Алик поглядела на этого разлёгшегося на раскладушке, нога на ногу, "викинга".
— Резать тебя некому, — кивнула она и ушла к Лешему в комнату.
Натан рассмеялся и сел, потирая глаза. "М-да...и правда", — подумал лениво. И как это здорово!
Он посидел немного, потом поднялся, встряхнув волосами. Сегодня ночью у него свидание. С той девушкой, что приходит внезапно, обнимает страстно, но не долго, а потом испаряется. Иногда безвозвратно.
Нат достал две кружки и заварил чая покрепче.
Как-то утром, очень и очень давно, она взмахнула пушистыми крылышками и улетела в окно. Навсегда.
Не жди.
Не проси.
Не злись.
Не приду...
Тишина. Поступи не слышно. Натан выключил верхний свет и зажёг маленький тусклый светильник в углу.
— Честно, я не знаю, какой чай ты любишь, — признался он. — Так и не узнал... Может, расскажешь когда-нибудь...
Лимонно-бергамотовый аромат разнёсся по крохотной кухне, и Натан взял одну из кружек. Для себя.
Ветер подозрительно затих. Огни большого города погасли. На город опустилась ночь. А старенькая Лешаковская акустика, дежурная, так сказать, "кухонная" гитара, тихонько запела.
Иногда эта девушка оставляет детей. Ваших детей. Натан улыбнулся, перебирая тонкие струны. Это лучшее, что может с тобой случиться. Лови момент...
А когда...когда ты остаёшься один, ты умираешь. Медленно. Нат хрустнул костяшками пальцев. Поэтому стоит позвать её...предложить чаю, например...
Я точно знаю, чего ты не любишь, подумал он. По опыту.
Я звал тебя сначала тихо,
В полночном сумраке шептал.
Я почему-то очень верил,
Я почему-то умирал...
И собирая, как осколки,
Твои следы...
Натан замолчал, нахмурившись, и навострил уши, как собака. Что за?..
Хватал я нить.
Ты что, не помнишь?
Ты забыла...
Тэк-с... Что это за бэк-вокал такой доносится из комнаты? Может...э-э...глюки?
Натан так надеялся на глюки. Они, конечно, явление не особо приятное, но...в крайнем случае угомонить можно — в кармане куртки ещё оставались таблетки. Глюки безобидны. Ходят себе вокруг бледными тенями. Ну, болтают о чём-то иногда. Но... Ч-чёрт!! Глюки не занимаются любовью! По-крайней мере, даже болезненное воображение Натана не могло себе этого позволить.
— Кролики! — крикнул Нат, не сдержавшись, и стукнул кулаком в стену.
Эффекта, конечно, не произвело. Да и не ждали эффекта. Так, не обращайте на меня внимания! Лежу тут, музыкой занимаюсь, бля.
— Леший, ур-род!
Какая тут Муза, боже упаси. Не приходи ко мне сегодня, не надо. Под этот аккомпанемент я такого напишу, что потом сам же повешусь на ближайшем суку!
— У-у-у!.... — зло завыл Натан, отложил акустику прочь и упал на подушку.
Сон не приходил. Вот, блин. И чё делать-то теперь? Надо было сразу ложиться спать. Проснулся — и спать. Спать! Легко сказать. И абсолютно невозможно воплотить. Чёрт, завидно...
Натан вымученно вздохнул, посмотрел на потолок. Как обидно, что Хрущёв умер так рано... Такие, бля, хорошие дома... С такой акустикой... Да здесь репетировать надо, мать вашу!
Нат перевернулся на бок, закрыл глаза и стал старательно погружаться в сон...
— Алик!! — он зло рыкнул и подпрыгнул на месте. — Прошу, замолчи... — Нат накрыл голову подушкой.
Трудно дышать и перья лезут в нос. Куда деться от любви?
— Ну-у... — жалостливо протянул он, — хотя бы потише...
Сел на раскладушку и побарабанил ногами по полу. Куда же деться от них? Куда... Всё понимаю, кивнул он. Поглядел на часы. Хотя, нет, не всё...
Балкон!.. Господи, балкон!! Натан оттянул шпингалет и открыл дверь. Потянуло холодом и улицей. Распахнул дверь настежь и втащил на балкон свою раскладушку. Хоть бы застеклили его, что ли... Ладно. Так сгодится. Не привыкать... Спасибо и на этом.
— Влюблённые кролики! — крикнул он злорадно в кухню и захлопнул дверь.
Зябко. Ветер дует. Северный. Но относительная тишина... А...впрочем...если завернуться одеялом, как мумия, и закопать голову в подушку, не так уж и плохо. Даже тепло. В некоторых местах.
— Не, ну вы совсем обалдели... — Натан покачал головой. — Вас на улице слышно!!
Пришлось вернуться в этот дом порока. И откопать плеер.
— Извращенцы! — крикнул Нат напоследок и снова захлопнул дверь снаружи.
Надеюсь насовсем. Надеюсь до утра. Усё. Бируши в уши и...музыку. Что б там не стояло...
Секс на чердаке,
Лезвие для вен,
Палец на курке,
Это круто!...
Где-то там...под подушкой...Натан открыл глаза.
— Убейте меня, убейте! — зарычал он.
ГРОУЛЬ
Попытался рявкнуть будильник. Именно попытался: Леший зло запустил в него тапком и сбил с табуретки. Будильник захлебнулся звоном и в очередной раз развалился на две части. Лешу было всё равно.
Вчера он что-то сделал. Что-то, за что сейчас расплачивался гадливым чувством к себе, поселившимся где-то в горле. И ещё ему казалось, что оно прорвётся чем-то ещё более противным. Он не хотел вспоминать вчерашний день. Вчера он встретил Лешака-героя и чуть не проиграл ему.
Леш потянул на себя одеяло, но Алик, заворчав, резко рванула его обратно и, от неожиданности, Леш упустил добычу. Ситуацией моментально воспользовался сквознячок, острой тёркой прошедшийся по обнажившемуся телу. Так как отобрать у жены одеяло не представлялось ему возможным, у него был только один путь: наружу. В холодное утро нового дня, сопровождаемое тоскливым завыванием ветра в оконных щелях.
Ничего. Переживём. Ночью-то он славно отогрелся... Леш довольно улыбнулся и спустил ноги с дивана.
— Твою ма-а-ать!!! — раздолбанный будильник оказался способен на месть: какая-то мелкая деталь вонзилась Лешу в босую ступню. Злобно зашипев, Леш пнул остатки многострадального агрегата, нецензурно пообещав в следующий раз точно выкинуть ко всем известной бабушке. Прихватив одежду, на цыпочках прокрался в коридор. За закрытой на кухню дверью царила тишина. "Спит ещё", — решил Леш.
Холодная вода прогнала последние остатки сна, в котором он блуждал по каменному лабиринту и не мог найти выход. Там он вышел в другой, ещё больший, лабиринт. Тоже каменный.
Леший мотнул головой и уставился на отражение в зеркале. Лохматый, с сильной проседью в волосах, он напоминал себе древнего ведьмака-язычника, заблудившегося во времени и осевшего в маленьком городке на окраине мира. Вот только обратно ему категорически не хотелось.
И ещё эта вновь отросшая щетина...ох, как же он ненавидел, причём взаимно, бритву!!!! Чёрт! Какой паршивец придумал, что мужчине просто жизненно необходимо бриться? Говорят, это была женщина...какая-то очень странная женщина... а вот его Алик нравиться, когда он "немного колючий"... Может, это моя Алька странная? Леш подмигнул своему двойнику. Конечно, ответил он, только совершенно ненормальная девчонка могла связаться с тобой, лешак ты, небритый маньяк и, чёрт побери, классный вокалист! "Маньяк..." — ухмылка Леша стала похожа на улыбку чеширского кота — никогда не знаешь, что он выкинет в следующий момент, и всегда прощаешь ему самые невесёлые проступки. "Маньяк!" — говорила Алик. "Но очень сексуальный..." Голос её при этом становился не менее маньячным, чем внешность её мужа.
А то! Зря, что ли...
Леш брался за бритву только по одной причине: он совершенно себе не нравился с бородой. Похожий в такие моменты своей жизни на какого-то террориста, да ещё и о-о-очень волосатого, Леш чувствовал себя настолько неуютно, что готов был терпеть прикосновение к своему лицу лезвий.
Здорово! Он даже не порезался! Прогресс, однако!
Вытирая с лица остатки влаги, он вышел в коридор. За стенкой хлопнула дверь. Цок-цок-цок по лестнице каблучки. Леш застыл. Юлька. Первая мысль — выскочить, поймать, объяснить. Ледяная ладонь легла ему на плечо: не надо. Леш вздрогнул и судорожно оглянулся. Никого. Даже Вихря, чей отчётливо слышанный голос и заставил его подскочить на месте. Твою мать! Дожил, блин! Шарахается от каждой тени, как баба беременная!
Аля растянулась на диване, закинув руки за голову. Одеяло, прикрывавшее только её живот, почти полностью лежало на полу. Леш, зашедший в комнату за кружками с так и не выпитым чаем, откровенно любовался женой. Она вдруг потянулась, тихо засмеялась во сне и перевернулась на живот. Одеяло упало окончательно. Вдоль позвоночника тянулась татуировка: меч, обвитый шипящей коброй, над которой распахнул крылья громадный орёл. На левом плече танцевали чёрный и красный драконы, сплетаясь телами не хуже любовников. Как же его заводили рисунки на её теле!
Леш поставил обратно на табуретку кружки, чудом уцелевшие при обстреле тапком и, подняв одеяло с пола, накрыл Алик.
Выходя из комнаты, он не видел, как она лукаво улыбнулась, чуть приоткрыв глаза...
Кайф от ночи, а потом — шок,
А за ним — усталость.
От любви осталась
Лишь одна молитва...
Но есть ли Бог?
Пусть настанет завтра!
Пропел Леш вполголоса, не желая будить своих сонь.
Скрипнула дверь на кухню, и Леш поморщился: на столе лежал красный пионерский галстук. Вот угораздило же Натана притащить его именно вчера! Да и ещё с бандой с этой встрял...
Ч-чёрт! Юля...
Леш надеялся, что никто ничего не узнает. Иначе, как он объяснит Алик мотивы этого поступка? Никак. Не успеет. Она его просто прибьёт для начала, а уже потом будет разбираться, что к чему.
Хрусть!
— Твою за ногу, Нат! — взревел Леш. — Какого лешего ты не убрал банки?!! Нат! Нат?
— Не кричи, Рыччи, — Алик приобняла мужа и, встав на цыпочки, куснула его в шею. — Детей перебудишь...соседских...
Леш, иногда именуемый женой Рычаргом I, вздрогнул. Соседские дети...мать их...
— А где, этот...который...forever dead drunk?
— Кто? — не понял Леш. — Натан, что ли?.. Ну, если то мумиё, закатанное в одеяло, что маячит на балконе не Нат, то я тогда ни фига не понимаю в этой жизни!
Аля поглядела через плечо мужа и залилась весёлым смехом — в проёме балконной двери стояло нечто. Нечто было длинным, промёрзшим, туго завёрнутым в одеяло.
Леший озадаченно смотрел на друга. Что он, сдурел, что ли? Натан возвёл глаза к небу и издал бессильный протяжный рык. К сожалению, на большее он сейчас способен не был. Сотни огненных стрел пронзили воспалённое горло, впились острыми жалами... Штыки. Тёрки и бензопилы. Пробирающийся огонь. А-а... Как паршиво-то...
— Леш, а что? — Алик вытирала слёзы, набежавшие от смеха. — Нам может понадобиться гроулинг-вокалист!
Леший потёр лоб. М-да...
Старый мастер подышал на пальцы и прикрыл дверцу поплотнее. Сегодня совсем студёно. Так и гуляет злая осень по его спокойному некогда уютному городу. И утро приходит как зимой — поздно. Хм... Сколько раз говорила его старушка: брось ты эту работу поганую, не таскайся, тем более в мороз. Всё равно копейки. Проживём как-нибудь.
Мастер вздохнул, потёр махровой тряпочкой окошко и устроился поудобнее в потрёпанном кресле. Что ты, старая, любимая моя Глаша, подумалось ему. Что ты... Старость ведь приходит незаметно. Вот так раз...и она уже рядом сидит с тобой, чай пьёт да разговаривает. А душа-то просит. Работы какой-нибудь, дела, жизни. Жизни просит, Глаша, жизни! Людей хочу видеть, помогать, чем смогу... Да вон, хоть, собак дворовых покормить приду сюда. Эх, Глаша...
А что глаза не те, так это ж понятно. Но на глаза, вон, окуляры есть... Поправить всё можно. Даже время.
Мастер надел очки. Специальные. Для работы. Аккуратно разложил инструменты на столике, включил грушевидную жёлтую лампочку. Так, что у нас сегодня? Старые как мир, красивые наручные часы с резным ремешком. Поглядим, что с вами случилось. Какое время вы потеряли? Жизнь прожили... Маленькая ли деталька тому виной...или большая беда.
Во дворе залаяли собаки. Мастер не обращал внимания. Мастер лечил время.
Тук-тук-тук...
— Здравствуйте, — улыбнулась девушка, когда он открыл маленькое окошко. — Можно часы отремонтировать? — в её ладони блеснул циферблат.
Мастер внимательно осмотрел часы.
— Для начала проверим батарейку, — со знанием дела сказал он и подсоединил проводки. — На нуле, — кивнул он девушке.
Она улыбнулась. Куда бы не спешила девушка этим утром...она следила за движениями рук старого мастера. Худыми, жилистыми, с длинными пальцами. Точными. Спокойными. Уверенными.
Мастер достал тонкую упаковку маленьких круглых батареек, отсоединил донышко часов, и вставил один серебристый кружок. Ожили. Но ремешок совсем порван — болтается. Мастер покачал седой головой. Потеряются.
— Да, — согласилась девушка, — я знаю... Заменю сегодня же. Просто раньше...
Мастер отдал часы. Потеряются, так потеряются. Это ваше время.
Потянуло пронизывающим сквозняком, мастер хотел уже поспешно прикрыть окошко, но услышал знакомый гремящий бас на улице. Он усмехнулся. Потянулся за ключом.
— Здрасте, Захар Лукич, — в окошке показалась лохматая голова Лешего.
— Здрасте, здрасте, — мастер подал ему ключ. — Зачастили вы репетировать, — улыбнулся он.
— Ага, — Леший чуть не ударился затылком о раму. — Ух! — он кинул ключ стоящему позади Пашке. — Не мёрзнете тут, Захар Лукич?
Старый мастер хитро поглядел на музыканта из-под седых бровей. Это я-то мёрзну? Помилуй бог.
— А-а...— понимающе протянул Леший, глядя на большой термос, и заговорчески подмигнул старику.
Вода, хоть будь она
В сто крат
Покруче кипятка,
Не греет так меня она,
Как рома кружечка.
"Старый пират!!" — подумал Леший.
Мастер прикрыл окошко. Ну, так что там с вами, резной ремешок?
— Эй! — крикнул Пашка, возясь с барабанами, — Что эт с тобой?
Нат замотал вокруг шеи широкий шерстяной шарф, устремил два указательных пальца в сторону Лешего с Алик и еле слышно просипел:
— Я...спал...на балконе!..
Пашка озадачено моргнул. Чего? Из угла послышался дикий Женькин хохот. Тот всё просёк сразу и звонко похлопал в ладоши.
Алька же как ни в чём ни бывало настраивала бас. Натан тихо зарычал, проверяя звукосниматели Gybs`y. Он порыкивал на Алик всю дорогу до базы, причём получалось так хорошо и живо, что девушке даже понравилась его новая манера общаться. Какой-то не такой колючий, что ли. Но, конечно, всё равно кактус.
Коротко завыл микрофон.
Ну, не лажать сегодня, не лажать, покачал головой Натан. Плевать, конечно, однако... Он сурово поглядел на Алик. Скандинавка. Не лажать. Надо...проснуться...
Сначала Нат думал, что дело в отвыкших за время пальцах. Они перестали слушаться каждого приказа, а если и выполняли его, то лениво, с большой задержкой...с большим... латентным периодом. Он злился. На деревянные пальцы. Горло саднило, и на каждый порыв отчаянья, сопровождаемый косым рифом, воспалённо загорались глаза.
