Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Быдло тоже подкачало. Порнуха, которую Виталик продемонстрировал со своего планшета знакомым, с которыми он прошлый раз пил пиво, вызвала у них тошноту. Попсовая музыка с непониманием отвергнута, как и фэнтезийные романы из серии "Короли меча и магии". Я даже расстроился от такой высокой моральной устойчивости аборигенов. Прямо святые какие-то.
После такого сокрушительного поражения на всех фронтах, я провёл мозговой штурм с Виталиком и Павликом, сидящим на Земле за монитором. Суфлёр сегодня серьёзен. Почуял таки наш шутник серьёзность момента. Он ведь тоже премии получает с проекта, свой процент, пусть и небольшой.
— В общем так, ребятки, — начал я, — люди тут — не люди, а ангелочки. Тошнит их, видите ли, от порнухи. Нежности какие! Придётся действовать другими методами.
— Ты поторопись, Игнат, — посоветовал мне суфлёр. — Я написал отчёт по онтронике. Дошло до генерального директора и очень его заинтересовало. Генерал взял твой проект под личный контроль. Требует результатов. Его не интересуют всякие онтронные штуковины, ему нужна прибыль.
— Понятно, — расстроился я. Кому охота попасть под "личный контроль" начальства. — Я уже понял свою ошибку. Кроме дурачка Анта на джинсы никто не клюнул. Товарная наживка тут не катит, если у них любую вещь можно выдумать.
— Ну и что ты дальше будешь делать? — спросил Павлик. — Ант — дурачок и слабак, это ясно... Может, рыженькую зацепишь? По-моему, она довольно авторитетная поэтесса!
— Перестань! Я тут познакомился с одним скандальным визунистом, так что доступ к средствам массовой информации у нас есть. Думаю применить метод информ-атаки.
— Что ты хочешь вбросить? — поинтересовался Виталик. — Опять что-то на фекальную тему?
— Фекальное не пройдёт, — покраснел я, вспомнив последнюю неудачу, — к экскрементам местные ангелочки равнодушны. Что-нибудь другое надо, изящное. "Волна абсурда" — неплохой вброс: метровые крысы в метро, съеденные заживо дети в школе. Метро тут, правда, нет. Да и школы своеобразные. Можно применить "панический штурм": скоро будет голод, скупайте продукты. Правда, купли-продажи тут тоже нет.
— "Жирующая верхушка", — предложил свой метод вброса стажёр, вспомнив межмирторговские инструкции. — Мол, руководители и чиновники имеют гигантские привилегии. Но руководителей тут тоже не найти, они временно конфигурятся...
— "Заговор элит", — высказался Павлик. — Правительство скрывает страшные тайны. Хотя с правительством опять же напряжёнка...
— "Неприглядная правда", — вслух задумался я. — Показать через визун уродливые стороны жизни общества. Дома престарелых, помойки, больницы... Только где в этом Элизиуме искать стариков и больных?
Перебрав ещё несколько видов вбросов, мы приуныли. Этот проклятый мир ничем нельзя удивить. Базовый принцип нормализующего дилапинга — жажда низшего — тут почему-то не работал. А ведь коллеги, дилапировавшие коммуноидные миры, говорили, что этот принцип срабатывает всегда и везде. Жажда обратного есть в каждом разумном существе. Чем больше в мире высших ценностей, тем больше хочется низших. При коммунизме — капитализма, при высоких технологиях — банальных шмоток.
— Коллеги, — неожиданно осенило меня, — а почему бы не применить методику "серого шума"?
— А что это? — поинтересовался суфлёр. — С экскрементами связано?
— Остынь, надоел уже! — раздражённо прервал я шутника. — Мы показываем, что нынешний мир и так хорош, что все всё знают, что полезная информация всем надоела. И начинаем забивать эфир бесполезной информацией до полного отупления общества. Жизнь "звёзд" и их домашних животных, сплетни, скандалы...
— Интеллигенция не купится на это, — засомневался Павлик. — У них она слишком правильная.
— Для интеллигенции есть модификация — "ложная эрудиция". Забиваем умные головы правдивой, но никчемной информацией: число волос на хвосте быка, размер клюва синицы, что сказала местная звезда, споткнувшись о порог... Можно организовать "интеллектуальные" игры: угадайте, какого цвета блевотина у слона, а — синяя, бэ — чёрная, вэ — зелёная.
— Дельно, — подумав, произнёс Виталик. — У тебя и визунист знакомый есть.
— Пробуйте, — отреагировал суфлёр. — С Изоброй не забудьте разобраться. Столько времени прошло, а вы даже не знаете, что это такое.
За три дня мы не успели заняться поиском Изобры, потому что в один прекрасный день произошли события, которые перевернули всё с ног на голову. После мозгового штурма у нас закипела бурная деятельность. Я выдумывал или копировал с планшета всякую чушь, потом замысливался с Гертом, и он публиковал эту ахинею в новостной ленте визуна. "Наши учёные открыли, что брюнеты более любвеобильны, чем блондины", "Известный гид Лар во время демонстрации экспонатов упал и разбил себе нос", "Если вас одолевают проблемы, то расслабьтесь и сходите в кафе". Подобная чепуха наполнила центральный новостной ресурс всей системы визидения Миогена, распространилась по всему миру. Всё-таки и в коммуноидных мирах есть свои плюсы — отсутствие цензуры, доверчивость населения и огромные технические возможности в распространении информации.
Даже за этот короткий период удалось отследить появление у отдельных личностей признаков одилапивания, что меня несказанно обрадовало. По этим признакам можно следить и делать выводы об успешности или неудачности проекта. С удовлетворением я наблюдал на улицах города появление людей с хомячьим синдромом, при котором весь круг интересов личности суживается до одного — урвать побольше и притащить в свою норку, в свой дом. Синдром свиньи тоже радовал. При этом недуге человек стремится забавлять себя глупыми занятиями вроде алкоголизма или примитивных игр. Молодёжь постепенно приобретала обезьяность: желание кривляться, стоить гримасы, хохотать без причины, визжать и впадать в истерики. Среди творческих людей появилась попугайность — жажда постоянно болтать о несущественных вещах с умным видом. У ярых приверженцев спорта появились признаки бычества — постоянного агрессивно-хамского поведения. Словом, общество, хоть и медленно, но всё же начинало деградировать. Однако начинать массовую приватизацию и коммерциализацию общества ещё рано.
В тот злополучный день мне хотелось побыть одному и сосредоточиться на новых кознях против миогенских ангелочков, и я отправил Виталика к Анту. Недалеко от нас находилась творильня, и поэт приконфигурился в её коллектив. Работа выдумальщика непыльная — сиди и выдумывай разные вещи, но требовала полного сосредоточения. Вход на территорию творильни свободный, и стажёр отправился на экскурсию.
Он отсутствовал довольно долго, наверное, часов пять-шесть. Я успел в тишине придумать с десяток новостей, убойных по своей глупости и начал намысливать Герта. В последнее время мы здорово сошлись с визунистом. Он нахватался от меня разных земных идиом, стал дерзким и скандальным. Я даже начал подумывать о том, чтобы устроить Герта на работу в "Межмирторг".
Визунист почему-то не отвечал. Зато в номер вихрем ворвался бледный стажёр и с порога заорал:
— Игнат! Тут такое!.. В общем...
— Давай-ка по порядку, — осадил я его. — Присядь и не спеша расскажи, что тебя так напугало.
— Понимаешь, Игнат, пришёл я в эту самую творильню. Ант меня встретил, всё нормально. И начал мне показывать, что там у них и как. Есть у них выдумальня, на ней работают выдумальщики. Выдумывают всякий ширпотреб и тут же его материализуют. Эта самая выдумальня работает на этой... как его... матэргии.
— Стоп! — прервал я его, включил переговорник и постучал по нему. Из него донеслось мычание Павлика.
— Повтори ещё разок для нашего умника-суфлёра.
Виталик послушно повторил, а потом продолжил:
— Ещё там есть обвещило — онтроника, которая, как бы сказать, овеществляет невещественное. Например, может сделать скорость, вращение или ярость. Просто сделать в виде предмета. Материализовать.
— Постой, любое понятие что ли можно овеществить? — спросил из переговорника суфлёр.
— Любое, в том-то и дело! Можно овеществить, скажем, умение летать, а потом проглотить, и тут же полетишь. Всякие овеществлённое невещественное они называют обвещью. Скорость, ярость и ненависть — это действяки. А всякие умения называют навычками. И всю эту обвещь отправляют на второсклад. Есть тут такое хранилище...
— Почему "второ"?
— Не знаю. Они почему-то материализованные слова называют вторичкой.
Стажёр перевёл дух и тут же снова зачастил:
— Там такая онтроника есть, какую вы, парни, и не видели! Приставочники есть, суффиксаторы и окончальники. Берешь, скажем, диван, суёшь его в приставочник и прибавляешь к нему приставку "анти". И на выходе получаешь антидиван. Что угодно можно получить: недоветер, перестул, заножницы...
Я попытался представить себе антидиван, но у меня ничего не вышло.
— Чёрт, там столько всего, парни! — возбуждённо орал стажёр. — Скрепило есть — соединяет два предмета или больше, в один сложный. Можно получать всякие столокровати, кружколожки, мухокомаров, облаколюдей... Максиман есть — слепляет два предмета, беря от каждого самое лучшее. Да я если буду весь день рассказывать, всё равно всего не перечислю!
— Ты давай ближе к теме и поменьше эмоций, — вмешался я в монолог Виталика.
— Почему, пусть рассказывает, — возразил Павлик. — Это ведь тоже онтроника, я её в отчёте опишу.
— Чтобы ещё больше начальство раззадорить? — рассердился я на суфлёра. — Чтобы с меня потом вообще не слезли? И так торопят — быстрее, быстрее, заканчивай проект... А как тут быстрее закончишь, когда каждый день что-то новое.
— Я видел в творильне много онтроники, — продолжил стажёр, завершив нашу полемику, — но это всё ерунда. Я узнал гораздо больше. И это меняет вообще всё.
— Да не томи ты, бога ради! — рассвирепел я ещё больше. — Что за привычка дурацкая!
— У них при изготовлении возникают отходы, словохлам. Например, выдумываешь ты какую-нибудь фигню, и вдруг в голове у тебя возникло слово "плевачка", например. И эта самая плевачка тут же появляется. У них это называется "определиться". Побочный продукт мыслительной деятельности, который может быть определённым, недоопределённым, полуопределённым, неопределённым... А дематериализовать, говорят, накладно. Поэтому весь словохлам они отправляют вон в тот купол. Они его называют Отстойником.
Мы подошли к окну, и Виталик показал на самый большой полусферический купол, который высился у самого горизонта. Я на эту громадину давно обратил внимание, но думал, что там какое-нибудь производственное здание. Тут все нежилые дома любят делать в форме куполов.
— Так там, получается, словопомойка? — обрадовался я, и мысли закипели с удвоенной быстротой. — А если её в новостях анонсировать? Пусть визун покажет людям эту словесную овеществлённую недоопределённую дрянь.
— Думаешь, мне это не пришло в голову? — обиделся стажёр. — Я точно так же подумал, да только на этом куполе установлен антивизун. Фига с два ты туда заглянешь!
Неизвестно, что бы ещё рассказал Виталик, но неожиданно в номер запухнул визунист Герт. Он был бледен гораздо сильнее стажёра, непрерывно трясся и огладывался.
— Наконец-то! — обрадовался я, ещё не понимая, зачем он перепухнул к нам. — А я тебе весь день намысливаю. Что случилось?
— У вас тут пуст есть? — спросил он, подскакивая к стене и шаря по ней руками.
— Наверное, нет. Не знаю.
Бледный визунист, бормоча "вы — последняя надежда, вас тут никто не знает, можно отсидеться", рыскал по номеру. Через пять минут, не найдя "пуста", он плюхнулся прямо на пол и убито пробормотал:
— Всё, погиб! Сейчас меня найдут и обессвойствят! И вам тоже достанется.
— Да ты расскажи толком! — попросил я, начиная нервничать. Что за день сегодня: то один трясётся, то второй!
— Что рассказывать! Из-за тебя всё! — набросился на меня Герт. — Из-за твоих глупых новостей! В общем, контрразведка сконфигурилась, и теперь меня оперативники преследуют. Погоня. А как поймают, обессвойствят и отправят внутрь Купола как особо опасного преступника. И это навсегда.
— Что значит "обессвойствят"? — прокричал Павлик из переговорника, и визунист его услышал.
— То и значит, что заберут все хорошие свойства, и стану я слабым трусливым подлым дураком! Ой, забредыши, чую я, что они где-то рядом!
Герт подскочил, заметался по комнате, попытался залезть под шкаф. Это он сделал вовремя: в комнате так неожиданно вспухли три молодых человека с решительными праведными лицами, что мы со стажёром подскочили от испуга.
— Вот они! — произнёс самый решительный и праведный юноша, указывая на нас с Виталиком. Оглянувшись, он произнёс:
— Ну и где этот визунист?
Его напарники уверенно подошли к шкафу и начали выволакивать оттуда Герта.
— Всё, конец! — вопил несчастный визунист. — Не хочу быть нищесвоем, сволочи! Игнат, запомни, у нас тут диктатура умных и честных. А всех глупых и брехливых отправляют внутрь Купола!
— Замолчи! — приказал ему один из контрразведчиков, заворачивая ему руку за спину.
— Не замолчу! — сопротивлялся Герт, морщась от боли. — Игнат, запомни, у нас умные и смелые живут за счёт дураков! Это паразиты! Они высасывают из них полезные свойства! Поверь!
Второй контрразведчик пришёл на помощь напарнику, вдвоём они скрутили визуниста и выпухнули с ним из номера.
Третий контрразведчик обратился к нам со стажёром:
— От вас, забредыши, слишком много всякой дряни исходит. У нас ещё такие не забредали. Поэтому, вам три дня на то, чтобы убраться из нашего мира навсегда. Не уберётесь — отправитесь внутрь Купола, обессвойствленные или абстрагированные. И радуйтесь, что у нас общество гуманное. Я бы лично вас обессвойствил прямо сейчас!
Сказав это, он упухнул. Мы втроём, считая невидимого Павлика, с минуту ошарашено молчали, приходя в себя. Первым подал голос суфлёр:
— Ну что, умники, прокололись? — с горькой иронией произнёс он. — Плакала премия? Думали, что тут коммунизм, а оказалось вообще не понять что.
— Почему не понятно, — ответил я понуро, — как раз понятно. Типичное классовое общество, только тут не богатые помыкают бедными, а умные и добрые — глупыми и злыми.
Теперь у меня в голове окончательно сложилась картина миогенского общественного мироустройства. Умные, добрые и честные пришли к власти и по прошествии некоторого времени решили стать ещё умнее и добрее. Онтроника позволяла отделять свойства от вещей-носителей и обмениваться ими. У нас преступников запирают в тюрьмы и заставляют работать, чтобы приносить хоть какую-то пользу обществу. Здесь же в Миогене глупых и злых загнали в резервацию — под Купол, а пользу они приносят, отдавая свои полезные свойства, которые у них постепенно накапливаются. Общество, в котором твой статус зависит не от наличия материальных ценностей, а от количества у тебя полезных свойств. Значит, свойства в Миогене — универсальный эквивалент ценностей, можно сказать, аналог денег. Чем ты умнее, добрее и смелее, тем выше твой общественный статус.
Я неожиданно вспомнил, как на нас наводили странные коробочки Элина и повариха в кафе: наверное, какой-то обменщик свойств, и с нас брали плату за гостиничный номер и за еду. Какое свойство они отнимали? Ум? Хитрость? Красноречие? Я вспомнил, как после этих коробочек трудно сосредоточиться на работе.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |