потрепал дракона по чешуйчатой шее. — Будет не только драконом-посланником, но и драконом, возившим на себе Чёрную Речницу. Гервульф, это тебе понадобилась кислуха?
Дракон выдохнул дым, но промолчал.
— В Криви растёт Хума, — прошептала Кесса, прикоснувшись к его боку. — И там живут скайоты. Значит, там много хумики и берки.
— Хумика? — дракон повернул голову к Речнице. — Правда... Хальн Микоа точно угостил бы нас. Он щедрый. А Альвига я не знаю.
— Надеешься на пир, Чёрная Речница? — невесело хмыкнул Яцек. — Да услышат тебя боги. Хагван, добавь ещё бочонок цакунвы — этого мы точно до возвращения не увидим...
...Ветер метался над верхушками Высоких Сосен, вихрем кружа жёлтые чешуйки коры и осыпая дракона и его седоков мелким древесным сором, трепал волосы, бил в глаза, мешал дышать. Даже Гервульф еле-еле противостоял ему — и наконец, утомившись, юркнул под сосновые ветки, туда, где вихрь дробился на слабые ветерки и постепенно стихал. Кесса смахнула с лица путаницу волос и размяла окоченевшие пальцы. Койя с жалобным писком высунула голову из-под куртки Речницы. Её уши прижались к голове, шерсть взъерошилась.
— Кесса! А правда, что твои родичи — простые рыбаки? — Хагван зашевелился в седле, подышал на замёрзшие ладони и вспомнил, что у него осталось ещё много незаданных вопросов.
— Мой дедушка — жрец, а отец с дядьями держат кузницу, — отозвалась Речница. — Некогда нам рыбачить. Хагван, ты не боишься летать так высоко?
— Нас несёт Гервульф, чего с ним бояться?! — пожал плечами служитель. — А, вот о чём я забыл...
Он сорвал с пояса раковину-рог и протяжно затрубил. Эхо заметалось по лесу, и откуда-то снизу, из-под поблескивающих листьев гигантского кустарника, в ответ сердито заревели раулии. Один лесной бык даже высунул голову, увенчанную тяжёлыми рогами, и огляделся в поисках соперника. Бурая шерсть раулий мелькала в просветах ветвей — стада, выгнанные на лесные пастбища, искали свежую листву в залежах сухих сосновых игл и пустых шишек. Изредка из-под кустарника доносился рёв и костяной треск — самцы мерялись силой. Кесса тихо хихикнула, прикрыв лицо рукавом куртки.
Гигантский ягодник не сбрасывал листья на зиму, за год они потемнели, и молодая поросль на кончиках ветвей была хорошо заметна по ярко-травянистому цвету. То, что поднималось выше — чахлые деревца, с трудом выживающие под пологом сосновых ветвей — тоже развернуло листья, широкие и пушистые. От Сосен и Фаманов тянуло смолой, белесые потёки выступали на коре, и огромные золотистые белки возились в ветвях. Вдалеке чернели пятна недавних гарей — огонь прошёл понизу, опалив кору у подножия Сосен, превратил кустарники в кучу обугленного хвороста, но деревья устояли. Вдоль берегов узкой и стремительной Реки Льдянки отцветала Хума, последние лепестки сыпались с раскидистых ветвей и уплывали на восток. Гервульф летел вдоль Льдянки, не отступая от её русла и ловко облетая Хуму и чересчур ветвистые Сосны. Кесса, приложив ладонь козырьком к глазам, оглядывалась по сторонам — в западных лесах она была впервые.
Ягодники — нижний ярус огромного леса — смыкались над землёй и скрывали всё под своими ветвями, расступаясь лишь на берегу Льдянки, и что под ними — Речница могла только угадывать. Иногда что-то показывалось на свет — мохнатый бок раулии, золотисто-бурый навес над повозкой, колея широкой дороги — отсюда она казалась ниткой, хвост золотистой белки, зачем-то спустившейся на землю, хлопья белой пены — соцветия Вялки... Цветущая Вялка пахла сладко и пряно, и побеги, высунувшиеся из-под кустов, уже дёргались и раскачивались — кто-то резал листья. Над ягодниками и Вялкой возносились к белому небу гигантские стволы, почти лишённые ветвей — только наверху, где-то рядом с солнцем, кроны разворачивались и смыкались. Кесса вертела головой, выглядывая дупла в Соснах — жилища древесных сиригнов. Сиригны, как видно, ещё не проснулись — все отверстия были закрыты корой. На ветвях кто-то возился, вниз сыпалась хвоя, и Гервульф выгибал крылья, чтобы не оцарапаться о пролетающие иглы длиной с его хвост.
— Ветрено сегодня, — Кесса с трудом перекричала вихри, свистящие над ветвями. — Не хотела бы я жить на верхушке Сосны...
— Напрасно, — откликнулся Яцек, не оборачиваясь — он высматривал дорогу. — В домах скайотов не холодно — они вовремя конопатят щели. Я зимовал с ними. Не хуже, чем в пещере, если забыть, как далеко земля...
— Яцек! — Гервульф выгнул шею назад и с трудом увернулся от очередной ветки. — Крылья отмёрзли! Пора сделать привал!
— Ладно, садись на берегу, — Речник отпустил поводья и набросил их на луку седла. — Вон там, на прогалине.
Сквозь дебри кустарников к реке тянулись широкие тропы, протоптанные сотнями копыт, — здесь спускались к водопою кривийские стада. Сейчас никого не было у воды — на пологом берегу, укреплённом большими серыми валунами, остались только следы ног и лап. Дракон нырнул под полог жёстких блестящих листьев и замер, вцепившись когтями в выступающий из земли корень Хумы. Несколько раз взмахнув крыльями, он неторопливо спустился на берег и лёг на ковёр слежавшейся хвои, коры и высохших листьев. Слой всего, что сотни лет сыпалось с деревьев, мягко пружинил под ногами. Кесса, пошатываясь, спустилась со спины дракона и села на кусок коры.
— Бездна! Гервульф, ты слишком быстро снижаешься, — охнул Хагван, сползая с седла и поднося к губам раковину-рог. Трубный звук пронёсся по лесу, затихая в переплетениях ветвей.
— В Льдянке вода чистая, — сказал Яцек, разделив между спутниками большой кусок ирхека. — Но слишком холодная. Отдыхайте, я напою Гервульфа.
Он снял с драконьего седла бурдюки с водой и пошёл к голове дракона. Кесса отломила кусочек ирхека и протянула сегону. Пустынная кошка с примятой шерстью выбралась из-под её куртки, держа ирхек в зубах, и с любопытством воззрилась на реку.
Льдянка по меркам Великой Реки была скорее широким ручьём — шагов пятнадцать от берега до берега, неглубокая, с ровным, лишённым порогов, руслом и стремительной ледяной водой, золотисто-бурой от хвои, устилающей её дно. Валуны и куски коры едва виднелись из воды у самого берега — кривийцы когда-то укрепляли русло. Койя взлетела на камень и принюхалась к воде, жадно догрызая сухой пирог.
— Лесная река... — Речница подошла и встала рядом, отряхивая руки и одежду от крошек. — Да не иссякнут чистые воды!
От Льдянки тянуло холодом — ледяные ключи питали её, и даже в этом году, на исходе второго засушливого месяца, она не обмелела и не сузила русло. Кесса склонила голову в почтении и опустилась на камень, чтобы коснуться воды. Она не заметила, в какой момент валун под ней шевельнулся.
Койя с пронзительным воплем шарахнулась в сторону, и Кесса, получив крылом в грудь, упала с камня и уселась на слежавшуюся хвою. То, что казалось камнем, развернулось, как разбуженная ящерица, неуловимо и стремительно, и вцепилось в ногу Речницы костяными клешнями. Они вырастали прямо из щелей меж камнями, которыми, как чешуёй, было покрыто тело странной твари. Пара "челюстей" с костяными зубцами пропорола штанину и голенище сапога и впилась в тело. Что-то гибкое, тонкое промчалось мимо Речницы, хлестнув её по плечу — на куртке остался тонкий рубец — и метнулось к кошке. Койя, развернув крылья, бросилась на врага и полоснула светящейся лапой по каменной чешуе. Тварь дёрнулась всем телом, волоча за собой Кессу. Речница сорвала с пояса нож.
— Ни-шэу!!!
Стальное лезвие впилось в серое брюхо твари, куда-то под челюсти. Запахло горелым деревом и тлеющей тиной. Чудище не шелохнулось и не проронило ни звука, зубчатые клешни не дрогнули. Враг медленно отползал к воде и тянул за собой добычу. Койя, жалобно вскрикнув, отлетела в сторону, жёлтая шерсть потемнела от крови.
— Ни-куэйя!!! — Кесса ударила кулаком по челюстям. Зеленоватый луч сорвался с её руки и вонзился в камень. Чудище задымилось.
— Фшшшух! — струя огня ударила в ложный валун. Хвоя вдоль берега вспыхнула, Кесса прикрыла лицо от нестерпимого жара и откатилась в сторону. Челюсти, выдранные из тела чудовища, волоклись за ней, раздирая ногу. Тварь вспыхнула, но так и не издала ни звука, булыжники посыпались с её тела в воду, а потом и само оно, дёргаясь, распалось на обломки обожжённой глины и хлопья пепла. Койя, прижав уши, бросилась к Речнице. За кошкой тащился по берегу тонкий, едва заметный хлыст.
— Кесса, не двигайся, — Речник Яцек опустился рядом, быстро разрезал штанину вдоль рваной раны, прижал края и дёрнул отломанную челюсть — от себя и резко вверх. Кесса закусила губу. Костяные крючья вышли из тела. Яцек посмотрел на них и положил обломок рядом с собой.
— Хагван, воды принеси, — приказал он, вынимая из сумки чистую тряпицу и склянку с воинским бальзамом. Речница зажмурилась.
— Что это? Каменный мертвяк? — любопытство оказалось сильнее боли и страха. — Оно лучей не боится...
— Немудрено, — Речник закрыл склянку и обмахнул рану, залитую бальзамом, пучком хвои. — Это не мертвяк. Тут их называют "вирка" — псевдожизнь, творение сайтонов. Живой капкан на крупную дичь, судя по этим зубцам. Зачем бы ставить такую ловушку там, куда лесной народ гоняет раулий...
