День за днём, год за годом проплывали в памяти Анкха, течение памяти выносило на берег сознания смутные образы, полузабытые лица, стёршиеся улыбки, разлагающиеся трупы...Два с половиной века пронеслось в памяти Ищущего и Находящего Пути. Сколько времени он вспоминал былое — узнать было сложно, в этом Зале Памяти не было окон, и потому ни восходов, ни закатов Хэвена невозможно было заметить...
Какие-то события и люди вспоминались ярче, какие-то — тусклей. И только два дня сверкали тысячами красок, миллионами подробностей, мириадами мыслей — это был день рождения первого Несущего-ветер-дара (таких хэвенхэльцы назовут волшебниками) и...день, когда пришлось всех, наделённых хотя бы малейшей частицей непонятной даже хэвенцам силы, уничтожить. Единственным, всесокрушающим ударом. В тот, первый день, Народ обуяла радость, во второй...Во второй не было места другим чувствам, кроме ужаса и страха...
— Мы смогли это, смогли! Мы победим! Мы очистим этот мир от скверны хэлльцев!
Тогда, окружённый ликующими сородичами, Анкх не задумывался над тем, что практически те же слова произносились на занятых хэлльцами территориях Хэвенхэлла. Ведь одновременно с "ангелами" и "демоны" сотворили своих чудо-воинов, магов.
Но кто из Народа тогда знал об этом? Никто.
Били медные тимпаны, ревели трубы, кифаристы и арфисты рвали струны, играя одну песню за другой, танцевали, водили хороводы, обнимались прямо на улицах...
Лишь с десяток "ангелов" трудился в поте лица, обучая первого волшебника владению своим даром. Все боялись, что это может занять слишком много времени. Ведь полтора десятка лет понадобилось только на то, чтобы "привить" трём людям и двум грумам искорку волшебного таланта. А уж раздуть пламя из этой искры...Сколько лет, веков потребуется?
Но Народ не думал, Народ ликовал, предвкушая победу и всеобщее благоденствие. Пел Народ, хотя впору было плакать...
Прошло ровно двенадцать лет. "Ангелы", как сынов Народа начали звать в Хэвенхэлле, взрастили уже почти три тысячи волшебников. Практически все расы, населявшие мир, ставший ареной войны между хэлльцами и хэвенцами, могли похвастаться способными к сотворению чудес детьми.
Ни дня не проходило без очередной сражения между волшебниками и магами, творениями "демонов". Победа ускользала из рук, отодвигаясь в вечность. Народ уже устал от войны, конца и края которой не было видно. Наделённые волшебным даром были последней надеждой Хэвена на победу. И они же стали величайшим разочарованием.
— Совет! Я принёс тебе страшную весть!
Анкх принял участие в собрании мудрейших и сильнейших Народа, что поселились на Хэвенхэлле. Триста тридцать три хэвенца, лучшие. От белых одежд слепило глаза. От волнения дрожали коленки. От нетерпения дёргались плечи. Все ждали, что скажет наставник волшебников, обещавший рассказать Совету нечто из ряда вон выходящее.
— Едва я узнал об этом, тут же потребовал сбора вашего! Прошу прощения, если оторвал от трудов или раздумий! Но не мог я ждать!
. Совет собрался в амфитеатре, уже лет сто противостоявшем времени и ветру, но кажущемся только-только отстроенным. Белые скамьи. Холод мрамора и гранита. Сцена, внизу, на которой в мирную годину должны были бы выступать музыканты и актёры. Только когда же она наступит, мирная година эта?
Анкх взглянул на небо. Закат умирал над Хэвенхэллом...
— Вчера утром я слышал разговор моих воспитанников...Они больше не Верн нам, своим создателям! Волшебники сговорились с магами, желая избавиться от нашей опеки! Слышите, сыны Народа? Нас предали! Наши творения восстали против нас! Наши труды посчитали не ценней горсти пыли! Нельзя это оставить просто так!
Лучи заходящего солнца озарили сцену амфитеатра. Наставник волшебников, с пеной у рта, доказывал Совету, что необходимо наказать, приструнить волшебников, что вот-вот может появиться угроза для самих сынов Народа...Анкх не слушал эти воинственные речи. Ищущий и Находящий Пути подумал, что хэвенцы за века войны стали неотличимы от хэлльцев. Та же жажда крови, те же глаза, налитые кровью, то же желание наказывать ослушавшихся, мстить обидчикам...
Анкх ушёл с собрания Совета, и потому не довелось ему увидеть, как сыновья и дочери Народа голосуют за наказание для волшебников. А через считанные дни Совет на самом Хэвене постановил устранить угрозу со стороны решивших поднять мятеж, не оправдавших возложенные надежды "творений". К тому времени удалось узнать, что вот-вот будет достигнуто соглашение между магами и волшебникам о совместной борьбе и против хэлльцев, и против хэвенцев...Но никто из Народа так и не узнал, что наставников "мятежных детей" связался с "демонами" и рассказал им о готовящейся смуте. Это был, кажется, единственный случай, когда и хэлльцы. И хэвенцы действовали вместе ради общего блага. И лучшего способа достичь этого пресловутого, призрачного блага не нашлось, кроме как собрать в одном месте как можно больше владеющих волшебным и магическим даром. А собрав, ударить по ним мощнейшим оружием, которое только можно было представить: "ангелы" приготовились заставить один из метеоритов, летавших невдалеке от мира, упасть на место сбора волшебников. Практически то же самое решили проделать и хэлльцы.
Анкх узнал об этом, пытался возразить, остановить смертоубийство — но его возражения разбивались о холодную стену непонимания. "Ангелы" уподобились "демонам". Многовековая война обернулась тем, что оба враждующих народа стали до боли похожи друг на друга. Не обликом похожи, а душой. А может быть, и её отсутствием.
И увидев всю тщетность слов, Анкх решил действовать. Совет собрал практически всех волшебников, утверждая, что предстоит решающее сражение с хэлльцами. Дети Народа могли очень убедительно врать, как оказалось. Мало у кого возникли сомнения в том, что ожидается очередная битва. Не один десяток раз уже случались битвы между хэвенцами и хэлльцами, в которых участвовали волшебники и маги, не считая простых воинов из десятков народов, покорных "демонам" или "ангелам".
Анкх спешил. Он очень спешил — так, как никогда прежде. Ветер свистел, нет, он даже орал в ушах летящего к месту "сражения" (а проще говоря, бойни) Анкха. И всё-таки Ищущий пути не успевал, катастрофически не успевал...
Чарующе прекрасная долина, окружённая берёзовым леском, поросшая клевером — теперь едва-едва видным за многотысячным воинством хэвенцев. На южных холмах собрались войска хэлльцев. Там торжествовала "машинерия". "Полков седые легионы" — выстроившиеся словно по линеечке отряды закованных в броню воинов, беспрекословно подчинявшиеся приказам "демонов". Здесь не было места собственной воле и разуму — только приказ начальника. Думать было для воинов Хэлла вредно в прямом смысле слова: за ослушание приказа ждала смерть или тачка с углём в рудниках. Но зато как жили семьи солдат! Огромные города, в которых непонятные Анкху машины выполняли самую грязную работу, где голод не грози сотням тысяч людей, где небо покорилось простым смертным. Это была сытая, счастливая жизнь для мирных обывателей, покупавшаяся непомерной, как считал Анкх, ценой — ценой души. Да, у подчинявшихся хэлльцам, прельстившихся сытой жизнью, казалось, вынули что-то изнутри. Не было, не было чувств, кроме жажды наживы и покоя, не было иных желаний, кроме как набить брюхо или заработать побольше денег. Анкх видел глаза многих сынов и дочерей тех народов, что подчинились Хэллу: в них не было блеска, не было отображения души, только прагматический разум отображался в этих ледяных "блюдцах". И это пугало Ищущего пути: ведь победи Хэлл здесь, в этом мире, на очереди будет и мир Народа, Хэвен. И что же тогда будет? Точнее, что уже стало: хэвенцы начали походить на хэлльцев. И если свершится истребление волшебников и магов, не пожелавших оставаться простым орудием в руках создателей, — останется совсем немного, чтобы Хэлл пришёл в Хэвен. Без боя, без вооружённой борьбы: просто "ангелы" сравняются с "демонами"...
— Анкх, ты что здесь делаешь? — слышались оклики с стороны собратьев. — Назад, назад!
Анкх же никого не слушал! Он нёсся к полоске земли, отделявшей воинов Хэвена и Хэлла. Ищущий пути ещё надеялся остановить бойню, надеялся, что успеет предупредить волшебников спасти свои жизни...
— Стойте! Остановитесь!!! — голос Анкха донёсся до каждого из собравшихся здесь, в Тюльпановой долине.
Красные и жёлтые цветы колыхались, поддаваясь порывам лёгкого ветерка, и казалось, что это волнуется благоухающее море. И каким же красивым было это море между двумя армиями...
— Все, уходите отсюда! Это ловушка! Вас здесь ждёт лишь смерть! Смерть!!! Смерть!!! Спасайтесь!
Войска "ангелов" заволновались. Воины из первых рядов, кто мог хорошо разглядеть Анкха, начали оглядываться по сторонам, бросать взволнованные взгляды на командиров-хэвенцев...А те, давным-давно предупреждённые о том, что эта битва станет бойней, занервничали...
— Анкх, прочь отсюда! Уходи! Ты предаёшь свой Народ! — донёсся до ушей Ищущего пути чей-то возглас.
— Я спасаю честь и совесть Народа! Я спасаю творения Народа! Я спасаю сам Народ! Уходите отсюда!!! Все уходите!!!
Анкх казался сумасшедшим, призывавшим обе армии разойтись миром...
— Хэвенцы подготовили ловушку для всех волшебников и магов! Скоро сюда рухнет целая небесная гора! Спасайтесь!
Со стороны Анкх казался сумасшедшим. Но в одиночку не сходят с ума. Ищущий пути обернулся на звук сминаемых тюльпанов...
— Народ никогда не сдаётся, — странный волшебник произнёс эту фразу всё тем же чарующим, играющим на тончайших струнах души голосом. — Никогда!
Анкх, с игравшей на устах лёгкой улыбкой, взглянул на небо.
— Когда же это всё закончится, — донеслись до Шаартана слова крылатого волшебника, произнёсенные на древнем-древнем языке...
Некромант вздрогнул: Анкх говорил на языке Хэвена, вот уже тысячу лет как считавшегося мёртвым, сухим, книжным...На юге хэвенский использовали как язык премудрости, как язык споров, как язык сгинувших многие века назад мудрецов...
Всё встало на свои места: и удивительные крылья, и могущественное волшебство, и странное поведение Анкха...Ангелы вернулись...
— Он...ангел... — потрясённо прошептал Шаартан. Его колени сами собой подогнулись...
Сигизмунд и Альфред, не сознавая, что творят, преклонили колени перед Анкхом. Тело ангела, казалось, испускает мягкий свет...
Стефан Айсер сперва заслонил лицо руками: он испугался то мощи, которая явственно чувствовалась в Анкхе. Но боязнь прошла в какие-то мгновения, и теперь взгляд алхимика был устремлён на этого странного волшебника, оказавшегося ангелом — и только на него...
Даже стражники начали потихоньку понимать, кто же вышел на них из грязного закутка. Кто-то бросил оружие, чтобы легче было бежать подальше отсюда. Кто-то упал на колени, простирая руки. А кто-то уже целился из арбалета — такие желали славы, славы во что бы то ни стало, и даже красота ангела не была для них преградой...
А что же делал Анкх? Анкх...Анкх просто шёл на "правый" отряд стражников. Каждый шаг ангела отзывался звоном падавших на брусчатку мечей и стуком роняемых щитов... А Анкх всё шёл и шёл вперёд, широко раскинув руки в стороны, расправив крылья, с сотнями игравших "солнечных зайчиков"...На ладонях ангела начали загораться огоньки, через мгновение выросшие до размеров годовалой кошки...Заскрипели тетивы во взведённых до предела арбалетных воротах. Вот-вот в Анкха должны полететь болты, а обратно, в ответ, устремились бы огоньки, что разгорались ярче и ярче на ладонях ангела...
И вдруг — мгновение остановилось, растянувшись в вечность и дольше. Словно чья-то невидимая пятерня начала раскрашивать мир в чёрно-белые тона гигантской кисточкой. Вот небо стало мутно-серым, с бледноватой дымкой облаков. Вот солнце — белёсый кружок. Вот дома — серые коробки. А вот и люди — лишь жалкие доски с намалёванными лицами-масками...
Только Шаартан, Альфред, Сиг, Стефан и Анкх остались прежними. Разве что ангел теперь не мог пошевелиться: одни глаза сверкали, буравя окружающую реальность (или нереальность?).
— Нарушаем, значит? Так, разберёмся! — этот насмешливый, низкий голос, с лёгкой картавостью, появился раньше своего хозяина.
Примерно посередине между Анкхом и застывшими стражниками закрутился пыльный вихрь, из которого на землю ступила фигура...ступил человек...Нет, не человек...
— До...до...доигрались, — сумел справиться с неожиданно появившимся заиканием Стефан.
Из вихря показался человек, облачённый в алые одежды...палача. Всё было "при нём": и длиннополый плащ, стелившийся по земле, с объёмистым капюшоном, откинутым на плечи, и рубаха с короткими рукавами. И меч, судя по всему, был "фирменным" двуручником палаческим. Хотя и висел он на спине, практически скрытый от глаз "маленького, но очень гордого отряда", но торчавшая массивная рукоятка и своеобразная гарда не оставляли сомнений в "родовой принадлежности" оружия не оставляли...Лишь одна вещь никак не вязалась с облачением палача: широкая повязка, скрывавшая глаза, и притом скрывавшая полностью: никаких прорезей для глаз, ни малейшей дырочки в алой ленте не было. Но, судя по движениям, этому человеку невозможность смотреть на мир своими глазами не мешало. Ведь это был Палач. Палач, именем которого клялись. Палач, имя которого проклинали. Палач, которого так ждали, но дождаться никак не могли...
Он обошёл по кругу Анкха, втягивая носом воздух.
— Так-с, так-с, так-с. А неплохо ты погулял, неплохо. Сколько нарушений-то, а! Сколько нарушений...И как раньше не почувствовал осквернённого тобою Равновесия? Поздно я прибыл, поздно...Но да ничего, разберёмся, разберёмся...Именем Равновесия...
Двуручник сам собою взмыл в воздух, а затем лёг в руки Палача. Пальцы любовно погладили рукоятку, прошлись по металлу клинка...
— Чего же ты медлишь?
На лице Анкха отразилось невероятное напряжение, потребовавшее ангелу, чтобы произнести этот короткий вопрос. Похоже, хэвенец всё-таки смог обойти ту преграду, что сковывало все его силы.
— А вы...вы...бегите отсюда...Бегите...
— От Палача не скрыться! — короткий смешок слетел с уст Палача, гадливо улыбавшегося...
Но внезапно выражение лица хранителя Равновесия, каравшего любого, кто посягнёт на устои Хэвенхэлла, на равенство сил в нём, изменилось до неузнаваемости. Одурение, удивление, радость, грусть, тень неизмеримо далёкого прошлого — всё это смешалось, рождая что-то невообразимо выразительное, глубокое, невероятное...
Молодой хэллец, совсем ещё юноша, встал рядом с Анкхом. И "ангел", лишь мельком взглянув на "демона", улыбнулся, поняв, что он всё-таки не один...
Взгляд хэлльца горел, горел тем негасимым огнём, что рождают самые сокровенные мечты. А губы...губы сперва шептали, а потом широко раскрывались, рождая крик: "Спасайтесь!"...