Мальстен напряженно всмотрелся в поблескивающие в сиянии факелов глаза некроманта, стараясь таким образом отвлечь его взгляд от своих рук.
— О, нет-нет, — снисходительно протянул колдун, мгновенно улавливая мысль кукольника. — Можешь даже не пытаться проделать со мной свой излюбленный трюк. Зацепиться за меня нитями ты не сможешь. Вы, данталли, ведь контролируете только живое, а во мне, как водится, жизни нет… в привычном ее понимании.
Губы Мальстена сжались в тонкую линию. Невольно возникало желание задать некроманту множество вопросов, однако суеверный ужас, клокотавший в душе, не позволял издать ни звука. Аэлин боролась с тем же чувством, с трудом давя в себе желание прижаться от страха к спутнику в надежде, что он все же сумеет защитить ее от подвластной их неожиданному противнику магии смерти.
— Кстати сказать, я не представился. Несправедливо выходит, ведь я-то ваши имена уже знаю. Меня зовут Ланкарт. О роде моей деятельности вы все уже поняли, так что…
— Что тебе нужно? — наконец заставил себя выговорить Мальстен, не без труда сохраняя в голосе холодность и строгость.
— О! Заговорил, наконец! — радостно всплеснул руками некромант. — Начало неплохое. Что мне нужно? Что ж, если попытаться адаптировать это под ваше понимание, мне нужна семья. Крепкая, большая, необычная, бессмертная… точнее, не до конца умершая семья, и я буду счастлив принять вас обоих в ее ряды. Я, знаешь ли, давно мечтал встретить данталли и разобраться, как работают ваши силы. Можно ли сохранить их после смерти, учитывая то, что вы можете контролировать только нечто живое? А если эти силы сохранятся, то в каком виде? На кого вы сможете воздействовать, если будете подвластны мне? Что до девушки… — Ланкарт сощурил глаза и окинул Аэлин взглядом с головы до пят. — Я, можно сказать, воссоединю ее с давно утраченной любовью! Ведь, насколько мне известно, много лет назад она была обручена с нашим дорогим Филиппом.
Мальстен невольно нахмурился, глядя на воскрешенного колдуном юношу, в свете факелов больше походившего на восковую фигуру. Как ни странно, в его внешности было куда меньше живости, нежели во внешности того же Керна или Власа. Лицо Филиппа казалось непроницаемой маской. При упоминании обручения он скользнул взглядом по Аэлин, и взгляд этот не выразил ничего, даже отдаленно напоминающего любовь или, на худой конец, привязанность.
— Мой жених умер девять лет назад, — подрагивающим голосом отчеканила Аэлин. — То, что я вижу сейчас перед собой, носит его лицо, но это не Филипп.
— Ты запоешь по-другому, дорогая, когда станешь частью нашей большой семьи, — со снисходительной улыбкой отозвался Ланкарт, небрежно взмахнув рукой. Голос его тут же преобразился, зазвучал властно и строго. — Сложите оружие! И без глупостей, иначе моя семья тотчас же растерзает вас в клочья, а мне не хотелось бы после собирать вас по кусочкам.
Из груди Аэлин вырвался прерывистый вздох. Она беспомощно посмотрела на Мальстена, однако данталли не сумел взглянуть на нее в ответ: в его сознании, не переставая, стучала мысль, что если б он только послушал свою спутницу и согласился сделать крюк, им не пришлось бы попадать в эту западню.
Скрипя зубами от злости на самого себя, кукольник с тяжелым вздохом бросил саблю на землю и приподнял руки, продолжая цепляться нитью за свою попутчицу.
Понимая, что выбора нет, Аэлин, смиренно опустив голову, последовала примеру данталли и бросила паранг. Филипп изучающе взглянул на нее и кивнул.
— Стилет тоже, Айли, — холодно произнес он. Женщина обожгла его глазами, однако тот лишь качнул головой. — Я знаю, ты все еще носишь его в правом рукаве.
— Смелее, девочка, — подтолкнул Ланкарт. — Не заставляй меня отрубать тебе руку, чтобы это проверять. Пришивать ее обратно, знаешь ли, проблематично: даже после применения магии иногда может нарушиться подвижность.
Испуганно поджав губы, Аэлин последовала приказу некроманта, и стилет, выскользнув из правого рукава, упал на землю, громко звякнув о лезвие паранга.
— Вот и славно, — соединив подушечки пальцев, заключил Ланкарт, тут же обратившись к своим мертвым марионеткам. — Итак, проводите наших новых друзей ненадолго в клетку. Мне следует хорошенько подготовиться перед ритуалом, да и данталли понадобится некоторое время, чтобы прийти в себя. Насколько я знаю, за отнятое время жизни предстоит расплатиться.
Мальстен изумленно округлил глаза: в устах некроманта слова об отнятом времени жизни прозвучали весьма многозначительно, однако задать вопрос данталли не успел — кто-то из марионеток Ланкарта с силой заломил ему руки за спину и подтолкнул вперед, в объятия скорой смерти.
Глава 3. Нить жизни
Сельбрун, Крон.
Двадцать восьмой день Матира, год 1489 с.д.п.
Киллиан проснулся на рассвете от сильной ломоты в простуженной шее: похоже, во сне он неудачно повернул голову, и боль, прорвавшаяся из реальности, нарушила и без того беспокойную полудрему молодого жреца. Властитель сновидений Заретт, будто специально решив поработать с богом-проказником Криппом рука об руку, вновь унес Киллиана в воспоминания о горящем доме в Талверте, но на этот раз молодой человек будто бы наблюдал произошедшее не изнутри, а снаружи: видел, как занимается пламя, как отовсюду начинают вырываться хищные клубы дыма; видел себя самого — ослабевшего и обгоревшего, вывалившегося наружу после жестокой схватки с двумя данталли, которых он когда-то называл братьями. Во сне Харт подошел к самому себе, лежавшему на земле и едва удерживавшемуся в сознании в приступе страшного удушья, и поймал на себе собственный, почти невидящий, беспомощный взгляд, тут же осознав, как жалко выглядел тогда со стороны.
— Не смей сдаваться! Это не конец, — приказал Киллиан себе самому, однако собственный голос больше напомнил ему голос Бенедикта Колера.
Сон тут же перенес жреца Харта в толпу в Олсаде, где он наблюдал себя, вещающего с помоста, однако вместо той речи, что была произнесена в действительности, Киллиан слышал, как кричит: «Кто-нибудь, прошу, заберите факел! Я не могу!.. Я не… не могу дышать…»
Очнувшись ото сна, Харт резко втянул воздух, которого будто и впрямь не хватало, и сел на кровати, потерев руками покрывшийся испариной лоб. На глаза словно что-то давило изнутри, лоб над переносицей был налит неприятной болезненной тяжестью, горло чуть саднило, а общее состояние, казалось, стало еще хуже, чем было до отхождения ко сну.
«Зараза! Лучше б и вовсе не ложился», — в сердцах подумал Киллиан, скрипнув зубами, однако вслух не произнес ни слова, боясь разбудить своего наставника. Переведя взгляд на соседнюю койку, жрец Харт не увидел Бенедикта на месте. Удивленно округлив глаза, он поднялся и огляделся вокруг. Оружия Колера также не было в комнате, хотя дорожная сумка лежала на заправленной койке полураскрытой. Стало быть, наставник не уехал из головного отделения, а попросту решил отлучиться? Но куда он мог уйти в такую рань? С оружием.
Вновь посмотрев в окно, за которым едва забрезжил рассвет, Киллиан спешно оделся в вычищенное дорожное облачение, чуть поежился от утренней прохлады, потер ноющую шею и, на всякий случай прихватив оружие, вышел из отведенной им с Бенедиктом комнаты.
Коридоры отделения Культа оказались совершенно пусты: похоже, мало кому из последователей приходило в голову подниматься с первыми лучами солнца и расхаживать по зданию, подобно бесплотному духу.
Оглядевшись вокруг, Киллиан решил направиться к винтовой лестнице, на деле еще не поняв, зачем именно туда идет — ему попросту хотелось пребывать в движении, чтобы согреться и унять мелкую дрожь, растекающуюся по всему телу. Казалось, в коридорах каменной громады здания Культа жутко сквозило, и Харт удивлялся, как мог не почувствовать вчерашним вечером, что здесь царит такой холод.
Добравшись, наконец, до лестницы, путь до которой показался непомерно долгим, молодой человек замер в задумчивости, пытаясь понять, куда ему податься. Он понимал, что ни одной весомой причины искать своего наставника в такой час у него не наличествует: никаких указаний Бенедикт не оставлял, заданий не давал, а навязываться Колеру и шататься за ним, как ненужный довесок, Харт не имел никакого желания. Возвращаться в комнату он хотел и того меньше: отголоски пусть и не кошмарного, но все же очень неприятного сновидения все еще были свежи в его памяти. Беспокоить в такой час Карла Бриггера своими просьбами поскорее официально записать его в команду Бенедикта — также не было никакого резона. При этом мысли о бесцельном брожении по коридорам головного отделения вызывали неконтролируемое раздражение.
Скрипнув зубами от злости на то, что никак не может привести мысли в порядок, Киллиан решил спуститься вниз и выйти на улицу. По крайней мере, уличная утренняя прохлада должна была согнать остатки сонливости и, возможно выветрить из сознания треклятое видение, посланное Зареттом.
Встретив по пути нескольких угрюмых жрецов и обменявшись с ними приветственными кивками, Киллиан вышел из здания Культа, миновав стражников у дверей, и решил обогнуть здание по кругу. Территория головного отделения напоминала небольшой городок прямо внутри Сельбруна: здесь располагались дома кронских жрецов, хлева, складские помещения и даже своя отдельная трапезная, где, насколько Киллиану было известно, могли отобедать только жрецы. Молодой человек невольно вспоминал Олсад, понимая, что там столь видимой границы между отделением Культа и остальным городом не было.
«Интересно, а как выглядит хоттмарский Культ?» — невольно задумался Харт, представляя себе, каким вышло творение Бенедикта, построенное на крови семейства Ормонт.
От размышлений молодого жреца отвлек какой-то шум за углом здания. Ускорив шаг, Киллиан поспешил на звук, уже через секунду различив отрывистые вскрики и звон стали. Клинок скользнул ему в руку раньше, чем Харт отдал себе отчет в том, что делает. Выскочив на шум, он замер, увидев своего наставника, только что сделавшего умелую подсечку противнику, который тут же упал наземь, выронив меч с громким досадливым вскриком.
— Теряешь форму, Леонард! Седьмой проигрыш, — тяжело дыша, громко возвестил Бенедикт, указывая острием клинка на горло поверженного худого светловолосого жреца. Тот лишь рассмеялся в ответ и расслабленно растянулся на земле, раскинув руки в стороны.
— Тебя слишком долго не было, — отозвался он, — некому было мучить меня этими ежедневными тренировками. А у тебя всегда рядом идеальный учитель, так что ты навыки только укрепил.
— Я передам Ренарду твою грубую лесть, — хмыкнул Колер, убирая меч и протягивая коллеге руку. Леонард устало покачал головой.
— Нет, все, Бенедикт, на это утро, пожалуй, достаточно. Можешь считать, что добил меня, и это окончательная победа. Я уже понял, что мне тебя не одолеть, и в который раз признаю, что был неправ насчет Ренарда. Пора бы тебе забыть об этой моей ошибке и простить мне тогдашнюю предвзятость.
Колер криво усмехнулся и отступил. Его собеседник нехотя поднялся, отряхнулся и неловко поправил неудобно сидящий дорожный костюм.
— Мне тебя прощать не за что, — отозвался Бенедикт. — Это Ренард на тебя взъелся тогда, не я.
— А мстишь каждый раз ты, — Леонард вернул Колеру усмешку. — Но, кроме шуток, твои навыки становятся все лучше. Не перестаю удивляться тебе: возраст будто вовсе не властен над тобой.
— Вот только не надо про возраст, — угрюмо оборвал Бенедикт, качнув головой. Его собеседник понимающе кивнул и передернул плечами, словно вновь поправляя неудобное одеяние.
— Как скажешь. Заглянешь на лекцию к молодым жрецам, пока ты в Сельбруне? Прошу, скажи, что заглянешь, они от меня не отстанут, пока я не приведу тебя в лекторий. На практическое занятие я не надеюсь — это долго, а я представляю, как дорого твое время. Но хоть час выделишь для молодого поколения?
— Подумаю над практикой, — поморщился Бенедикт. — На этих ваших теоретических занятиях желторотики требуют от меня не знаний, а сплетен. Мне это неинтересно, а на практике я хоть что-то полезное сумею вдолбить им в голову.
— Я твой должник, — заговорщицки улыбнулся Леонард, протягивая Колеру руку. Тот пожал ее, закатив глаза.
— Как водится, — кивнул он, наконец, обратив внимание на своего ученика, замершего с мечом наизготовку на небольшом расстоянии. Глаза Бенедикта удивленно округлились, и он обратился к молодому человеку. — Киллиан! Что ты здесь делаешь в такой час?
Харт, до этого момента стоявший неподвижно, встрепенулся, убирая клинок, и сдержанно качнул головой, стараясь не потревожить простуженную шею.
— То же, что и вы, я полагаю, — отозвался он, невольно поморщившись от саднящей боли в горле при первом же слове. Приблизившись к наставнику, он хмуро взглянул Бенедикту в глаза и сухо кивнул изучающему его Леонарду. — Могли бы и разбудить для занятий.
— Это было ни к чему, тебе следовало отдохнуть, — мягко отозвался Бенедикт.
— Как будто вам не следовало….
— Твой ученик? — бодро поинтересовался местный жрец, приветливо улыбнувшись Харту и протянув ему руку. — Наслышан о вас, молодой человек. Киллиан Харт, если я не запамятовал?
— Вы совершенно правы, жрец… — Киллиан сделал паузу, пожимая протянутую холодную ладонь, ожидая, что собеседник представится.
— Сайер. Леонард Сайер. Чрезвычайно рад знакомству. Бенедикт говорил, что вы — весьма одаренный юноша, имеющий за плечами опыт уничтожения монстров. Вам крайне повезло, что вас выдернули из Олсада. Мне доводилось бывать там единожды: скажу честно, олсадское отделение — сплошная скука. В городе тишь да гладь. По крайней мере, была — до вашего появления в нем. Бенедикт успел рассказать мне о первой проведенной казни пособника. Уверен, вы станете там легендой.
Киллиан невольно нахмурился, старательно отгоняя образы, навеянные сном.
Колер, окинув ученика изучающим взглядом, положил руку на плечо жреца Сайера и многозначительно кивнул ему.
— Ладно, Леонард, оставь свои длинные речи желторотикам, будь любезен.
— Ты премерзкий, грубый тип, Бенедикт, ты в курсе? — криво ухмыльнулся Леонард, вновь переведя заговорщицкий взгляд на Харта. — Не представляю, молодой человек, как тяжко вам приходится терпеть его рядом с собой днями напролет! Я бы не выдержал столько. Поэтому я и не пошел в его команду.
Колер прищурился, сложив руки на груди, однако сказать в ответ ничего не успел: Киллиан опередил его.
