Пришлось бежать в магазин, разменивать старушкину сотню, — сдачи-то еще не было. Прихожу: оказывается, нетерпеливая бабка уже к Владлене Карповне юркнула, жаловаться, что сотрудники почты медлят её обслуживать, а ей нервничать нельзя, гипертония замучила, что же это "девочка такая медлительная и неотзывчивая попалась", десять минут "бедная бабушка" ждёт свою "кровную" сдачу. Владлена меня поначалу "пробрала", потом же, разобравшись, в чем дело, засмеялась над вредной "отправительницей".

Вот бывают же такие люди склочные: чуть что, сразу жаловаться! Тут бегаешь "как савраска", для неё же стараешься, никто деньги менять с утра не хотел, везде в кассах пусто еще, и ты же и виновата.

Выдали мы старушке её сдачу, она еще несколько минут повозмущалась для "форсу" и гордо удалилась, постукивая "княжеской" клюкой. Я даже заплакала от обиды: оказывается, она уже хотела в "книгу жалоб" писать на неуважительное отношение почтовых работников к заслуженной учительнице.

Вот у меня была первая учительница, — чудо: добрая, светлая, просто светящаяся изнутри любовью и теплом. Да только нет её уже в живых, слишком боль чужую к сердцу принимала, вот и не выдержало сердце раздольное.

А такая вот, как эта старушка, точно до ста лет доживёт, и столько народу до слёз доведёт склочным своим характером...Не всем школьникам везет с учителями, — вот у меня была "просто" учительница, не "заслуженная", но как мы её любили!.. Пришлось Поле да Вале меня успокаивать: расплакалась, как дитя малое, еле успокоили. Тогда Полька решила меня утешить:

— Брось ты, Зоя, по пустякам убиваться! Разве это — горе? Горе — когда в войну детей было кормить нечем, да если ты одна после войны всё одна на своём горбу тянешь!

Вот мне нужно Ваньку отправлять учиться, — не хочет, понимаешь, здесь остаться да "шоферить", подавай ему техникум или институт. Значит, придётся, "тянуться" из последних сил, посылки и переводы посылать: он же хиленький у меня, подработать не сможет, вагоны разгружать не пойдёт, — думает, мать — "лошадь ломовая"! Боюсь только: как станет он "на ноги", так и думать обо мне позабудет, больно он на батьку похож и внешностью, и характером.

А на старух, глупая, обижаться — грех: сама старой будешь! Может, тоже придирой станешь?...Смеюсь... Вот тебе жизненный анекдот из жизни пенсионеров: сидят три старушки — пациентки-пенсионерки на приеме у врача. Первая жалуется:

"Доктор, последнее время замучили меня одышка, сердцебиение, бессонница покоя не даёт." Терапевт у ней спрашивает: "Какая у Вас пенсия?" — "Так тысяча двести..." Он ей посоветовал лечиться одними фруктами, лимонами, апельсинами, мандаринами. Не жалеть на себя. Потом вторая бабуля стала жаловаться на "одышку, сердцебиение, бессонницу". Он и у этой узнал про пенсию. Услышав же, что всего восемьсот, посоветовал лечиться одними овощами как основным видом питания. Третья пациентка ту же пенсию "запела": "дохтур, последнее время одышка одолела..." Он и ей вопрос о сумме пенсии задал, а она в ответ: "нету пенсии! Муж кормит. А помрёт — дети кормить будут. Колхозница я!" И тогда он ей посоветовал как можно больше дышать свежим воздухом. И одышка пройдёт...

Веселила меня Полька, а мне что-то невесело. Тогда Валька присоединилась:

— А про таких, как твоя посетительница, Зоя, другая шутка есть. Про льготы. Спрашивает, значит, армянское радио: " Вы слышали: для пенсионеров ввели новые льготы? — Что вы говорите! И какие же? — Теперь старикам разрешено работать на вредных производствах до ста лет, выходить из автобуса во время движения, а также переходить улицу на красный свет светофора." Вот ей бы так!

В общем, утешили меня "девчата". Последующие часы рабочего дня прошли спокойно, без вредных старушек. Только мне что-то всё хуже становилось. Словно жарко сделалось, потом заледенела вдруг вся, и мурашки по коже забегали. Наверно, замёрзли мы вчера с бабушкой в своей поездке. Один Мотька — молодец: как лёг с утра на один бочок, так и не переворачивался весь день на диване. Хорошо быть кошкою, хорошо собакою...А мы, люди, всё изобретаем себе проблем и подозрений.

Приходил после обеда Тарас, — уже с полным основанием звавшийся новым именем. Но пришлось отказать в свидании: сказала, плохо чувствую себя. Он сразу всё понял, пожелал мне выздоравливать поскорее, спросил, не нужно ли сейчас что купить, может, в аптеку сходить. Поблагодарила, сказала, нет. Обещал скоро снова зайти. Приятный он, все-таки, и понимающий... В конце рабочего дня Грант заглянул. Огорчился тоже, что я заболела. Сказал, как так: он всё на сегодняшний вечер уже "распланировал", а я, получается, сорвала его планы. И ушел. Я даже обиделась. Думала, всё: а он вернулся минут через пять: принёс сироп шиповника и алтейку, — в аптеке купил. Вот так всегда: стоит заболеть, а ухажеры — тут как тут, будто их разбирает... Вечером пришла к родителям за травкою: хотела набрать разных и сбежать потихоньку, чтобы старших не заражать. Правда, может, я и не заразная, а просто простуженная...

Однако, не успела я тихонько удалиться: отчим был в гараже, когда я зашла, — собаки-то соседские на меня давно не реагируют, голос не подают, — но отчим за какой-то деталью в дом зашел, и увидел мои сапожки. Разобиделся, — или сделал вид, что я к нему не подошла. Разве же он ко мне плохо относится, что я его игнорирую...

Пришлось объяснить, что хочу пойти "к себе", приболела, чтобы их не заражать. Но отчим меня и слушать не захотел, схватил мои сапожки и забросил на антресоли, — это он так решил меня в пустую квартиру не отпускать. Расспросил, как я себя чувствую, не понравилось ему, что грудь "заложена". Стал спрашивать, как давно, и я, не подумавши, брякнула, что еще после ангины иной раз тяжесть в груди ощущается... Тут неожиданно отчим и говорит:

— Вот что, Зойка! Ты мне теперь вроде как не чужой человек: не раз ужином кормила и в болезни приняла. Мёда притащила сколько, а он — тяжелый...Резкая ты порой бываешь, потому что молодая... Вырастешь... А вот локализация твоих хрипов мне что-то не нравится. Нужно серьёзнее к своему здоровью относиться. Ты давай посиди, чаю попей, или поешь, если хочешьа я сейчас отлучусь ненадолго. Я быстро! Скоро уже и мать твоя с работы вернётся. А что ты будешь сидеть одна в пустой квартире, да еще больная?

Оделся отчим. Захватил с собой зачем-то мои сапожки, — "чтобы ты не сбежала!"... Пришлось идти чайник ставить. Выпила почти две чашки горячего напитка, — легче сделалось. А минут через двадцать отчим вернулся на машине, да не один: привёз с собою женщину, черненькую такую, полную, в черненьком пальтишке незастёгнутом, а из-под него белый халат виднеется... Врача на дом привёз! Ой, боюсь я врачей...

Врачиха представилась Марьей Сергеевной, сказала, что она Семёна Васильевича лечит и "курирует по всем вопросам", — признаться, я не совсем поняла, о чём речь идёт и откуда у отчима такие доверительные отношения с незнакомой докторшей возникли. Но женщина мне показалась серьёзной, типа "начальницы" даже, нисколько не похожа на рядового врача. Столько в ней достоинства и уверенности в себе! Мне бы такие качества обрести...

Вытащила Марья Сергеевна стетоскоп, зашли мы с нею в дальнюю комнату, послушала она меня, горло посмотрела, расспросила об общем самочувствии. Велела завтра же к ней в поликлинику придти, взять направление на анализы. И рентген нужно бы сделать. И тут прорвалось моё любопытство:

— Простите, доктор! Но Семён Васильевич обычно с таким равнодушием о медицине отзывается, словно бы не любит докторов, а Вас он, похоже, хорошо знает. Простите меня за любопытство, но просто интересно стало: неужели он сам к местным врачам ходит? Еще недавно мы с мамой не могли его заставить кровь сдать...

Врач заулыбалась, ответила без всякого подтекста:

— Что же ты сама у него-то не спросишь? Или нет между вами полного доверия? Вроде как в одной семье живёте, он мне сказал, что ты — дочь его, но, видимо, не дочь, а падчерица, так? Он с таким пылом просил меня "послушать" тебя, что я даже последних пациентов к другому доктору переправила, и приехала...С теплом Семён Васильевич к тебе...Но то, что он от семьи скрывает свои посещения врачей, — удивляет, пожалуй...Мы ему документы готовим на пенсию...Скоро готовы будут...

— Как так? — спрашиваю в непонимании. — Он уже на пенсии!

— Да не на ту пенсию! — Докторша даже рассмеялась. — Инвалидность твой отчим оформляет. Скоро будет инвалидом второй группы. Не понимаю только, что тут такого секретного, что семья не в курсе. Ладно, завтра ко мне зайдёшь утром рано, до восьми, я уже буду на месте, или после работы, — но обязательно приходи, в седьмой кабинет...

Марья Сергеевна о чем-то еще поговорила с дядей Семёном в другой комнате, она ему что-то твердила про "запущенный бронхит", он же в ответ "убедительно просил утяжелить симптоматику, чтобы болезнь казалась более серьёзной", — о ком это он говорил, о себе или обо мне? Затем он её снова на работу отвёз. Видимо, хорошо она его знает, раз согласилась медицинский участок оставить во время приёма и ко мне приехать. Снова дурацкие подозрения забрезжили...

Отчим вернулся быстро. Посмотрел на моё задумчивое лицо:

— Зоя, нам с тобой поговорить нужно! Что ты так на меня смотришь, будто знаешь тайну, где Флинт клад зарыл? Думаешь что-то дурное о Марье Сергеевне и обо мне? Не бери ты в голову глупостей, не то хуже себя почувствуешь от тёмных мыслей! Просто Марья Сергеевна ко мне со всей душой, потому что я ей плачу хорошо, понимаешь? Щедро оплачиваю её медицинскую помощь...Понимаешь, мою реальную болезнь недавнего происхождения мне никак нельзя разглашать, — не существует официально такой болезни здесь, никто мне подобный диагноз не напишет в карте медицинской. Поэтому мне пришлось попросить врача поставить мне другой диагноз, типичный для пенсионера моего возраста и бывшей нелегкой профессии. Мне, видишь ли, необходимо получить инвалидность, — не буду тебе объяснять, с какой целью, — мала ты еще, не поймёшь...

— Почему не пойму, — возражаю с горячностью, — теперь у вас будет больше льгот! А еще, если вы ненароком кого-нибудь собъёте на дороге, — вас не посадят, по-моему. Так ведь? Только разве со второй группой можно машину водить, дядя Семён?

— А ты недалека от истины, Зойка...Удивляешь...Вечно забываю, что трудишься на почте, — там женский контингент сотрудниц быстро глаза откроет на многие вещи...Почти так всё и обстоит, дорогая...А машину водить: "можно, если осторожно"...В нашей стране всё возможно для осторожного человека...Только, прошу тебя: не объясняй ничего прежде времени матушке своей, она забеспокоится...Ни о твоей болезни ей не скажем, — пусть думает, что простуда, — ни о моей грядущей инвалидности. По-моему, в некоторых вещах ты более понимаешь. И умеешь молчать. Так, Зойка?

И посмотрел на меня как-то пронизывающе, беззлобно, но будто в душу заглянул. Не выдержав его взгляда, глаза опустила, спрашиваю:

— И какой же диагноз "другой" тебе, дядь Семён, эта тётенька поставила? Теперь спать не буду, пока не узнаю. Интересно! Скажи, а?

И глазки подняла, состроив на детскую наивность и простодушие. Отчим признался:

— А обширный инфаркт, Зойка! Что глазки раскрыла блюдцами? Не похоже? Сейчас я официально числюсь лежащим в больнице, на восстановительном лечении". Скоро все бумажки соберу, поедем в Ростов на комиссию... И Марья Сергеевна туда приедет, на поезде: у неё "свои люди" там. Она переговорит до "смотрин"...

— Почему,— спрашиваю, — "поедем" на комиссию? Кто это — мы?

— Так ты и матушка твоя. Заодно по Ростову погуляем, в театр сходим, в ресторан. Пока я на комиссии буду, вы с Грунечкой по магазинам пробежитесь. Плохо, что ли?

— Чудесно, — отвечаю. — Но что Вы же маме-то скажете?

— Зоя, называй ты меня на "ты", ради бога! Всех вокруг зовёшь по имени или на "ты", одному мне "выкаешь"...Не чужие же люди...Маме твоей я найду что сказать...Она мне поверит...

Да, думаю, обманывать маму отчим хорошо научился. Или он всех обманывает? Это же надо придумать: "обширный инфаркт"! Ну, артист, — просто из пьес Шекспира... Или, скорее, из Мольера, — "Мнимый больной"...

Но почему-то нет во мне сердитости на отчима: милый он. Добрым кажется...

Тут и мама пришла. Рассказала, что сосед ближайший снова "куролесит" в запое: выгнал жену на улице вечером, а ведь холодно уже. Простынет женщина. Отчим сказал, что так дело не пойдёт: надо ту девчонку, жену соседа, позвать к нам, согреть, покормить, а он потом с её мужем "разберётся", что к чему...

Мама побежала, привела худенькую женщину, почти девочку, — лет двадцати пяти, растрёпанную, в тапочках и пальтишке поверх сатинового домашнего халатика. Девушка, — её Катькой зовут, — сказала, что муж сегодня зарплату получил, он хорошо зарабатывает, мебель делает... Выпил, видимо, пива, как всегда после работы, и изрядной порцией водки запил, — все без закуски. Получилась "адская смесь", вот у него мозги и "загудели"...Отчим её прервал, сказал, что слишком часто её муж пиво пьёт, да в таких количествах, что за месяц трижды валялся спящим у нас под забором. Тут Катька зарыдала, сказала, что она только рада бывает, если он под чужим забором уснёт: её не трогает, проспится, — и на работу...

— Зачем живешь с таким? — отчим спросил Катьку почти строго. — Жизнь проходит!

— Куда же мне идти? Тут я прописана. Три года с ним живу. Родители — в Сибири, еще трое детей, туда мне нельзя. А устроюсь в общежитие: он найдёт, бить, может, будет или преследовать. Боюсь я его! Он же, оказывается, сидел за хулиганство, только мне до свадьбы не сказал...Уехать бы куда, но надо же суметь уволиться, — заранее написать заявление, вещи собрать, — как это сделать незаметно? Если он узнает, — только хуже будет!...

Отчим только головой покачал. Ничего не сказал. Мама сказала Кате, что сегодня она может остаться заночевать у нас. Та даже прослезилась от радости. Посмотрела я на эту еще совсем молодую, но такую "затюканную" женщину, и решила: не стоит спешить с замужеством! Может, лучше вовсе замуж не уходить, чем жить вот так...Может, многие мужчины, пока ухаживают, кажутся замечательными и милыми, а потом показывают свой подлинный лик сказочного чудовища?...И, наверное, есть и женщины такие: чудесные невесты, они становятся невыносимыми, сварливыми женами, так что мужья и домой идти не хотят? Решено: буду как можно дольше оставаться одинокой! Свобода — лучшая из зол, дарованных природой!

Поели вчерашнего кролика. На гарнир — пюре картофельное. Катька ела медленно, стыдилась, слёзы утирала украдкой. Минут через успокоилась немного. Стала кролика нюхать в полном восторге: у них-то своего хозяйства нет, непутёвый муж всё пропивает, — давно нормально не ела, думаю...

Отчим принялся, "в тему" собравшихся веселить:

— Вот идет, значит, потихоньку, домой мужик, — пьяный в стельку: держится за забор и перебирая руками. И тут на пути ему встречается другой пьяный, который уже идти не в силах, и лежит под забором. "Как тебе не стыдно! — набрасывается на него первый. — Разлегся здесь, как свинья. Мне стыдно за тебя!" А лежащий ему и отвечает: "Ик! Проходи, товарищ, не смейся... Вот я потом посмотрю, что ты будешь делать, когда кончится забор! Все равно до дома не дойдёшь!" Или вот другой, про гордую жену: пришел муж поздно... Утром он и спрашивает жену: