Мы призываем всех честных заслуженных и высокородных персон королевства присоединиться к нашему восстанию и поднять знамя рокоша вместе с нами. Мы запросили Великий монастырь, они отказали в благословении на борьбу с нами канцлеру, а нам пожелали успеха. Если мы будем едины, мы будем непобедимы!"
И третье воззвание предназначалось простонародью.
"Добрый народ Старквайи! Соль земли нашей, крестьяне! Сила земли нашей, воины! Руки земли нашей, горожане! Все свободные граждане королевства!
Короля нашего утесняют, хотят свести в могилу. Ему дали в жёны трёх внучек канцлера, которые вовсю блудят со своими двоюродными и даже родными братьями. Теперь сыновья короля будут не королевской крови, а крови кровопийц-чиновников, причём нечистой, замешанной на блуде и кровосмешении!
Сам канцлер погряз в самом страшном разврате, несмотря на возраст. Он всё время покупает молодых рабынь, а через неделю хоронят их истерзанные тела. Всё его семейство соперничает с ним в бесстыдстве, жестокости, алчности, похоти и нечестивости. Они оскверняют храмы, им отказал в благословении Великий Монастырь.
Лучших людей истребляют и обвиняют в самых диких грехах. Прекрасно зная собственные извращения, канцлер обвинил в сатанинских ритуалах Великого Мастера Тора Кристрорса из Колинстринны, что в Ломо. Канцлер не брезгует присутствовать на пытках лично, и сам иногда выполняет работу палача по любви к мучительству. Вы хотите, чтобы вами правили презренные палачи?
Чиновники, назначенные канцлером, кричат, что они пришли охранять простых людей от баронов и высокопоставленных лиц. Но из кого они на самом деле сосут кровь? Как увеличились ваши налоги и повинности за последние несколько лет? Сколько семей пошли по миру? Сколько честных граждан, не стерпев притеснений и разорения, подались в разбойники?
Я, принц Клингор, вместе с принцами Крангором и Ансиром, поднял знамя рокоша. Мы решили истребить самого кровопийцу-канцлера и весь его хищный род, включая трёх шлюх, позорящих нашего доброго короля присутствием в королевской постели и своими титулами королев. Мы вернём обычаи к добрым старым временам, накажем злых чиновников, вернём власть нашему милостивому и добродетельному королю, страдающему от произвола канцлера и людишек канцлера. Нас одобрил Великий Монастырь.
Мы призываем всех полноправных граждан, имеющих оружие, подняться вместе с нами на справедливый и всеобщий рокош. Мы призываем всех, кто от утеснений чиновников ушёл в разбойники, вернуться к честной жизни, влившись в наши грозные войска. Мы призвали и всех честных благородных персон присоединиться к нам.
Гоните плетями обмазанных смолой и вывалянных в перьях чиновников-кровопийц из своих сел и городов! Вылавливайте членов непочтенной семейки канцлера и его прихвостней и передавайте их на наш справедливый и скорый суд!
Да здравствует великий свободный народ Старквайи, верный традициям и обычаям своих великих отцов!"
Собрание пришло в восторг от таких воззваний, единогласно вотировало добровольный единовременный взнос на рокош, а принц подумал про себя:
— Сказали-то мы грозно, теперь и воевать нужно не хуже!
Так начался тот рокош, который впоследствии прозвали Рокош Девяти Принцев.
Словом:
Сказано грозно,
Если же меч подтвердит —
Будет победа.
Этим посланьем
Путь был отрезан назад.
— Глава 7. Жёлтое кровавое небо.
Разбойничьи кони мягко ступали по лесной тропинке. Урс впервые чувствовал себя свободным человеком. Лихие люди громко запели песню Крона, брата его прапрапрадеда:
...
При всём при том, при всём при том
Хотя бедны мы с вами,
Богатство — штамп на золотом,
А золотой — мы сами.
...
(Роберт Бернс)
Эти стихи часто певали в деревне во время праздников, и Урс привык воспринимать их как застольную весёлую шутку. А тут они звучали как боевой гимн отряда.
— Это песня вашего отряда? — спросил Урс Серого Суслика, который ехал рядом.
— Это песня всех Жёлтых, — спокойно ответил разбойник.
— В деревне вообще своих великих людей не ценят, — сказал подъехавший Ворон. — Не зря пророк говорил: "Нет пророка без признания, разве только в отечестве своём, среди семьи своей".
Урс поразился. Ему нравились песни Крона, но он не думал, что предок настолько знаменит. Бунтарь вспомнил танку, слышанную лишь от прадеда. У Быка вырвалось:
Сердце сгорело,
Страсть победила обет.
Счастье в мученьях:
И неожиданно Жёлтый Ворон пригорюнился и закончил:
Женщину эту
Я беззаконно люблю.
После этого Ворон немедленно пришпорил коня и больше не подъезжал к Урсу, вернее, теперь к Ревнивому Быку.
Урс ожидал увидеть разбойничий лагерь в глубине лесов, как в легендах и в книжках, но отряд остановился в полуразрушенной избушке лесничего (там давным-давно никто не жил), а на следующий день двинулся дальше. Сила Ворона была в стремительных передвижениях. На самом деле излюбленное место отдыха у него было, но туда отряд пришёл не скоро.
Ворон часто отъезжал в сторону и рассылал с какими-то поручениями своих людей. Обычно они быстро возвращались, судя по всему, просто проверив дорогу. Но на третий день один из них задержался, а затем исчез сам главарь. Вернувшись, он велел устроиться на днёвку, дать отдохнуть коням и хорошенько поесть, прикончив все запасы еды, кроме нескольких сухарей на крайний случай. Ночью отряд помчался по лесным тропкам при свете луны, судя по настроению разбойников, на серьёзное дело.
* * *
В большой деревне Крутизинка стояло четыре дворянских поместья. Более чем половиной её владел рыцарь Крун Зинкатор. Лирс Укинтир был раза в два победнее, а остальные двое — нищими по дворянским меркам. На рассвете разбойники налетели на деревню и бросились штурмовать поместье Зинкатора. Рыцарь, его отец, младший брат и сыновья вместе с верными слугами отчаянно сопротивлялись. Ценой трёх убитых дворянское гнездо было захвачено.
Урс бросился в бой одним из первых. Ему дважды повезло: он сразу поскользнулся и упал, его накрыли своими телами трое убитых товарищей, ценой своей жизни прорвавшие оборону, а затем новоиспечённый удалец вскочил вовремя, чтобы успеть нанести смертельные раны брату рыцаря и одному слуге. Урс ощутил, что в бою у него обостряются все чувства и возникает возбуждение сильнее, чем от вина, острее, чем он испытывал с женщиной. Это понял и Ворон, сражавшийся неподалёку от Урса. Он похвалил нового разбойника.
Ворон не любил зря мучить людей. Раненого рыцаря быстренько повесили. Единственное, в чём выразилось отношение Ворона к знати: он проигнорировал его требования отрубить голову или просто зарубить мечом, как в бою. Брат и старший сын помещика пали в бою, второго повесили рядом с отцом, двух оставшихся, маленьких детей, зарубили. Так же поступили с отцом и матерью рыцаря, а слуг, которые дрались вместе с хозяином, просто перерезали.
— Всех аристократов нужно извести под корень! — приговаривал Ворон. — Не щадите их семя!
Жену и дочерей, как и остальных женщин поместья, отдали на насилие. Остальных женщин после этого отпустили, а членов семьи задушили. После разграбления поместье подожгли.
Урсу казалось, что они вершат справедливую месть, уничтожая богатеев и кровопийц, пользующихся плодами крестьянского труда. Он согласился, что нужно уничтожить всех знатных, и не удивился, когда часть разбойников сразу же после конца боя отправилась грабить и жечь два других дворянских дома. Поместье Укинтира, видимо, оставалось напоследок. Хотя выглядело оно намного беднее рыцарского, укреплено оказалось не в пример лучше.
К вечеру, раздав большую часть награбленного крестьянам, что-то не выражавшим большого ликования, Ворон двинулся к Укинтиру. Вот тут деревенские обрадовались. Один старец даже сказал:
— Жаль Зинкатора, он был справедливым и добрым хозяином. А этот последний крючкотвор и жадина, за малейшее нарушение три шкуры готов с крестьян спустить.
Атаман ничего не ответил, и отряд, выстроившись в боевой порядок, приблизился к воротам поместья. Оно было подготовлено к приходу разбойников. Перед воротами стояли столы со снедью и выпивкой. Около них было положено оружие, сразу видно: как выкуп. Ворон, который с утра не ел и не пил, видимо, постясь ради удачи в битве, подхватил кувшин с холодным шербетом и несколькими глотками осушил его наполовину. После чего посмотрел вокруг удивлённым взглядом и закричал:
— Я ел их угощение! Теперь поместье трогать нельзя. Садитесь и пируйте. И подарки они подготовили как раз достойные нас: хорошее оружие. Об одном я жалею: не удалось захватить чиновника. Этот паук исчез вчера вечером, нюх на опасность у них такой же сильный, как на деньги.
Разочарованные крестьяне отошли в сторону. У Урса в первый раз появилось сомнение: всё ли так ладно в этом восстании? Но они быстро исчезли в радости победы и "справедливой" мести.
Несколько деревенских захотели присоединиться к разбойникам. Граждан проверяли менее сильно, чем Урса, а смердов сразу взяли, отказав лишь одному, явно хилому и больному. Бык уже понял, в чем дело: его семейство считалось чуть ли не самым богатым среди крестьян графства, и чем выше положение желающего, тем жёстче его проверяют. Это Ликарину понравилось и сгладило впечатление от ненаказанного кровососа. Он подумал: "Действительно был бы беспредел: поесть хлеба-соли, а потом ограбить и убить, хоть бы человек этого и заслуживал".
Через день все сомнения забылись: новая схватка с карательным отрядом, триумфальный вход в деревню, сквозь которую уже промчались бегущие каратели, угощение, объятия желающих его женщин. В схватке Урс вновь отличился, за что его Ворон поругал:
— Ты теперь не лезь в самые первые ряды. Приходят новички, им тоже надо доказать свою храбрость. А ты неплохой воин и нам нужен живым.
В деревне остались переночевать. Атаман занял малюсенькую клетушку, предоставив лучшие дома и женщин своим людям. Урс всё больше восхищался своим главарём.
* * *
Пройдя железной метлой по трём графствам, отряд, разросшийся до ста двадцати восставших, вернулся в горы Ломо.
Ещё когда Жёлтые пришли на отдых в первый раз и у Быка появилось время задуматься, возникли некоторые сомнения. Он вспомнил поместье мелкого дворянина, которое разграбили и сожгли, перебив всех свободных, кроме одного слуги, сразу же перешедшего на их сторону. Впрочем, слуг было всего двое, да ещё раб и рабыня, которую сначала поимели, потом отпустили на свободу и наградили добром из награбленного, а потом всё-таки убили, так как она стала причитать над трупом хозяина и не замолчала по приказу. Уже эпизод с рабыней повис камнем на душе разбойника, а затем он вдруг понял, что до изъятия долгов их крестьянский двор был куда богаче этого поместья. Разум крестьянина работал медленно, но основательно, и он начал обдумывать всё случившееся.
Большинство разбойников занялись укреплением и расширением основного лагеря. Часть Ворон разослал в дозоры и на разведку. Сам тоже отправился в дозор вместе с Урсом. И там, в небольшой пещерке на выступе скалы, не забывая время от времени прислушиваться и присматриваться ко всему, атаман вёл с разбойником неожиданную беседу, при этом заплетая свои волосы в косу.
— Бык, ты скажи, кто самые главные из людей?
— Конечно, крестьяне!
— Ясно, что не император! — оба рассмеялись.
Главарь закрепил косу медной пряжкой. Урс заметил, что она похожа на пряжку его прадеда, но та была латунная.
— А без кого нельзя обойтись?
— Без ремесленников, конечно, нельзя. Без монахов и священников тоже: надо же молиться, людей лечить и детей учить. Без воинов съедят нас. — Бык подумал и прибавил: — И рабы нужны: надо же кому-то делать позорные работы и нужно наказывать тех, кто не может жить, как люди.
— А ещё кто? — требовательно спросил атаман.
Ликарин задумался. В голове с трудом вращались шестерёнки. Если бы было спрошено, кто иногда полезен? Но ведь сказано по-другому: "нельзя обойтись". Даже без торговцев можно было бы...
— Нет! — отрезал он. — Больше никого не назову.
И вдруг Ворон расхохотался. Несколько минут он держался за живот, не забывая осматривать окрестности и сдерживая голос. А затем похлопал Урса по плечу:
— Правильно тебя твой прадед воспитал! Все пять профессий назвал точно.
Крестьянин удивился: почему не отец, а прадед? Но он не успел об этом задуматься. Ворон опять задал трудный вопрос.
— А какие люди вредны?
— Чиновники! — первым делом выдохнул Бык. — Знать. Судьи. Ростовщики. Стражники. Шлюхи.
Он хотел продолжать, но Ворон его остановил.
— Дальше можно много кого назвать. Ты правильно назвал первых двух. А теперь подумай. Без деревень нельзя обойтись. А ещё без чего из человеческих учреждений нельзя обойтись?
Урс вновь задумался. И, собравшись с духом, ответил:
— Без церквей и часовен. Без Великих монастырей: надо же знания где-то хранить. Без семьи. Без общины. Без армии. А дальше что-то голова не работает.
— Интересно она у тебя не работает! Без стражников, что ли, можно обойтись? И без суда?
— В деревне мы тех, кто провинился и дрался, без стражников скручивали. И решали споры без суда: собирались граждане, звали монаха, чтобы подсказал, как в таких случаях раньше делали, и в случае чего страсти утихомирил, и решали, кто виновен и как по справедливости поступить. Если серьёзнее дело было, звали священника, а решали всё равно сами.
Урс, высказав всё это, осёкся. Ведь Ворон раньше был смердом. А он сказал "граждане". Но Ворон почему-то не обиделся ни капли.
— А вот среди тех пяти профессий, что нужны для общества, кто должны быть гражданами?
— Все, кроме рабов! — решительно ответил Урс. — Ещё воины могут быть чужаками.
— Кланяюсь душе твоего прадеда! — сказал Ворон. — Я ещё не видел такого правильно мыслящего крестьянина.
И атаман начал длинный рассказ.
Все знали о большом мятеже крестьян во время распада Империи на королевства. Оказалось, что восстание возглавляла тайная секта Жёлтого Неба. И его предок, как почему-то все время называл брата Крона главарь, был прямым учеником её пророка, чьё имя не называлось. В секте Крона называют Певцом Пророка. А прадед Урса тоже тайно был жёлтым.
— Но ведь Жёлтые хотели всё забрать в общую собственность, всех согнать в общие дома, чтобы у людей ничего не было: ни имущества, ни земли, ни жён, и заставить совместно обрабатывать поля, насиловать землю и убивать её!
— Нас оболгали горожане! У них мы действительно отбирали всё, но ремесленникам, которые затем обосновались в деревнях, выдавали инструменты и надел. А бесполезные людишки если достойны жить, то лишь как рабы. Вот их-то сгоняли в общие дома. Но к обработке земли не допускали, только к расчистке новых наделов.
Ворон продолжал рассказывать. Не будет городов и монастырей, кроме Великих. Не будет денег. Все будут иметь свой неотъемлемый надел, и наделом ремесленника будет его мастерская, в которой тоже будет разрешено работать лишь членам его семьи. А чтобы никто не отрывался от земли, и у ремесленников, и у монахов, живущих вне Великих Монастырей, будут небольшие наделы. Все должны будут друг другу помогать, так что ремесленники будут отдавать плоды своего труда крестьянам, а за это крестьяне снабдят их недостающими продуктами и поставят материалы. Лишнее иметь никому не запрещается, если он по первой просьбе готов поделиться с теми, у кого возникла нужда. Так что не будет ни нищих, ни богачей.
