Первый встречный

— Несносная девчонка, — прорычал он, приходя в себя, — я тебя просто убью, — сказал, поднимаясь на ноги, — задушу в объятьях, — сгреб меня и Анжелу Викторовну в охапку.

Не знаю, сколько времени мы бы просидели таким образом, если бы муж не потерял терпение.

— Так, не знаю, что здесь происходит, но я свою жену люблю и не хочу, чтобы её раздавили, поэтому прошу её аккуратно отпустить и отсесть, всё-таки это кресло предназначено для одного человека, а вас уже трое, хотя, не удивлюсь, если сейчас ещё кто-то с воплем 'Вика!' появится из ниоткуда и присоединится к этому безумию, — твёрдым голосом обратил на себя внимание нашей троицы. — Я серьёзно, — видя, что его заметили, продолжил Миша, — отпустите её.

— Это кто? — бросил на него взгляд слона, на которого решилась лаять собачонка, крёстный.

Это мне не понравилось, и, самостоятельно выбравшись из кресла и преодолев сопротивление, я пересела к мужу, который моментально прижал меня к себе, притянув за талию.

— Мой муж, — подтвердила слова супруга, — Михаил. А это, — мой крёстный и моя бывшая классная руководительница — Владимир Маратович и Анжела Викторовна, — посчитала правильным представить и их самих.

Миша бросил на меня странный взгляд, за тот миг, что он длился, я смогла разобрать с нём недоумение и удивление, остальное понять не смогла или просто побоялась это сделать.

— Что ж, не могу сказать, что мне приятно познакомиться, — даже не сделал попытки казаться вежливым супруг, — раз Вика ни разу не упомянула, что у неё есть кто-то кроме тех, с кем я уже знаком, значит на то были причины.

— Вот как? — перевел тяжёлый взгляд на меня крёстный. — Мне тоже интересно, по каким причинам она исчезла столько лет назад и за это время даже не удосужилась подать весточку о том, что жива, — требовательно произнёс он. — Не поделишься? А лучше будет поехать к нам и спокойно поговорить.

— Нет, — стальным голосом ответил муж, — мы никуда с вами не поедем. Сейчас мы отправляемся в нашу гостиницу, если хотите, то можете связаться с нами завтра, и, если Вика захочет, то вы встретитесь.

Сказать, что Владимир был удивлён подобной наглостью, значит ничего не сказать. Мишино поведение просто поставило его в тупик, ну да, он тоже далеко не из простых людей, не знаю, как сейчас, но в прошлом уж точно, ведь они были партнёрами по бизнесу с моим отцом. Поэтому подобное отношение к сказанным им словам для него в новинку.

— Что ты сказал? — своим тоном без прикрас показал всё, что думает о Мише, — ты...

— Влад, — мягко прервала его Анжела Викторовна, — успокойся, — погладила его по плечу она, — хорошо, если Вика с вами согласна, то оставьте нам свои координаты, завтра мы с вами свяжемся.

Она всегда была умной женщиной, рада, что с годами это не изменилось. Судя по всему, они с крёстным вместе, интересный союз.

— Миша прав, сегодня нам лучше будет поехать по своим домам, а поговорить завтра, когда произошедшее уляжется в голове.

— Хорошо, — со скрипом принял он наше решение, — но завтра, Вика, не думай, что сможешь избежать нашего разговора.

— И не думала, — спокойно заверила его.

— Диктуйте номер и где остановились, — приказным тоном 'попросил' крестный.

На название отеля он отреагировал высоко поднятой бровью, но комментировать не стал, отложив все вопросы на завтрашний день. Предоставив необходимую информацию, Миша встал из-за стола, бросив пару крупных купюр за наш так и не опробованный обед, не прощаясь повел меня на выход из этого заведения. Путь до гостиницы прошёл в тягостном молчании. Я прекрасно понимала, что пришло время всё ему рассказать, но решиться на откровение и путешествие по своей памяти было трудно.

Глава 19. То, о чём боялась думать, то, о чём боялась сказать

В номере он сел на диван и замер в ожидании, не нужно было слов, чтобы понять, чего именно он ждёт. Я отошла к окну, глядя на реку, протекающую внизу, постаралась собраться с мыслями, хотя меня и отвлекал требовательный взгляд, который я ощущала физически на своей спине. Время шло, и я заставила себя заговорить, вначале выталкивая из себя каждое слово, но постепенно обретая способность говорить о тех днях нормально.

— Знаешь, а ведь это мой родной город, — смотрела на природу, которая окружала меня с рождения, — здесь познакомились и поженились мои родители, родилась я. Целых четырнадцать лет была самым счастливым и любимым ребенком. Нельзя сказать, что меня сильно баловали, но уж точно не экономили, благо папа был очень хватким и, после того, как открыл свой бизнес вместе с крёстным, недостатка в деньгах мы не испытывали. Наша семья была целым миром, больше всего скучаю по нашим вечерам: я любила прийти к ним после ужина, улечься между ними и просто вместе смотреть телевизор или разговаривать, лежа в маминых объятиях, самые дорогие люди... Боль от их потери до сих пор не отпускает...

Я не просто должна всё рассказать, мне это необходимо, как бы сложно не было вспоминать те события. Обхватив себя руками, начала рассказ о самом страшном дне своей жизни:

— Для многих первое июня — это праздник детей, для меня он стал днём траура. В тот день родители устроили себе выходной, точнее папа, мама-то давно ушла с работы став домохозяйкой. Был летний жаркий солнечный день, мы гуляли по городу, смотрели выступление в парке лучших учеников школ искусств нашего города, ели сладкую вату, потом папа потащил нас в зоопарк. Домой вернулись уставшие, но счастливые до одури, я так вообще чуть ли не летала вместе с охапкой воздушных шаров, которые родители мне купили в честь праздника. Всё было в полном порядке, мы спокойно легли спать, а ночью нас разбудили.

Сделала несколько глубоких вдохов, чтобы не сорваться сейчас на слёзы. Казалось бы, давно уже всё выплакано, а нет, слёзы застилают глаза. Почувствовала, как сзади меня обняли и притянули к теплу, даря опору.

— Я ведь не сразу поняла, что вообще происходит. Посреди ночи будит непонятный шум, за стеклянными дверьми моей комнаты, мелькает какой-то свет, шаги и чужие голоса. Внезапно они раскрываются и мужской голос говорит кому-то: 'Девчонка здесь'. Когда я проморгалась от резко включенного освещения сначала не могла поверить, что это не кошмар. Передо мной стоял высокий мужчина, одетый в камуфляж, на голове черная маска с прорезями для глаз, в руках автомат.

— Кто ещё есть в доме, кроме родителей? — пробилось ко мне через пустоту в голове, видимо ему пришлось повторить вопрос несколько раз, потому что показалось, что я это уже слышала.

— Никого, — дрожащим голосом ответила ему.

Наконец получив необходимый ответ, он застыл, не отрывая от меня взгляд и прислушиваясь к происходящему в других комнатах. Не знаю, сколько времени мне пришлось просидеть так, не понимая, что вообще происходит, зачем этот человек здесь. Пока не услышала крики из родительской комнаты, которая была недалеко от моей. Ещё один мужчина требовал от папы деньги, а он в ответ говорил, что у нас ничего нет. 'Что ты мне лапшу на уши вешаешь? Я в курсе, что у тебя в сейфе есть крупная сумма, где деньги лежат, тварь?' — зло кричал он на отца. 'Да что ты мне сделаешь, ублюдок? Убьёшь что ли?'. Думаю, папа тоже не мог поверить, что это происходит с нами. После этой фразы раздались звуки ударов и мамины крики. Мне стало жутко, я не представляла, что сейчас происходит с родителями и что нас ждёт, встретим мы новый день или уже нет. Мой надзиратель на эти звуки даже не отреагировал, продолжая пристально следить за мной, не удивлюсь, если эта сволочь просто упивалась моим ужасом.

— Если ты мне не отдашь деньги, я сначала пристрелю твою жену, а потом и дочурку, — издевательски произнёс тот, кто был сейчас с родителями.

— Что? Сомневаюсь, что у тебя вообще ствол заряжен, — продолжал отец играть с огнём.

И доигрался — я услышала выстрел и мамины рыдания. Тот, что был в моей комнате сразу сменил позу и направил дуло своего оружия на меня. Но тогда, я ещё надеялась на какое-то чудо, верила, что не может с нами случиться такого кошмара, просто не может, только не с нами... Подозреваю, что после демонстрации серьёзности намерений, отец наконец поверил, что всё происходит на самом деле и договориться не удастся. 'Веди девчонку!' — услышала я крик и, по молчаливому знаку приставленного ко мне, встала с постели, в которой всё это время находилась и вышла из комнаты. Меня повели вниз, на кухню, где уже был открыт люк в наш подвал. Когда меня подтолкнули к нему осознала, что это конец, нас просто убьют. А когда спустилась вниз и увидела родителей я уже не смогла сдерживать слёзы, то что с ними сделали... Папа был весь в крови, лица было не разглядеть, нос сломан, глаза заплыли, из скулы торчала кость, а тот выстрел, который я слышала был сделан в его ногу. Мама была не в себе, взгляд отсутствующий, на лице след от удара. Она держалась за голову, думаю, что было сотрясение.

— Не плачь, родная, всё будет хорошо, — невнятным голосом пообещал папа, обнимая нас обеих, передвинув меня в угол и закрыв от люка.

— Как мило, правильно, обнимитесь напоследок, — прозвучало прежде, чем раздалась очередь. Последнее, что успел сделать отец — прикрыть мой рот ладонью, прежде чем упасть прямо на меня, уронив и маму.

Я не знаю, как я не закричала, не забилась в истерике от этого кошмара, видит Бог, просто не представляю. Сквозь шум в ушах, находясь в каком-то шоковом состоянии, слышала тех, кто отправил меня в этот ад:

— Спустился бы, проверил, — один голос.

— Да смысл, и так вижу, что уже не шевелятся, я в них столько выпустил, что они уже на том свете.

— Всё забрали, что требовалось? — этот голос был новым, видимо караулил где-то неподалёку.

— Да, всё так как он сказал, деньги в сейфе, сегодняшняя выручка в сумке, документы тоже оказались на месте, так что в офис наведываться не нужно.

— Отлично, я тут ещё их безделушки обнаружил, и ключики от машины, так что сегодня удачный улов.

— Тогда пора валить, по близости никто не живёт, но лучше не рисковать и не светиться.

Я лежала пока они не ушли, и потом лежала, не в силах двинуться. Я хотела умереть, уйти за родителями. Но не имела права, последнее, что они сделали — сохранили жизнь и я обязана помнить это. Плача сдвинула их, выбралась и перевернула на спину. Дала себе время попрощаться с ними. Чего стоило заставить себя встать и оставить их там, в этом подвале, на холодном бетоне, когда хотелось свернуться калачиком и остаться рядом, ведь это были мои мама и папа. Перед уходом я сняла с мамы её кулон, который отец подарил ей, ещё когда они встречались, оставляя себе её частичку. Выбравшись наверх, сначала не знала, что мне делать: позвонить кому-то я боялась, просто животный страх охватывал от одной мысли. Бросив взгляд на свои руки, определилась — доковыляла до раковины, чтобы смыть с себя кровь, с ожесточением стирая кожу, чувствуя, что она всё ещё на мне, хоть и невидима. Одежда тоже была пропитана красным, с ужасом сорвала её, отшвырнув на сколько хватило сил. Зайдя в свою комнату, побросала в рюкзак первые попавшиеся вещи и свои накопления, которые откладывала с подарков и карманных денег. Стараясь не смотреть в сторону кухни, не думать и не чувствовать, я покинула дом. По ограде спокойно бегали наши овчарки, что заставило меня испытать удивление, даже в моём отмороженном состоянии, ведь их натаскивали на охрану нашего дома, чужих людей они бы не пропустили просто так. Мозг усиленно заработал, переключаясь от ужаса на осознание того, что всё это сделал человек, близкий нашей семье. Эта мысль добила меня окончательно.

'Что мне делать? Куда бежать? К кому?' — вопросы каруселью проносились в голове, а перед глазами стояла картина подвала. Когда я забрела на какую-то детскую площадку только начинало светать, помню, что уселась на лавочку и просто разрыдалась, шок начал отпускать, запас стойкости, который у меня был — кончился и я снова стала девочкой, у которой на глазах убили родителей. Когда я больше не могла плакать впала в бездумное состояние, раскачиваясь из стороны в сторону и тихо подвывая. Момент появления на улице людей я пропустила, осознала только после того, как одна женщина попыталась растормошить меня, чтобы узнать, что случилось. Наверное, она пожалела о своей доброте, ведь стоило мне осознать, что рядом кто-то чужой — меня просто снесло с лавочки подальше от неё. Я чувствовала себя немного безумной, страшась каждого, кого встречала на пути. Хотелось кинуться к кому-то и попросить защитить, решить все проблемы, услышать, что ничего этого не было, что я могу вернуться домой, а мои родители будут ждать меня, живые и невредимые. Но чудес не бывает, в тот день я поняла это отчётливо и ясно увидела, что теперь мне пришла пора быть взрослой и думать не так, как ребенок. С детства я была очень умной, рассудительной, при этом оставаясь маминой дочкой, комнатным цветком, а потом мой горшок разбили, меня втоптали в грязь, пришлось бороться за свою жизнь, разрывая корнями почву и снова начинать жить, залечив свои повреждения. Правда, после этого, если цветок выживает он уже не будет таким красивым, как раньше, он будет искалечен.

Я боялась прийти к кому-то и сообщить, что жива. Боялась обратиться в органы, и рассказать, как всё случилось. Могла только проживать всё заново, снова и снова, каждую минуту видеть их мёртвые глаза и кровь. Меня трясло ото одной мысли, что те, кому мы верили похоронили мою семью ради каких-то денег.

Так случилось, что мне удалось бежать из этого города, от той боли, что узнала здесь, от ужаса, который меня заставили испытать, от самой себя. С чужой помощью, каким-то чудом, мне удалось убраться отсюда, и не попасть в новые неприятности. С той поры верю, что у меня есть ангел-хранитель, а может даже двое. Сейчас я думаю, что это был глупый и опрометчивый поступок: четырнадцатилетняя я совсем не понимала, что меня может ждать впереди, лишь потворствуя страху, бежала от того, что было позади.

— Прости, — услышала тихий голос мужа, продолжающего сжимать меня в крепких объятиях.

— За что? — с горьким смешком спросила его. — Это не твоя вина.

— Я заставил тебя снова вернуться в тот день, даже не представляю, как ты могла пережить такое и не сойти с ума, я бы точно рехнулся.

— Ты не знаешь это наверняка, никто не может предсказать как поведёт себя в адской ситуации. Такое не проходит бесследно, иногда мне кажется, что я тоже умерла в ту ночь, меня больше нет, только оболочка, внутри которой зияющая пустота и я не знаю, зачем до сих пор дышу.

— Не смей так думать, — резко встряхнул он меня, разворачивая к себе, — ты живая, прошло столько лет, отпусти наконец их, не испытывай вину за то, что ты жива, ведь это то, чего хотели твои родители. Пока жива ты — живут и они, в тебе. Никогда больше не допускай мысли о смерти, я собираюсь с тобой до старости прожить и выслушивать твои издевательства над моей вставной челюстью и толстыми окулярами, поняла меня?

Уткнувшись в его плечо, я перестала сдерживать плотину, которая протекала двумя ручейками по моим щекам, не задумываясь, как сейчас выгляжу со стороны. Это были слёзы облегчения и благодарности, перемешанные с болью, которая никогда не утихает в моей груди. Все эти годы, после того, как смогла начать с кем-то общаться, допустить в свой круг, я не чувствовала, что действительно хочу жить, легко оставляла позади даже тех, кого считала близкими, не цеплялась мелкими крючками за этот мир. Но теперь у меня есть Миша, не просто крючок, целый якорь, который пригвоздил меня к земле, и мне хочется жить, любить, улыбаться не только в память о тех, кого больше нет рядом, а для самой себя.