Пусть будет иначе

Эта ссылка на Сталина сразу заставила всех присутствующих замолчать. Всем приказам, которые шли от Сталина, в Красной России подчинялись безропотно и беспрекословно, наверное, потому и оказались в таком положении.

Теперь, слушайте мой приказ. На месте своей дислокации, начинайте готовить линию обороны. Каждый на своем месте делайте все необходимое. Боеприпасы и продовольствие вам будут доставлены. Горючее также. Всех раненых направить в полевой госпиталь, который будет расположен в Новогрудке. К каждому из вас, на позицию выдвинутся новые соединения, находящиеся лично в моем распоряжении. Кроме того, половина личного состава пройдет переподготовку в спецлагере у наших инструкторов. Скорее всего, придется пройти переподготовку и вам самим.

В зале опять послышался некоторый шум. Наконец руку поднял один комдив,

Почему мы не продолжаем попытки пробиться на восток?

Потому, что ваши попытки были обречены на неудачу, — ответил Конев, — Еще два дня таких попыток и вы все, и ваши войска вынуждены были бы сдаться в плен немцам.

Это ложь, провокация, — послышались голоса в зале.

Молчать! — выкрикнул Конев, — Теперь на него, в самом деле, было страшно смотреть: глаза его горели огнем, лицо побелело, а губы сжались в тонкую линию.

Капитан Иванов! — скомандовал он, — Вывести этих во двор и расстрелять, — он указал рукой на двух дивизионных комиссаров, шумевших больше остальных.

Слушаюсь, — Федор, с двумя рядовыми, вывел комиссаров из зала.

За дверями раздался сухой треск автоматных очередей.

Еще вопросы есть? — спросил Конев.

Вопросов не было.

Всем следовать в свои подразделения и выполнять приказ.

Притихшие комдивы вышли из зала и поспешно разошлись.

Бунт не поднимут? — спросил у Конева Виктор, когда они остались втроем в зале.

Теперь нет, — уверенно сказал Валентин, присаживаясь на край стола и доставая из кармана папиросы.

Глава 17.

В полутемном кабинете за столом сидел рыжий маленький человек, с густыми усами и рябым лицом. Сидел, курил трубку и задумчиво глядел перед собой. Взгляд этого человека трудно было назвать мудрым или проницательным. Да и вся его внешность, постороннему, не знакомому с ним человеку, могла бы показаться ничем не примечательной. Но в том-то и дело, что посторонних людей в Кремле быть не могло, да и разве можно было найти в то время в стране человека, который бы не знал отца народа, гения всех времен и народов, друга детей и физкультурников Иосифа Виссарионовича Сталина? А у знающих Сталина, его внешность, в последние двадцать лет, вызывала и уважение, и подозрение в гениальности, и, у всех, без исключения, страх.

Сейчас Сталин сидел и при свете настольной лампы читал донесение начальника военной разведки генерал-лейтенанта Голикова. В своем донесении, Голиков, ссылаясь на радиограммы от политработников 10-й армии западного участка фронта, докладывал, что командование окруженной группировкой советских войск захватила группа командиров во главе с генерал-майором Коневым, который в списках Красных командиров не значится. Используя новые марки танков и другую, неизвестную информаторам технику, самозванцы сумели предотвратить капитуляцию окруженных частей Красной Армии и смогли не только удержать в руках нашу территорию, но и увеличили ее в три раза.

Более бестолковой и непонятной записки Сталину читать в последнее время не приходилось. Он еще немного подумал и нажал кнопку звонка на своем столе. Тотчас дверь отворилась, и на пороге кабинета показался человек, лет сорока, с залысиной, одетый в армейскую гимнастерку, но без знаков отличия. Это был личный секретарь Сталина, Поскребышев.

Товарищ Поскребышев, — с характерным грузинским акцентом произнес Сталин, — Вызовите ко мне товарища Голикова, немедленно, — и знаком руки отпустил секретаря.

Не прошло и десяти минут, как в дверь кабинета аккуратно постучали, и в проеме двери показался, старавшийся выглядеть спокойным, Голиков.

Заходите, товарищ Голиков, — подняв на него глаза, негромко и спокойно произнес Сталин, — Что это за докладную вы мне направили?

Товарищ Сталин, — лицо Голикова пошло красными пятнами, — Я решил, что это будет для вас интересно...

Я не об этом сейчас говорю, — перебил его Сталин, — Мне, может быть многое интересно, но что я могу понять из вашей докладной записки? Кто эти люди, возглавившие оборону? Где и в каком качестве они служили до этого? Что за новые модели танков они используют? Это, что, Т-34? Какие такие неизвестные виды вооружения? Кто поставил это вооружение? И, наконец, вы пытались связаться с окруженной группировкой?

Было заметно, как генерал побледнел, выслушав эти вопросы.

Товарищ Сталин, — осмелился он доложить, — Ничего об этом генерале мы не выяснили. Никакого отношения к маршалу Коневу он не имеет. Вопрос о вооружении, пока, тоже не выяснен. На наши запросы, радисты 10-й армии не отвечают. Единственно, что могу сказать, это то, что из-за действий этой группировки, немцы были вынуждены снять часть войск с фронта и оставить их в тылу, опасаясь новых ударов 10-й армии.

Несколько минут Сталин молчал, обдумывая ситуацию. С одной стороны, это были единственные обнадеживающие вести с театра военных действий. На всех остальных фронтах был полный провал. Пока, положение в войсках больше всего напоминало панику. Сотни тысяч убитых, сотни же тысяч сдавшихся в плен и тысячи квадратных километров нашей территории, отданной неприятелю. Как же могло случиться, что на этой территории, окруженной немцами, наши войска не только не сдаются, но и наступают?

Откуда у них боеприпасы? — неожиданно спросил Сталин у Голикова? Там, что, находились наши склады?

Вообще-то, в Белостоке находились наши склады, но генерал Коробков докладывал, что они были взорваны при отступлении.

А сам генерал Коробков, как и генерал Голубев, почему не в окружении?

Они отошли заранее, в направлении Могилева, — поспешил доложить начальник военной разведки.

Вот как? — покачал головой Сталин, — Они отошли заранее, оставив свои армии в окружении? И мы еще удивляемся, что командование в оставленных в окружении армиях, взял на себя кто-то другой?

Сталин помолчал минуту, потом, тщательно выколотив трубку в пепельницу, снова нажал кнопку на столе.

Товарищ Поскребышев, — обратился он снова к секретарю, — Пригласите ко мне товарища Берию.

Голиков невольно вздрогнул и еще больше побледнел, услышав эту фамилию. Возможно, в душе, он уже простился со своими родными, или даже с жизнью, но час его еще не пробил, потому что, как только в кабинет вошел Берия, Сталин обратился к нему со словами,

Послушай, Лаврентий, арестуй генералов Коробкова и Голубева, — он секунду подумал и добавил, — Да, не забудь еще генерал-лейтенанта Павлова.

Тот медленно наклонил голову, ожидая, не добавит ли Иосиф еще кого-либо, но, не дождавшись, остро кольнул взглядом своих поросячих глазок Голикова, от чего у того вся спина покрылась холодным потом, и вышел из кабинета.

Подождав, пока Берия выйдет, Сталин снова повернулся к Голикову,

А вас я попрошу доложить мне все об этом Коневе, и тех, кто еще с ним. Без ответа на эти вопросы, я не могу принимать нужных решений. Значит у вас неделя сроку, и чтобы я знал всё.

Когда Федор Голиков вышел из кабинета главкома, он был весь мокрый. Попрощавшись кивком головы с Поскребышевым, он бодро прошел через два коридора и только тут, наконец, прислонился к стенке и вытер пот со лба.

"Пронесло", — подумал он, но тут же понял, что все плохое у него еще впереди. Ему предстояло выполнить задание Сталина, а как подойти к выполнению этого задания, пока было не ясно. Голиков побоялся докладывать Сталину о том, что уже попробовал забросить в окруженную группировку своих людей, но самолет, который пытался пробиться сквозь немецкое кольцо ночью, был сбит уже над территорией, занятой нашими. "Вот еще одна загадка", — подумал Голиков, — "Почему силы, оказавшиеся в окружении не бомбят немецкие бомбардировщики"? Насколько он знал, никакой нашей авиации в том районе нет и быть не может. "И самое главное, почему армия, оказавшаяся во вражеском окружении, не запрашивает у ставки никакой помощи и сама не пытается с боями пробиться на восток, к своим"? Признаться, все это было просто непостижимо.

Минуту постояв и придя немного в себя, Голиков, видимо, принял какое-то решение и быстрым шагом направился в занимаемые его ведомством кабинеты.

Глава 18.

Фельдмаршал фон Клюге, командующий 4-й армией группы "Центр", с утра пребывал в отвратительном настроении. Вчера ночью он имел неприятный разговор по телефону с командующим фельдмаршалом фон Боком, и тот ему устроил форменный разнос, как последнему рядовому, за промедление в операции по уничтожению окруженной в районе Белостока русской группировки. Срываясь на крик фон Бок требовал немедленных результатов. Наконец, не сдержавшись, фон Клюге, вынужден был напомнить собеседнику, что тот говорит с равным по званию, и предложил ему заткнуться. В его глазах, командующего группы "Центр" не извиняло даже то, что тот сам, по слухам, получил выволочку от Гитлера. Но, если рассмотреть все это внимательно, то еще неделя, максимум, и последуют оргвыводы. Или его отдадут под суд, или разжалуют. Хотя, куда еще можно послать офицера, дальше восточного фронта? Правда, могут еще расстрелять. Молодчики Гиммлера везде ищут измену. Им бы, мерзавцам, самим прогуляться под пулями на передовой, может тогда поняли бы, каково это, воевать за фюрера? Но все равно, надо что-то делать.

Сегодня на 10 часов он вызвал в штаб в Минске командующих танковых групп генерал-полковника Гота и генерал-полковника Гудериана, с тем, чтобы до конца прояснить ситуацию.

В начале беседы, следуя старому немецкому обычаю, он сам высказал генерал-полковникам все, что о них думает, в стиле того же негодяя, фон Бока. Поэтому дальнейшая беседа пошла уже на повышенных тонах. Оба генерал-полковника, как сговорившись, всю вину свалили на армейскую разведку, упрекая самого фон Клюге, что он не предоставил им своевременных сведений о наличии в районе Белостокского выступа крупных частей секретных, никому не известных типов вооружений. В подтверждение своих слов, они ссылались на танки, которые расстреливали их Т-4 с расстояния, вдвое превышающее предельную дальность стрельбы немецких танков, о таинственных установках, освещающих темноту ночи взалпами ракет, наконец, о непонятных, по их словам, ракетных(???) установках, сбивающих все самолеты, на подлете к занимаемой ими территории.

Создается мнение, — высказался напоследок Гудериан, что мы имеем на этом участке фронта дело с совсем другой армией, ни по выучке, ни по техническим характеристикам не имеющей ничего общего с Красной Армией. Если хотите знать мое мнение, эта окруженная армия сейчас требует от Германии большего внимания, чем все остальные вооруженные силы русских.

После столь пылкой речи Гудериана, фон Клюге вынужден был на минуту призадуматься.

Вы представляете, генерал, что с нами будет, если я доложу об этом Гитлеру?

Я готов лично доложить Гитлеру об этой ситуации, — с солдатской прямотой отчеканил генерал-полковник.

Фон Клюге задумался. Всем было известно, что Гудериан ходил у Гитлера в любимчиках. Может быть, что-то из этого и выйдет?

Послушайте, господа генералы, — сказал он, напоследок, — Одними фразами мы от Гитлера не отделаемся. Необходимо в ближайшие день-два раздобыть вещественные доказательства. Мне необходимы от вас не только фотографии секретного вооружения. Мне необходимы образцы этой техники. Напоминаю, даю вам на это два дня, господа.

Он вскинул руку в фашистском приветствии, они ответили тем же и вышли из его кабинета.

Как будем действовать? — спросил у своего коллеги Гейнц Гудериан, — Одной командой, или каждый за себя?

Двумя командами у нас в два раза больше шансов, — ответил Гот.

Тогда, желаю удачи, — два командующих пожали друг другу руки и отправились к своим автомобилям, которые ожидали их у ворот штаба.

Глава 19.

Темная безлунная ночь опустилась над лесом. Небо, днем ясное, к вечеру затянуло тучами и на землю упали первые капли дождя. Старший лейтенант Сергей Онищенко спрятался в свою палатку. В такую погоду не хотелось выходить наружу. Хотелось завернуться в теплое одеяло и спать до самого утра.

"Тоже мне, Белоруссия", — подумал он, — "А погода, как у нас в Ленинграде".

При воспоминании о Ленинграде, ему стало немного грустно. "Интересно, как там Марина, как отец с мамой"? Странные вещи произошли в его жизни, кому сказать — не поверят, но и говорить об этом никому ничего нельзя. В самом деле, как могло случиться, что он, двадцатипятилетний старший лейтенант советской армии, вдруг окажется на войне, и на какой войне? На той, которая уже шестьдесят лет, как закончилась. Если вдуматься, так все эти люди, окружающие его сейчас, уже давно должны быть мертвыми. Но думать так Сергею не хотелось, потому что, вот они, ходят тут, беседуют с ним, смеются, занимаются своим делом. Если думать о них, как о покойниках, то совсем спятить можно. А попал он сюда, по собственному желанию. Никто его насильно не гнал, рукой его не водил, когда он контракт подписывал. Просто это был единственный способ заработать хорошие деньги, при этом, занимаясь тем, на что учился. Когда его приятель, Колька Михайлов, под страшной тайной сообщил ему, что набирается отряд добровольцев для участия в военных действиях, и за это платят совершенно сумасшедшие деньги, Сергей сразу решил, что он согласен. Его, конечно, интересовало, за кого и против кого он будет воевать, но больше всего интересовали именно деньги. Дело в том, что у него была девушка, которую он любил, и на которой рад был бы жениться, но как это сделать, когда на его зарплату и сам он прожить не мог. Хорошо еще, что он жил с родителями, все не надо платить за квартиру, но стыдно. Стыдно за то, что он — молодой, здоровый человек не может обеспечить свою семью. Таким образом, именно деньги были причиной, по которой он попал сюда. А, уже попав на эту войну, он понял, что теперь судьба этих людей и его судьба слились воедино. Пусть умом это и трудно было понять, но он чувствовал, что никакое это не прошлое. Все, что здесь происходит с этими людьми, с этой страной, а теперь и с ним, Сергеем Онищенко, и есть самое настоящее. После того, как он насмотрелся на страдания этих людей, оказавшихся во вражеском окружении, наслушался их рассказов, он понял, что останется здесь, даже, если не получит за это ни копейки. Самое главное, это то, что он здесь, в самом деле, был нужен. С приходом сюда новой техники и новых специалистов, положение окруженной группировки коренным образом изменилось. Теперь они уже не боролись отчаянно за свою жизнь, а планомерно расширяли свою территорию. Слишком велико было их преимущество в технике. Кроме того, часть старого личного состава постоянно отводилась на большую землю, где этих людей подлечивали, восстанавливали их силы, а потом обучали пользоваться новой техникой и вооружением. Благодаря каким-то трюкам со временем, на все это уходило, по местным меркам, не больше суток, и мощь их группировки росла прямо на глазах.