— Э-э... Нил... А вот я интересуюсь, чем ты занимаешься по жизни? — ненавязчиво пытаясь отцепить нахальную конечность, пролепетала я.
— По жизни. Да как тебе сказать, — продвигая руку ещё дальше — я подпрыгнула. — То тем, то сем. Как говорится, куда Родина пошлёт.
— И часто она тебя...посылает? — ну каков нахал — уже вся моя филейная часть в его полном распоряжении! Так не пойдёт. Делаю разворот, старательно выкручиваясь из загребущих лап. Фигушки — я снова облапана, уже и второй рукой, теперь за грудь. Нет покоя бедной африканской девушке от коварных белолицых захватчиков — тяжела жизнь негров в наше сексреволюционное время.
— Да регулярно, — это он о чём?! — То с посольством в иноземную державу, то с тайным поручением к соседям, — а-а... Грудь моя ему явно нравится. Мне, кстати, тоже. Но без чужих лап — решительно пресекаю дальнейшие посягательства, отпрянув к самому бортику балкона. Бортик низковат. Одно неловкое движение — и я в саду. После пары секунд незабываемого полёта, этаж-то где-то третий.
— Какая ночь! Волшебство будто разлито в воздухе. Элма, ты чувствуешь?
Чувствую, конечно. Кто-то только что опорожнил ночной горшок в непосредственной близости от места нашей нынешней дислокации, и теперь в воздухе явственно попахивает свежей мочой. Ничего не скажу, невероятно романтично. Природа, чтоб её.
— Да, Нил, ночь просто волшебная, — смачно прибивая на лбу кавалера приблудного комара. Ага, волшебная. Особенно учитывая промывающее твой мозг заклинание. А ничего уже не изменишь, аннулировать подобные магические воздействия нас, кажется, не учили. И за каким хмаром я вызубрила его до автоматизма?! Вот и выдала. На автомате.
— Ты так прекрасна в свете убывающего ночного светила, — да, африканцы особенно эффектно выглядят именно в темноте. Незабываемо буквально. — Я теряю разум... Что со мной, сиятельная? Я попал под власть чар?
Прям как в воду глядишь, родной. Именно под власть. Как же они, гадские, снимаются? Что-то такое вертится в мозгу... Ага-а! Вспомнила! Сейчас... Кенога мено раства гелто ресимла...жгарстх! Всё. Теперь должно отпустить, это заклинание снимает любые магические воздействия в радиусе пяти метров.
Справа и слева от балкона помигали и загорелись фонари. Странно...
Ой! Свою маскировку, выходит, я тоже сняла. Что сейчас буде-ет!
— Сиятельная, лик твой светел и прекрасен всё больше с каждым мгновением! — да уж наверное — сама же личину, дура, уничтожила.
— Дорогой лаби, мне пора. Завтра рано вставать, ничтожная раба своего народа не может противиться зову его. Меня ждёт дальняя дорога, — и казённый дом, чуть не добавила я, но вовремя прикусила язык. — Я не вольна в своих желаниях, и должна Вас покинуть, мой дорогой, — когти, рвём когти, Элька! Поторопись!!
— Твои слова — бальзам для моего бедного сердца! Так я тебе дорог? Это самое прекрасное, что я слышал в своей жизни! — блондинчик страстно прижался ко мне, изо всех сил пытаясь облобызать хоть какую-нибудь часть старательно уворачивающегося тела. Чего это он? Неужто заклинание не сработало? Иначе с какого ненаглядный белобрысый тут корчит из себя сходящего с ума от страсти идиота?
— Нил! Я не шучу, мне действительно пора, — пальчиками прикрыв кавалеру рот, медленно пячусь к спасительной двери.
— Я провожу тебя, любимая! — только этого не хватало!
Глава двенадцатая
Уходим-уходим-ухо-о-оди-им! Вернее валим со всей возможной поспешностью.
Какие звёзды. Какой мужик рядом. Какого хрена мне вечно в такие моменты нужно экстренно сматываться?!
Так, эту идиллию пора прекращать, добром не кончится. Мужики, они ж как дети — обидчивые и мстительные. А я уже достаточно накосячила, чтобы совершенно справедливо опасаться праведного гнева одного знакомого блондина.
Руки, гад, не убирает — опять в угол зажал. Нет, ну как ловок, только что ведь у бортика была! Добром, чую, не отпустит. Мужчина настроен решительно, очень некстати его пробрало на экзотических девиц. Что ж, будем действовать по старинному девичьему принципу — завлекла-обдурила-не дала. Где-то так.
— Ой, Нил, что это?! — мои круглые глаза по диаметру запросто могли посоперничать с так любимым блондинчиком ночным светилом.
Указывая рукой за спину кавалера, я в ужасе приоткрыла рот и картинно схватилась за сердце. Сработало — кто бы сомневался.
— Где? — Нил всем телом развернулся в сторону предполагаемой угрозы, в этот момент я резко оттолкнулась от него и кубарем вылетела в слегка приоткрытую дверь. Темно... Бегом!
Подхватив подол, со всех ног понеслась в сторону, где, по моим прикидкам, должна располагаться спальня. Так, сейчас самое время появиться лестнице. Вверх на два пролёта, за угол, до конца коридора, в неприметную дверь, живо спуститься на три пролёта вниз. Как хорошо, что эти переходы я знаю как свои две извилины... Оп-па-а! А вот и комнатка моя родная. Так бы и расцеловала!
Сзади доносился приближающийся топот. Я шустро юркнула в дверь, закрылась на все засовы и даже крючок и для надёжности подпёрла ее спиной. С замиранием сердца прислушалась к резко наступившей в коридоре тишине. Куда он делся?
— Зачем ты так со мной? — в лучших традициях индийских мелодрам раздалось прямо у меня над ухом. От неожиданности ваша покорная слуга подпрыгнула и врезалась головой в каким-то идиотом размещённую непосредственно над входом полочку для свечей. Больно-о! И какой х...гх...бл...ммм...догадался поставить туда керосиновую лампу?! Тихо обтекая пахучей жидкостью и шёпотом смачно матерясь, я одновременно молилась, чтобы за дверью этого грохота не услышали.
Размечталась!
— Я чувствую, ты там, — ага, я тоже чувствую — от вони аж глаза режет. — Прижимаешься к двери дрожащим телом, пытаясь унять хриплое от бега дыхание и что-то тихо бормочешь... — он эмпат? Или просто хороший слух? — Не знаю, чем я заслужил подобное отношение, но, верно, и правда провинился. Прости меня, сегодня я сам не свой. Впервые встретил такую девушку, — охотно верю, ТАКИХ ты точно ещё не встречал... Что-о?! А кто с утра зажимал некую крестьянку в приснопамятной конюшне, пылая страстью?! — Ты смутила мой разум. Мысли путаются... Душа трепещет — ты, верно, колдунья? — а тебе бы, парень, романы писать — обогатишься, гарантирую. Впечатлительные дамы годовой запас платков изведут за одну эту сцену.
— Я знаю, ты слушаешь. Ты вправе не верить, но... — конечно вправе...обольститель! — Ни для кого больше это сердце не зажжётся страстью, не зайдётся щемящей нежностью. Я больше никогда не полюблю. Может, оно и к лучшему. — Ах, что за слог! Я сейчас заплачу. — Прощай же, девочка. Для меня ты навсегда останешься самой желанной и прекрасной во всех землях. Иссаххъарльякха чеи текира дьоле.
...Лёгкие шаги затихли в отдалении, тихо скрипнула дверь, принимая на себя всю тяжесть моего обмякшего тела. Ушёл. Радоваться бы надо. А вот не радуется что-то. Какой сюжет для мексиканского сериала! Продюсеры обрыдаются от счастья... Кстати, кто-то уже рыдает. В голос причём, горько так, с жалобным поскуливанием. Духи, неужели это я?!
Рассвет я встретила с больной головой и распухшим от слёз лицом, так до утра и не сомкнув глаз. Пару раз порывалась побежать искать Нила, но в последний момент что-то меня останавливало. Дурёха, стоит ли так убиваться? Сама ведь виновата. Ну вышла бы, ну повинилась. Простил бы сентиментальный блондинчик, никуда не делся. Да при умелой подаче информации, да соответствующих спецэффектах. Почему я такая гордая? Вот надо было разыгрывать из себя неприступную крепость!
Ничего, мы сильные, мы ж красные кавалеристы...и пра-а на-а-ас, какой-то там речистые ведут... В общем, понятно. Хватит нюни распускать, пора к Ильсену, и в путь! Быстрее бы только — эти стены давят на меня.
Наскоро умывшись и переодевшись в мужское платье, я подошла к зеркалу. Пришла к неутешительному выводу, что с припухлостями под глазами уже ничего не поделаешь, подхватила скудные пожитки и выскочила из комнаты.
Встреченные в коридорах слуги почему-то резво шарахались в разные стороны, старательно зажимая нос. Я принюхалась. Ну так и есть! Про керосин-то, идиотка, забыла!
А вот он про меня, к сожалению, нет, обильно пропитав волосы и намертво въевшись в кожу. Хммм... Ну, может, хоть комаров теперь пару суток можно не бояться.
На ванну сейчас всё равно времени нет — не дай Духи, Морка проснётся или с блондинчиком столкнусь. Неподходящее у меня сейчас моральное состояние для задушевных бесед на повышенных тонах. Решено — валим немедленно, в порядок себя приведу на первом же встреченном постоялом дворе.
Главное, чтобы лошадка моя в обморок по пути не грохнулась, размышляла ваша покорная слуга, сноровисто засёдлывая свою любимую кобылку. До чего ж чувствительные кони пошли. Ишь, морду воротит. Ты б сначала себя понюхала, аристократка хмарова! Да-да, дорогая, я всё про себя знаю, не сомневайся. Да не вертись ты! Вот умница. Так, теперь узда... Не вертись, поганка, кому сказано! Я не могу всё утро вокруг тебя кузнечиком прыгать! Уф, всё. Транспортное средство готово и дозаправлено — конюх клялся, что такого количества овса ещё ни одной лошади за свою долгую службу не скармливал. Сумку закрепила. Пора к хозяину замка.
— Ой, Нилик-Нилик-Нилик-Ниилечка-а-а, смазливая ты ро-ожа, — на популярный мотив упоённо выводила я, распугивая окрестных птичек и вводя в лёгкий ступор несчастную кобылу, на особо высоких нотах судорожно прижимающую уши к голове. Такое чувство, что если бы она могла, ещё и копытами бы их заткнула. — Ни-илечка-а, брехун ты мой безбо-ожнай... Если ты меня сейчас сбросишь — жрать не получишь, — это уже лошади. — Ни-илечка-а, ты-ы ж мая галу-уба-а... Гх... Что там дальше-то? А! Больно в кровь искуса-аны мине гу-убы-ы! Ой, Нильчик-Нильчик-Нильчик-Нильчик-Ни-илечка, мерзавчик мой надёжный...
— Э-эля-а-а! — Сзади послышался душераздирающий вопль, сопровождаемый мерным перестуком копыт. — Э-эличка-а-а!! — Да кто ж там так надрывается?
Опа! Нет, только не это! Со стороны замка ко мне во весь опор неслась кобыла, а на ней... Кто бы вы думали? Ну правильно, конечно, Морка. Кто ж ещё может так орать, что моя коняшка даже уважительно заоглядывалась. Мой-то вокал по силе ни в какое сравнение не идёт, даже несмотря на то, что Морка от лошадиных ушей намного дальше меня.
— Эль, подожди меня-а-а!! — совершенно немыслимым образом удерживаясь в седле (галоп — не её конёк) и судорожно вцепившись в поводья, вытаращившая от ужаса глаза Морри упорно продолжала скакать следом, не прекращая пронзительно-призывных воплей. И как только узнала о моём отъезде, ведь пушкой в такую рань обычно не поднять? Ох, ну вот что с ней делать? Голосит, зарраза, вон уже стражники из ворот повысовывались, а дозорные на стенах гроздьями между зубцами свисают. Конечно, кто ж добровольно пропустит такое представление?
Решительно натянув поводья, я терпеливо дождалась свою любимую подругу. При её приближении ловко перехватила узду из сведённых судорогой рук мелкой и резко осадила Моркину Ясноглазку — вот талант у подруги придумывать дурацкие имена. Может, это у неё наследственное?
— Морри! Ты сдурела?! Чего орёшь-то на всю округу, сирена ты моя волоокая? — подруга смущённо отводила глаза, но продолжала быстрым шагом ехать подле меня, не удаляясь дальше, чем на полметра.
— Ты чего вообще за мной поскакала, бешеная? Я ж оставила записку — съезжу по делам и вернусь.
— Ага-а, хитренькая какая! А я, может, боюся без тебя тут оставаться. Кто их, местных этих, знает, — соратница подозрительно покосилась в сторону уже скрывшегося за поворотом замка. — А вдруг, пользуясь твоей подлой отлучкой, — Морри активно зашевелила извилинами, придумывая страшную участь, которой её прямо-таки мечтают подвергнуть жители замка. — А в рабство продадут! Или в этот, в Эмираты, вот!
— Морри... Эмиратов тут нет, это я тебе заявляю со всей ответственностью. Да и кому ты нужна, в рабство продавать? Чего делать-то умеешь? М? — подруга сосредоточенно нахмурилась, беззвучно шевеля губами — умения вспоминает, самородок наш. — Молчишь? Никаким суперполезным ремеслом наша гарпия, насколько я помню, пока не владеет. Хотя у тебя, несомненно, большое будущее. Особенно на флоте — будешь коварных сирен своим стильным басом отпугивать, девки после такого онемеют навсегда. Мда... А гаремы, Морри, у них запрещены, как, кстати, и рабство. Так что расслабься и можешь спокойно ехать досыпать.
При моих последних словах подруга старательно скрутила пальцы в кукиш и торжествующе продемонстрировала получившуюся комбинацию мне:
— Во! Фигу я теперь куда без тебя, понятно? Не имеешь права, я маленькая и беззащитная, я буду жаловаться в общество защиты детей!!
Скептически обозрев это дитятко, я только хмыкнула. Вот у всех подруги как подруги: тряпки, там, в голове, мальчики и всё такое. У меня же — клоун ходячий! Петросян, если узнает о Морри, точно на пенсию заслуженную уйдёт — такой жёсткой конкуренции ему не выдержать.
Покорно вздохнув, я перекинула Морке одну из сумок и, окончательно смирившись со своей участью, сосредоточила всё внимание на кобыле, начавшей ни с того ни с сего спотыкаться на ровном месте. Да и подругина животинка отчего-то заплясала по тракту. Место нехорошее проезжаем?
Выправившись, мы с боевой соратницей, тут же принявшейся во весь голос распевать похабные частушки, двинулись дальше.
...— Доброе утро, нол Брэссет, — присела в почти безупречном реверансе я, старательно пряча опухшее лицо за упавшими вперёд локонами.
— Элеонора, какие могут быть между нами церемонии? Ты чего это? И чем обязан счастьем лицезреть прекрасную нуови в своём кабинете в столь ранний час? — за витиеватостью фразы скрывалась лёгкая растерянность. Пра-авильно, в такую рань он меня в бодрствующем состоянии ни разу не видел. Да и после вчерашнего лицезреть Элькин вполне белый лик наверно было несколько непривычно.
— Да вот, Ильсен, — я нервно теребила слегка замахрившийся край походно-выгребной куртки, застенчиво потупившись. — Я тут это... Услышала... Короче, говорят, Вы человека собираетесь куда-то послать с поручением, — вскидываю взгляд на собеседника. Дожидаюсь изумлённо-утвердительного кивка. — Пошлите меня, а? Ну что Вам стоит? — я просительно заглядывала ему в глаза, сложив ладони перед грудью лодочкой в умоляющем жесте.
Нол некоторое время помолчал, приходя в себя после столь неожиданной просьбы.
— Э-э... Деточка... А зачем тебе?
— Ну... Очень нужно! Не могу я больше в четырёх стенах. Душно мне тут. На волю хочу, отправиться куда-нибудь. Поручение ведь несложное, правда?
— Ну-у, в общем да, — он что-то прикинул в уме. — А и правда, почему бы не... Хорошо, Леонора, будь по-твоему.
— Урра-а! — мой радостный визг заставил его поморщиться и снисходительно улыбнуться, как улыбаются расшалившимся детям.
— Погоди радоваться, ты же ещё не знаешь, куда нужно ехать.
— А куда? — слегка насторожившись.
— В Деанию.
Я нервно сглотнула.
— В натуре?! Ой, пардон, то есть Вы не шутите, нол? — лёгкий холодок пробежал вверх по спине, вздыбив напоследок волосы на затылке. Деания... Сумеречное государство тёмных эльфов, где, по слухам, царит вечный мрак. А ещё там живут эти самые тёмные эльфы — опять же по слухам, создания угрюмые, злобные и мстительные. А ещё за одно неосторожное слово там тебе могут запросто отрезать язык, при определённой удаче вместе с головой. О-ой! Что ж я там, с моим-то словесным недержанием, делать буду? Ведь сгину, точно сгину в землях вражеских во цвете лет!
