Сага о халруджи. Книга 3. Чужая война

Последние слова старик прошептал, а халруджи, ругаясь, отпрянул, словно перед ним лежала, свернувшись перед броском, самая ядовитая змея в мире. Строки из септории было трудно не узнать. Ведь месяц назад он сам с жаром повторял их, пытаясь помешать ритуалу Маргаджана.

Теперь он не сомневался, что наткнулся на серкета. Иман рассказывал, что кто-то из слуг Нехебкая до сих пор жил в городах, лелея воспоминания о прошлых делах и былом величии. На миг ему стало жаль деда, но жалость длилась недолго. Арлинг знал только одного серкета, которому мог доверять. И этот серкет был сейчас далеко. От всех других Скользящих стоило держаться подальше.

Почтительно поклонившись, халруджи осторожно отпустил старика, но тот проявил удивительное проворство, схватив его за полу плаща.

— Погоди, — прохрипел он. — Я тебя сразу не узнал, но сейчас вижу, кто ты.

— И кто я? — спросил Арлинг, выдергивая плащ из дряхлых пальцев. Меньше всего на свете ему хотелось слушать бред старого серкета, но вопрос сам сорвался с губ.

— Тот, кто убьет меня, — прошептал Скользящий, и Регарди показалось, что его голос раздался у него в голове. — Сделай это. У тебя крепкие руки и острый клинок. Не откажи старику в последней просьбе. Изменяющий близко, а я стал слаб и ничтожен. Мне не выдержать его мощи.

— Любой, кто поднимет руку на серкета, обречен на гибель в страданиях, — едко ответил Арлинг, отцепляя от себя кучеяра.

— Любой, но не тот, кто носит Метку Индигового Бога. Убей меня. Тебе ведь нравится убивать, я знаю.

"Не отвечай ему", — велел себе Регарди. Надо же было так сложиться звездам, чтоб из всех бродяг и нищих, ему попался выживший из ума Скользящий.

— Если хочешь умереть, убей себя сам. Вот, перережь вены.

Понимая, что поступает глупо, Арлинг воткнул у ног старика один из своих ножей.

— Считай, что эта монетка из золота.

Он медленно повернулся к серкету спиной, внимательно следя за его движениями, но старик брать нож не торопился.

— Ладно, Арлинг, не спеши, — усмехнулся дед. — Дам тебе за твою доброту совет.

Регарди заставил себя обернуться, стараясь оставаться спокойным. Не было ничего удивительного в том, что старик знал его имя. Серкеты были магами и могли легко узнать имя собеседника. И все же ему стало не по себе.

— Однажды перед тобой будет умирать враг, — просипел старик. Его стало совсем плохо слышно, потому что он наклонился вперед, уткнувшись лбом в землю. Казалось, что с Арлингом разговаривали покрытые пылью тамарисковые заросли.

— Он тоже будет просить тебя о смерти, и в отличие от моей его просьба будет тебе приятна. Но ты должен будешь сохранить ему жизнь, Арлинг. Так хотят боги.

— Нехебкай этого хочет? — усмехнулся Регарди. — Что ж, передай ему, что у меня много врагов, и милосердие не входит в мои привычки.

— Твой враг красив и носит кудри, — не унимался Скользящий. — Запомни это.

— Мой враг носит бороду, старик, — фыркнул халруджи, раздосадованный тем, что хитрый серкет каким-то образом узнал о Даррене. Наверное, дед умел читать мысли. Арлинг уже был готов согласиться убить старика, когда на весь хлебный ряд раздался голос Сейфуллаха. При желании его господин умел кричать громче жреца, призывающего верующих на молитву.

— Халруджи, дьявол тебя побери! Где тебя черти носят? Если увижу, что ты дуешь мохану, тебе не поздоровится!

Наверное, сделка с торговцем не удалась, а чаепитие не состоялось.

— Я здесь господин, — крикнул Арлинг, выглядывая из кустов. — От жары спасаюсь.

— Тащи сюда свою задницу! — снова заорал Сейфуллах, но в его голосе было больше возбуждения, чем злости. — У меня такая идея!!!

Арлинг не любил идей своего юного господина, так как обычно они были безумными.

— Подожди меня здесь, старик, я скоро буду, — обратился он к серкету, как вдруг понял, что тамарисковые заросли пусты. Не веря собственным чувствам, он тщательно обследовал землю и кусты, но не обнаружил ничего кроме своего ножа, по-прежнему воткнутого в глину. Старик к нему даже не прикоснулся.

— Где ты там? — нетерпеливо окликнул его Сейфуллах, и Арлинг озадаченно вылез из кустов. В последнее время у него было много миражей. Подумаешь, на один стало больше.

— Наконец-то, — недовольно протянул Аджухам, хватая его за руку. — Пойдем, нам надо спешить.

— Твой друг-ткач даст нам денег? — спросил Арлинг, стараясь не думать о разговоре с серкетом.

— Эта высохшая на солнце личинка мусорного жука скорее сожрет свой хвост, чем поможет другу. Забудь о нем и лучше послушай. Такие идеи, как эта, рождаются редко и называются гениальными!

План Сейфуллаха действительно оказался гениальным. Только Арлинг предпочел бы отправиться на Птичьи Острова, чем играть отведенную ему роль.

— Не годится, — заявил он, зная, что его отказ все равно не примут. Но попытаться стоило, потому что он всю жизнь сражался за то, чтобы не называться калекой, а Сейфуллах за один вечер хотел превратить его в первого урода страны.

— Ты только послушай, — восторженно рассказывал Аджухам, подталкивая его к тому месту базарной площади, где надрывались цирковые зазывалы. — Чем, по-твоему, они занимаются? Заманивают наши денежки, вот чем! Цирк сикелийских уродов приезжает сюда раз в год, и попасть на него — большая удача. Нам же повезло вдвойне! Потому что именно сегодня пройдет конкурс на самого удивительного урода страны! Ты меня слушаешь? Когда я учился в Торговой Академии Самрии, то не пропускал ни одного представления! Участвовать может любой, кто отличается от нормального человека. Например, не имеет рук, ног, глаз, или наоборот, имеет их слишком много. Тот, за кого проголосует большинство зрителей, и кто наберет больше судейских балов, получает титул Первого Урода Самрии. Но самое главное — это приз! Огромная сумма! Часть ее собирают из билетов, часть из платы самих калек за участие, но самый большой кусок идет от наместника. Говорят, он без ума от подобных зрелищ. Люди в Сикелии любят смотреть на чужие увечья и готовы платить за это хорошие деньги. Помню, первые представления давались в старом здании самрийского цирка на Цветочной Площади. Так там целые очереди выстраивались. А два года назад построили новое, здесь, на Морском Базаре. Правда, чтобы купить билет участника, придется продать Свечку и оставшихся верблюдов. Но оно того стоит. Давай, халруджи, быть главным уродом Самрии — это почетно.

Новость о том, что Сейфуллах собрался продавать верблюда Камо, Арлингу особенно не понравилась. Он успел привязаться к животному и не собирался менять его на участие в сомнительном мероприятии, одно название которого вызывало у него тошноту.

— Плохая идея, — осторожно ответил Регарди. — Если этот цирк так популярен, то желающих получить приз будет много. А слепотой сегодня мало кого удивишь.

— Не торопись с выводами, — скривил губы Сейфуллах. — Если я выйду на сцену и скажу: "Смотрите, это слепой драган!", то меня забросают тухлыми яйцами. Но если сказать: "Смотрите, это слепой драган, который попадает в яблоко с десяти салей и делает двойное сальто назад", тогда победа достанется нам.

— Я не акробат, — перебил его Регарди, мучительно соображая, как бы отговорить Аджухама от дурацкой затеи.

— А я не твоя мать, чтобы тебя уговаривать! — рявкнул Аджухам. — Дьявол, халруджи, да это же мелочь. Плевое дело! Выйдешь на арену, покажешь толпе пару трюков и все. Ты их на тренировках, не задумываясь, делаешь. Чем цирк хуже? Конечно, желающих получить приз будет, как нарзидов в рюмочной. Но от этого игра становится только интересней. Нужно постараться. Ты пойми, что все это — не для наживы и славы, и уж точно не для того чтобы тебя унизить. Нам нужны деньги, чтобы покинуть этот чертов порт, и освободить Балидет! Вот наша цель. Смерть проклятого пса Маргаджана и свободный город — вот, к чему мы стремимся. Подумай об этом. Я не могу заставить тебя победить, ты должен сам захотеть это. Помню, на последнем конкурсе, который я видел, победил урод по имени Безрукий Ангел. Какой-то нарзид без рук. У него были огромные крылья, на которых он летал под куполом цирка. Тогда вся Самрия шумела, гадая, из чего они сделаны. Денег тот калека загреб немеренно. Тебе надо прозвище придумать, так сказать, сценический псевдоним. Что-нибудь красивое и благородное. Например, Слепой Мститель. Или Человек Без Костей. Нет, не звучит. А может, Видящий Во Тьме? По-моему, звучит здорово!

— Нет, — Арлинг слишком долго ждал, когда Аджухам закончит свою речь, чтобы сказать это короткое слово. Упоминание Видящего придало ему решимости.

— Правила такие, — деловито продолжил Сейфуллах. — Уроды выходят на сцену по очереди и показывают короткое представление. Они должны шокировать, рассмешить, удивить, в общем, сделать все, чтобы выделиться из толпы конкурентов. Над этим надо хорошо поразмыслить. Чаще всего калеки поражают тем, что, несмотря на свои увечья, могут делать вполне обычные вещи. Но ты, халруджи, обучен такому, что и не каждый циркач сумеет. И не надо ложной скромности, я знаю, о чем говорю. Ты красив и статен, а слепота придает твоему облику эдакий ореол жалости. Женскую аудиторию ты завоюешь без труда, а вот для мужчин придется постараться. Здесь помогут хорошие акробатические трюки, типа мельницы или каскада. Когда я в первый раз увидел, как ты дерешься на саблях, у меня дух захватило. Во-первых, это, черт возьми, красиво, а во-вторых, у тебя такой вид, словно все вокруг уже покойники. И больше ярости, страсти, вызова! На фоне танцующих карликов ты будешь богом, верь мне.

Регарди никогда не слышал от Аджухама столь лестных отзывов. Особенно о том, что он вызывал жалость.

— Нет, — повторил халруджи, понимая, что момент, когда Сейфуллах вспомнит, что ему стоит только приказать, наступит скоро.

— Я знаю, что их удивит! — воскликнул Аджухам, хватая халруджи за рукав. — Септория! То, что ты показал тогда во Дворце Гильдии, было невообразимо. Змеи, правда, обойдутся дорого, но на пару-тройку наскрести можно. Что скажешь? Согласись, что я слишком умен для своих лет?

— Соглашусь, — буркнул Регарди. — Но это была не септория.

— А что?

— Импровизация.

— Хм, она была весьма удачной. Ладно, а как насчет драки с диким зверем? У меня есть один знакомый циркач, который мог бы одолжить нам льва под залог. Хотя ты его, скорее всего, убьешь. А как насчет того чтобы сунуть руки в кипящее масло? Или вылить его на себя? Я однажды видел, как иман это делал. Думаю, и ты так сумеешь.

— Нет.

— Да что ты заладил! Нет-нет... Уйми свою гордость. Если бы я хоть немного был похож на урода, сам бы записался. Между прочим, каргалов упустил ты. И это ты должен думать, как достать деньги, а не я.

— Мое предложение в силе, господин. Купцов в городе полно. Для вас я готов ограбить любого.

-Аааахр! — заскрежетал зубами Сейфуллах. — Ладно, не хочешь септорию, зверей и масло, черт с тобой. Твои варианты. Чем бы ты мог удивить местную публику?

— Могу спеть.

— Не годится, — отмахнулся Аджухам и тут же переспросил. — Значит, ты согласен на конкурс?

— Только, если вы прикажете. Как халруджи, я должен подчиниться воле господина.

— Приказываю.

— Хорошо, — Регарди пожал плечами и сложил руки на груди. — Но трюки показать не смогу. Повредил спину при падении с башни. Теперь даже хожу с трудом.

— Так, — медленно выдохнул Аджухам, стараясь не взорваться от ярости. — И как же нам занять первое место? Ни второе, ни третье, а именно первое! Победа — это тоже приказ.

— Я понял, господин, — холодно ответил Регарди. — Постараюсь не разочаровать. Что я буду делать? Хм... Риск, особенно смертельный, конечно, привлекает, но, как вы правильно заметили, для калеки нет ничего сложнее того, что обычный человек даже не замечает. Поэтому я буду заниматься обычным делом. Буду угадывать цвета. Объявить можно так: "Перед вами слепой, который назовет цвет ваших волос и прочтет страницу из любой книги". Что скажете?

— Да уж, воодушевляет, — с сарказмом произнес Аджухам. — Если мне не изменяет память, последний раз, когда я просил тебя подать мне пояс желтого цвета, ты вручил мне красный. А за чтением я тебя вообще давно не видел.

— Я читаю, когда вы спите, — отрезал Арлинг. — Или мы будем веселить публику по моему сценарию, или кого-нибудь грабим. Предлагаю, напасть на твоего друга-ткача. Есть еще и третий вариант, и мне он нравится больше всех. Отправимся в "Цветок Пустыни" и дождемся приезда учителя. Можем заняться тренировками. Вы не очень хорошо метаете нож левой рукой, надо отработать.

— Согласен на твой сценарий, — процедил сквозь зубы Сейфуллах. — Но я все же надеюсь, что к вечеру в тебе проснется совесть, и ты приложишь немного больше усилий, чем отгадывать, какого цвета у меня штаны.

Арлинг благоразумно промолчал. Он был уверен, что денег им не видать, как ему — яркого солнца над головой.

* * *

Остаток дня пролетел незаметно. Попасть на конкурс, который так приглянулся Сейфуллаху, оказалось не просто. И основная проблема заключалась не в том, чтобы достать денег на билет. Ее Сейфуллах решил быстро. Вместе с верблюдами и Свечкой он продал свою парадную одежду, которая была куплена для приема у Терезы, пару плиток журависа — большая жертва с его стороны, и саблю Регарди, несмотря на яростные протесты последнего. И хотя денег они собрали куда больше стоимости участия в конкурсе, Сейфуллах заявил, что оставшуюся сумму он потратит на ставки.

Арлинг вынес и это, но его чаша терпения переполнилась, когда выяснилось, что мест больше нет, потому что желающих показать свое уродство записалось больше обычного. Аджухам умел вести переговоры и молча выложил перед хозяином горсть золотых. Стоимость верблюда Камо, которого Регарди украл из армии Маргаджана. Для Арлинга так и осталось загадкой, почему с горбатым ему было тяжелее расставаться, чем с саблей.

Золото, как всегда, помогло. Грузный кучеяр в фартуке, который пропах человеческим потом, пивом, моханой и животными, хлопнул себя по лбу и, порывшись в шкатулке на столе, выудил из нее пару листков.

— Вот, — прокряхтел он. — Случайно завалялось. Последнее приглашение, больше нет. Кто из вас урод? А, вижу-вижу. Слепой да? Ох, слепых у нас в этом году, как мышей в помойной яме. Точно слепой? Документы есть?

— Чего? — недовольно спросил Сейфуллах, которого откровения кучеяра не обрадовали.

— И откуда вы такие на мою голову свалились! — засуетился человек. — Бегите быстрее в шатер с зелеными полосками. Там лекарь, он вас осмотрит и выпишет справку. С ней уже ко мне. Подпишем бумаги, а я отдам вам билет.

— Я к доктору не пойду, — попробовал возразить халруджи, но Сейфуллах уже направлялся к указанному шатру, из которого разило пивом и моханой так сильно, что его можно было принять за винную лавку. Цель намечена, задачи поставлены, а в их кошельках уже звенели призовые деньги.

Арлинг надеялся, что услуги врача они купят так же, как и билет на конкурс, но Аджухам пожадничал. Лекарь оказался низкорослым пожилым кучеяром, едва доходившим Регарди до груди. От него пахло табаком, моханой, журависом и женщиной, присутствие которой легко угадывалось за занавеской, отгораживающей половину шатра. Пока Сейфуллах повторял традиционные приветствия, халруджи прошел мимо раскрытых сундуков и ящиков, чтобы убедиться, что чувства его не обманули. Арсенал хирургических инструментов и вовсе незнакомых приборов внушал если не страх, то здоровое опасение. Многие из них пахли засохшей кровью и щелочью. Похоже, лекарь зарабатывал себе на жизнь не только выдачей справок об уродстве.