Драконоборец

"...Или нет" — подумал он.

Тропинка, по которой они ехали, была глухой и узкой. Достаточно сдвинуться немного влево — и Эдвард не сумеет его обойти, ему придется ехать вслед за Ричардом, если он не хочет врезаться в дерево.

Эдвард, по-видимому, разгадал маневр Ричарда и попытался обойти его с другого бока, но на этот раз Ричард сдвинулся вправо.

"Нет уж, — думал он. — Король ты или не король, но на охоте все равны..."

Между деревьями внезапно посветлело, и Ричард первым вылетел следом за оленем на пустынную песчаную косу. Она вдавалась в Ленс так глубоко, что олень не почувствовал ловушки и, не колеблясь, бросился вперед. Но Ленс — Великий Ленс, текущий от западных гор до моря на востоке — не был маленькой речушкой, которую можно перейти по отмели. Через него вообще не существовало бродов — только крепкие мосты, сваи которых забивали великаны, лодочные переправы и паромы. Добежав до конца вытянутой полумесяцем песчаной отмели, олень оказался прижат к воде.

— Попался! — радостно воскликнул Ричард.

— Да, действительно... Что ж, Эйсли, поздравляю вас, — холодно сказал Эдвард, осадив коня.

Если бы он сказал, что Ричард сжульничал, рыцарь нашел бы, что ему ответить, но от этого чуть-чуть презрительного поздравления ему внезапно сделалось неловко. Роберт Мердок, не задумавшись, оставил Белого оленя и вернулся в замок, чтобы сообщить о нем Его величеству, а он... да уж, хороший из него вассал! Не говоря уже о том, что желания Эдварда наверняка не сводятся к домашним мелочам вроде проблем с леди Эмилией. Чего может желать король? Решения каких-нибудь неведомых самому Ричарду дипломатических проблем, высоких урожаев, прекращения войны с неверными?..

— Идите, государь. Ваши желания важнее, чем мои, — сказал он Эдварду.

В холодном лице Эдварда что-то смягчилось. А потом он неожиданно для Эйсли усмехнулся.

— Я слышал, магия дает не то, о чем ее попросишь, а то, чего желает твое сердце. Вы, конечно, правы, Ричард. Как король, я мог бы попросить о многом... но увы, в своих самых глубоких, потайных желаниях я — такой же обычный человек, как и любой другой. И не способен изменять ничью судьбу, кроме своей...

Эдвард махнул рукой.

— Вы были первым, Эйсли. Олень ваш. Тем более, что вам благоволит сама судьба — эта коса как будто бы нарочно оказалась здесь, чтобы олень попал в ловушку.

Оставив короля стеречь песчаный перешеек за его спиной, чтобы олень не попытался вырваться, Ричард сошел с коня и медленно направился к нему.

Олень попятился к воде, но тут же отступил. Переплыть Ленс зимой не смог бы даже такой сильный зверь. Свинцово-серая вода неслась вперёд бурным потоком и недалеко от берега закручивалась в пенные буруны.

Ричард шагнул вперед, вытаскивая из-за голенища нож. Удобная, обмотанная кожей рукоять легла в ладонь, словно влитая — Ричард использовал этот охотничий нож с тех пор, как получил его в подарок на свое четырнадцатилетие. Убить подобное животное из лука было просто подлостью. Можно поймать с ловушку кролика или куропатку, можно подстрелить косулю, но настоящая охота — например, на кабана или на волка — это всегда поединок один на один. И обычно он опаснее, чем любой рыцарский турнир, поскольку в нем сражаются не за победу, а за собственную жизнь...

Ричард готовился к тому, что олень попытается встретить охотника ударом острых, как копья, рогов. Но олень не наклонил голову — он только отступил назад, так что его копыта проломили тонкий лед, сковавший отмель на краю воды. Он выглядел уставшим, но смотрел на Ричарда без страха — разве что с каким-то удивлением. На дне его огромных, темных глаз посверкивали золотые искры. Он и вправду был красив — так удивительно красив, что Ричарду хотелось протянуть ладонь и прикоснуться к его белой шкуре, по сравнению с которой даже чистый декабрьский снег казался серым и каким-то выцветшим. От Белого оленя словно исходило слабое сияние, сразу дававшее понять, что это необычный зверь. Но были в нем и совершенно заурядные черты — смешные уши или мокрый, коричнево-черный нос, который сейчас раздувался, жадно втягивая воздух и окутывая голову оленя облачками пара от дыхания.

Ричард еще пару секунд смотрел в глубокие, влажно блестящие глаза оленя — а потом, опустив руку с ножом, медленно отступил.

Пускай живёт в его лесу. Чудеса слишком хороши, чтобы принадлежать кому-то одному. Наверное, чудеса вообще не могут никому принадлежать. Чудо и тайна — как цветы. Они прекрасны, пока ты любуешься на них со стороны, но стоит их сорвать — и волшебство поблекнет и увянет. Пусть этот олень и дальше бродит в чаще леса. Наступит весна, и он отыщет себе олениху и выведет с ней оленят. И может быть, тогда появится ещё один чудесный зверь с прекрасной белой шестью.

— Иди, — негромко сказал Ричард оленю. — Не знаю, можешь ли ты исполнять желания, но я не стану это проверять.

— Так значит, Эйсли, у вас нет ни одного неисполнимого желания? — спросил Гильом, когда охотники уже ехали в замок. — Ничего, чего можно достичь только с помощью чуда?

Голос Гильома звучал покровительственно, как будто он считал, что наличие у него самого подобного желания — или желаний? — дает ему превосходство над собеседником.

— Когда мы собирались на охоту, я думал, что есть. Я представлял себе разные вещи, которые мне никогда не удастся получить другим путем. Но я просто не смог его убить. Он был такой красивый... — Ричард замолчал, не зная, как словами описать то ощущение, которое он испытал на берегу. — Мне кажется, иногда ценность волшебства — не в том, что оно может исполнять наши желания, а в том, что оно просто есть, — закончил он.

— Великодушие — истинно рыцарская добродетель... — пренебрежительно бросил Гильом.

— Вы бы, конечно, так не сделали? — не удержался Ричард.

Орси усмехнулся.

— Почём вам знать, что бы я сделал или нет. Обычно я сам этого не знаю.

— Тогда зачем вы без конца ко мне цепляетесь? — с досадой спросил Ричард.

— Может быть, я завидую? — лениво предположил Гильом. — Вы, Эйсли, в отличие от меня, так предсказуемы. И так очаровательно беспечны... Меня бы сейчас трясло от страха, а с вас все — как с гуся вода.

Ричард непонимающе уставился на собеседника.

— О чем вы говорите? — спросил он.

— О месте, где вы побывали. Если вы сейчас поедете назад и попытаетесь отыскать ту тропинку, на которую свернули вместе с королем, то вы, скорее всего, ее не найдёте. Вам когда-нибудь уже случалось, на охоте или на прогулке, видеть ту песчаную косу?

— Нет, — признал Ричард.

— Вам это не показалось странным? — спросил Гильом внезапно мягко. — Ведь вы же, как-никак, живёте здесь всю свою жизнь. Уверен, вы с друзьями ещё в детстве облазили в этом лесу каждую поляну... И навряд ли пропустили бы такое удобное место для купания. Кроме того, учтите, что мы битый час ездили взад-вперед по лесу, осматривали каждую травинку и кричали, но не нашли никаких следов — ни ваших, ни короля Эдварда. А вы наверняка не слышали ни наших голосов, ни звук охотничьего рога, верно?

— Нет, не слышал, — согласился Ричард, ощутив, что по спине ползет противный холодок.

— Ну разумеется... Так что, я полагаю, стоит радоваться, что на этот берег, где бы он ни находился, занесло именно вас и Эдварда — в жизни мне попадалось не так много людей, которые искренне стараются всегда поступать правильно. Представьте, что никто из вас не захотел бы уступить, и вы бы начали сражаться друг с другом за возможность выполнить свое желание...

— А если бы я все-таки решил убить оленя? — пересохшими губами спросил Ричард. Гильом выразительно пожал плечами.

— О таких вещах трудно судить наверняка. Но, думаю, он бы исчез... а вы навряд ли отыскали бы обратную дорогу в этот мир.

Когда охотники вернулись в замок, тетушка Эмилия сидела в кресле у камина в Большом зале, а ее нога с туго перебинтованной лодыжкой покоилась на низкой скамеечке, покрытой вышитой подушкой. Ричарду сделалось совестно. С тех пор, как он оставил тетю с сэром Роджером, он ни разу о ней не вспомнил и даже не подумал о том, не пострадала ли она из-за падения. Охваченный чувством вины — как будто бы леди Эмилия могла каким-то образом понять, как мало его волновало её состояние — он подошел к камину, чтобы справиться о её самочувствии. Леди Эмилия рассеянно ответила, что "нога уже почти не болит, спасибо", похвалила Ричарда за то, что он, как и положено гостеприимному хозяину, не стал бросать своих гостей из-за случившегося "недоразумения", а когда Ричард, вконец убитый таким толкованием своих мотивов, забормотал что-то бессвязное и жалкое насчет того, что он не должен был бросать ее одну, тетушка возразила, что, благодаря любезности сэра Роберта, она замечательно провела время.

В самом деле, рядом с камином стояло еще одно кресло, и граф Мердок встал с него только ради того, чтобы поприветствовать Их Величеств. Между креслами стоял низенький стол с печеньем, хлебом, сыром и вином. Похоже, что Роберт не только сопроводил леди Эмилию обратно в замок, но и оставался с ней до возвращения охотников. Трудно было представить, о чем королевский сенешаль мог разговаривать с леди Эмилией, однако, вспомнив первый опыт собственной "беседы" с сэром Робертом, Ричард решил, что для тети Эмилии человек вроде Роберта, действительно, был идеальным собеседником. Если сам Ричард в свое время взмок от напряжения, пытаясь поддержать беседу с сенешалем, который на все вопросы или замечания соседа по столу отвечал односложно или вообще молчал, то тетушка Эмилия, привыкшая не обращать на замешательство, досаду и усталость своих собеседников внимания, наверняка чувствовала себя просто превосходно, получив, наконец, полную возможность произносить свои монологи об упадке нравов перед тем, кто не пытался как-то возразить или оспорить сказанное. Выдержке и куртуазности сэра Роберта можно было только позавидовать — другой на его месте через пять минут такого разговора предпочел бы спрятаться в собственной спальне, сославшись на головную боль.

Ричард мысленно обещал себе, что постарается как-нибудь отблагодарить Роберта Мердока за все, что тот для него сделал.

Алисон, вынужденная принимать вернувшихся гостей вместо хозяйки замка, поначалу выглядела напряженной, но расслабилась и заметно повеселела, когда Невилл рассказал ей об их приключениях. Сказать по правде, в искусстве притворства Алисон никогда не была особенно сильна, однако, не желая обижать кузена, постаралась не слишком открыто демонстрировать свою радость.

— Так, значит, большую часть времени вы прошатались по лесу, пытаясь найти Ричарда и короля?.. — сочувственно спросила она Невилла. — Ты не очень расстроился, что пришлось пропустить самое интересное?

— Не особенно... Ты знаешь, я не самый страстный охотник в этом замке. Это вы с Ричардом всегда любили поохотиться. Я даже удивился, что ты не поехала. Ладно, пойду переоденусь... Увидимся за обедом. Все-таки эта охота пошла мне на пользу — вчера мне казалось, что я больше в жизни не смогу съесть ни крошки, а сейчас я голоден, как волк!

Оставшись с Ричардом вдвоем, Алисон заглянула жениху в глаза.

— Что, сложно было его отпустить?..

— Не очень. Хотя ещё неизвестно, кто кого в итоге отпустил... — ответил Ричард и пересказал Алисон рассуждения Гильома. — Странно, что Орси сразу сообразил, в чем дело, а я ничего не понял, хотя мог бы догадаться, как все это странно — наткнуться в двух милях от нашего замка на такое место, которое я впервые в жизни вижу. Наверное, я действительно дурак, — закончил он.

— Дурак ты или нет, но лично я очень рада тому, что ты такой, как есть, — серьезно возразила Алисон. — Когда ты собирался на эту охоту, у меня впервые в жизни было чувство, как будто бы я тебя совсем не знаю. Дело даже не в том, что ты был со мной не согласен. Такое уже бывало... Но на этот раз ты даже не хотел понять, о чем я говорю. У меня было чувство, что ты просто отмахнулся от меня и поспешил как можно быстрее выбросить наш разговор из головы — чтобы мои слова не помешали тебе делать то, чего тебе хотелось. И, по правде говоря, пока вас не было, я злилась на тебя и думала — "ну ладно, Ричард Эйсли! Хорошо, что я успела посмотреть на тебя с этой стороны прямо сейчас. Было бы куда хуже, если бы это внезапно выяснилось уже после свадьбы". И так далее, и все тому подобное. Но сейчас я думаю, что это было глупо. Никакой человек не может быть безупречным и всегда все делать правильно и хорошо. Вполне достаточно того, что у кого-то это получается почти всегда. И главное — что этот "кто-то" может быть неправ в какой-то мелочи, но обязательно поступит верно в действительно важном деле. И я всегда знала, что ты именно такой человек, Ричард. За это я тебя и люблю.

Ричард почувствовал, что краснеет — разом и от удовольствия, и от неловкости.

— Будь я таким, как ты воображаешь, я, наверное, не бросил бы Эмилию, — возразил он.

— Она без тебя не скучала, можешь мне поверить, — отмахнулась Алисон. — Знаешь, этот сэр Роджер так за ней ухаживал и так заботился о том, чтобы устроить ее со всеми возможными удобствами, что я даже подумала — уж не влюбился ли он в тетю Милли.

Ричард рассмеялся.

Уж скорее, можно было бы поверить в то, что сенешаль внезапно воспылает страстью к Ригелю...

Однако через пару дней Ричарду стало не до смеха. Сенешаль все откровеннее пренебрегал обществом остальных гостей ради того, чтобы проводить время в обществе леди Эмилии, да и в самой тетушке произошли заметные перемены. Нет, она не стала тщательнее одеваться и не перестала зачесывать волосы назад и заворачивать в унылый, заколотый шпильками пучок. И ее лоб по-прежнему казался бледным и высоким, как у дам прошлого века. Но лицо стало гораздо более живым, а на щеках теперь часто играл румянец, и от этого леди Эмилия стала казаться лет на десять младше, чем обычно. А сэр Роберт, к удивлению самого Ричарда, вовсе не слушал Эмилию молча, как когда-то его самого, а вел с ней долгие и оживленные беседы, и Ричард с трудом удерживался от соблазна подкрасться к гуляющей по саду или сидящей возле камина парочке, чтобы подслушать, о чем, черт возьми, могут беседовать такие разные и мало подходившие друг другу люди, как тетя Эмилия и королевский сенешаль. Что у них вообще могло быть общего? Один все время жил в столице, при дворе, другая уже много лет не покидала отдаленную провинцию. Один был безнадежно и непоправимо холост и бездетен, а другая половину жизни провела, воспитывая сына, а по сути — занимаясь воспитанием сразу троих детей, поскольку Алисон и Ричарду её внимания досталось уж никак не меньше, чем бедному Невиллу. Объединяло тетушку и графа Мердока разве что то, что оба были старше остальных собравшихся и помнили много событий и имен, которые для остальных присутствующих, даже Эдварда и Эйслин, уже были пустым звуком. Но не могли же они, в самом деле, столько времени обсуждать моду, песни и турниры своей юности?..

В общем, за следующие несколько дней Ричард прошел через все стадии непонимания и удивления и, кажется, попросту потерял способность удивляться — поэтому, когда на четвертый день после охоты на оленя граф отвел его в сторонку и со странным, непривычно воодушевленным выражением лица сообщил Ричарду, что он просил руки леди Эмилии, и что она сказала "да", Ричард даже не нашел в себе силы изумиться.