Смычок срывается со струн. Тишина становится почти невыносимой. Что я могу сказать тебе? Я сам сотни лет пытался забыть Шута. Он же то уходил, то возвращался. То предавал, то клялся в любви. Это он предложил мне "влюбить Князя". И я не отказал ему, впрочем... Разве можно отказать этому Адскому Шутнику. Я молчу. Время, кажется, застывает тяжелой патокой на моих губах.

— Я тоже хочу его забыть. Но это не возможно. Поверь, я пытался, — наверное, со стороны мы выглядим нелепо, но нам совсем не смешно.

— Знаешь, я не буду осуждать тебя, но и ты не осуждай. Просто уходя, знай, что тебе есть куда возвращаться. И позволь мне возвращаться к тебе...

Князь

— Я опять сделал тебе больно, беру твою руку и слизываю кровь с пальца. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив.

Это я сделал тебя таким, и твои яркие васильки глаз окрасил слезами.

Но сейчас я не могу помочь тебе, потому что и мне нет спасения.

— Я знаю, что могу к тебе вернуться. Я чувствую...

Но теперь я должен остаться один. Забыться... Прости, мой верный Кристиан.

Скрипач

Остаться один? Что ж, мой Князь. Я уйду. Уйду, чтобы вернуться, когда ты позовешь. Касаюсь губами твоих волос, целую твои глаз, пью мяту с твоих губ. Устало встаю. Взмах руки и я облачен в камзол Певца Мира. Смотрю на тебя. Какой ты усталый, мой князь. Надеюсь, мое тепло сможет согреть тебя. Распахиваю ткань миров и уже на пороге.

— Я буду ждать тебя. Там, где ты нашел меня,— и уже куклой падаю на прилавок маленькой лавочки кукольника, где-то на краю мира

Адский Шут

Я молчу... Нет смысла говорить...

Нет мыслей...

Не стало лучше никому. Причина — я... Вина — моя.

Я молчу... Нет смысла говорить...

Серый ветер и серый сумрак... Я — серым пеплом, перегоревшим, ненужным рассыплюсь по мирам... Хлопаю в ладоши! Резко, звонко! Они опять полны осколков! Так пусть же льется кровь моя!

Я молчу... Нет смысла говорить...

Хотели сердце? Забирайте. Каждому по половине. И душу в клочья... И эти клочья — ваши. В каждом из вас отныне будет половина души моей! И вы друг друга хоть теперь услышите. А мне — все тише...

Я молчу... Нет смысла говорить... Я серым пеплом рассыплюсь по мирам...

Амалей — Палач

Я поднимаю взгляд на Глефа — мы с ним два орудия рока... нам нельзя любить... склоняюсь, целую его пальцы холодными губами... черная слеза срывается, падает на песок.

Я опускаюсь на землю, у ног Палача, обнимаю колени руками и смотрю на море... Мгла собирается над его зеркальными водами... Черное, все черное, в море отражается тьма, на горы спускается туман. Мои глаза высыхают, дует холодный ветер, разгоняет мрак... В мире должно быть равновесие... Свет должен сменять Тьму... Тьма уступать Свету. Прошлый Князь не умел сдержать Тьмы... его душа поддалась ей... я такого права не имею... иначе мне придется выносить приговор... ох, кому?! Нет выхода! Я должен навести порядок среди темных лордов, чтобы не было больше приговоров...

Ты прости меня, мое огненное счастье... мне нельзя касаться огня... не пить мне больше горячего меда с полынью... не сгорать дотла в тайные ночи... может, хоть воспоминания мне можно оставить... но нет... стоило пустить их в сердце, подтаял черный лед, потек по щекам мрак тягучей слезой...

Нет, я должен научиться жить без этого... Иначе даже снов мне нельзя будет оставить... А ты сможешь жить без меня, у тебя есть Ганс — он теперь Князь Света... Согреет тебя солнечными лучами, соберет воедино душу, возродит из пепла... Как возродил рассвет своими светлыми крыльями...

Капают слезы... на черной мантии не видно... и лицо мое чернеет, снова лишается человеческого облика...

Князь Света

Я ухожу во тьму... И слышу звон разбивающихся стекол. И вижу летящий пепел, убивающий тебя, Шут. И Амалей мне посылает половину твоей души. Осколок в сердце... Осколок... Зачем ты так поступил, Шут? Тебе была дана радость? Тебе ли так шутить?

Я знаю, как поступить с твоей душой и освободить Амалея. Я умею многое... Но сейчас ты уснешь в моих ладонях, Шут... Сейчас я должен подумать, как освободить Судью от моего заклятья и хитрости.

Не так уж я и злобен, как раньше. Свет умеет прощать. Свет дарит любовь заслужившим ее. А Амалей заслуживает твоей любви, как никто другой. И он сейчас страдает.

Я заставил его страдать... Незаслуженно... Потому что так сильно тебя любил...

Ловлю последние частички твоей души...

Завтра... завтра я смогу подарить счастье Амалею, если он сам того захочет.

Ледяной Принц

Все же, когда вокруг Зима, мне спокойней... Белое-белое. И не живое...

Леплю из снега кролика — раньше я так любил это делать. Легко подую — и снежный зверек оживает, шевеля ушками и смотря на меня, пока я держу его в своих ладонях.

— Знаешь, ты такой один — снежный кролик. И я один. Вот только... я могу сделать еще хоть сотню таких как ты. А таких, как я, не сделает никто.

Смешок. Ты помнишь? Тот шок, когда я впервые спел под твою Скрипку? Ледяная Дева была создана отнюдь не для того, что бы скрыть мою душу, нет... что б спрятать кое-что другое. Силу мальчика, замершего в снегах. Того, кто по ошибке стал Темным Лордом. А стал ли? сомневаюсь...

Отпускаю кролика, что бы впервые нарушить Твой запрет. Простишь? Я сомневаюсь.

Закрываю глаза и начинаю петь. Пусть песнь моя долетит до тебя... Даже если тебя нет, ты услышишь... Пусть она облетит все края...Только из-за тебя...

Ирония, правда? Третий Хранитель, погибший в снегах, третий хранитель, воспитанный Лордом...

Я не хранитель и не Лорд...не белый и не черный..ни тьма, ни свет...Разве кому нужны такие? никакие, серые...

А ты... Огонь. Ты нужен. Так услышь....

Теодор

Выхожу из тени и смотрю на тебя. Светлый Князь. Давно тебя не было в этом мире. Ничего не видишь и не чувствуешь от боли, перебирая серый пепел бледными пальцами. Что ж, как и было задумано. Пора выполнять свое обещание. Наклоняюсь к тебе.

— Ты меня помнишь?

Интересно, ты еще не жалеешь, что вернулся? Или уже жалеешь?

Князь

Я поворачиваюсь к тебе и смотрю в упор. Ты темен, как мрак, и притягателен, как мрак.

— Вытащи осколок и возьми подарок ненужный, опасный. Любую цену проси... Что захочешь, — шепчу губами искусанными в кровь. Теперь! Чтобы кончилась серость... Мне нужно выйти из долины Хаоса.

Теодор

— Не все так просто, милый Князь, не все так просто, — вольготно устраиваюсь на траве рядом. — Я вижу, со Скрипачом Вы уже попрощались? С Шутом тоже? Кого Вы еще готовы отдать?

Стараюсь ранить побольнее, так проще добраться до нужной мне частички. Взять бы за руку или поцеловать — было бы легче. Но мой подарок Скрипачу нашел свое место, это поможет.

Князь

— Я самому мраку готов отдать весь этот кошмар... — голова трещит от боли, и сердце стучит неистово. Мне все равно, что сюда пришел Теодор — пожиратель душ. Его я прекрасно помню и совсем не боюсь. — Если ты тоже хочешь посмеяться, катись к Шуту с Амалеем.

Я встаю, пошатываясь.

— Так берешь или нет? Проси, что ты хочешь, Теодор.

Теодор

— Обещаешь выполнить любое мое желание?

Нашел. Нашел душу Скрипача, яд Шута и страсть к разрушению моей Алой Леди. Получится?

Князь

— Да, — устало. — Забери его душу у меня.

Теодор

— Тогда не сопротивляйся. Это мое желание.

Нежно обнимаю Князя, целую его. Даже сейчас чудится аромат мяты... Забираю душу Шута, Скрипача, Алой Леди, и твою, отдавая взамен душу Хаоса. В какой-то момент ты понимаешь, что я делаю, но предотвратить ничего не можешь. Через несколько минут отпускаю тебя, глядя в глаза:

— Хаос, как ты?

Хаос

Ничего не понимая, а потом пробуждаясь.

— Здорово! Как интересно ты все затеял... Во что теперь поиграем? — глаза становятся яркими агатами. Из ноздрей валит пар...

Если уж и есть где место мне так это в Свете.

Палач

Ветер несет песок, беснуется — нет здесь больше мертвого покоя, как нет его в душе Судьи, черной горгульей застывшего на берегу. Да и кому он нужен, этот покой? Мир — в движении. Свинцово-серые волны неспокойны... так ли равнодушно и безжалостно море, как кажется? Впрочем, бури не знают пощады — так говорят. Впрочем, смельчаки, что выходят в море, ее и не просят.

Холодные белые пальцы касаются черных волос Судьи.

Черные слезы на сером песке... Давно я тебя таким не видел, Амалей. Кто бы мог подумать, что разноцветное ядовитое пламя Шута растопит черный лед, которым ты намертво сковал свое сердце... и так ли уж это плохо? Невозможно навсегда запереть темное пламя, невозможно погасить, как ни пытайся — удивительно ли, что оно так легко откликнулось на яркую искорку, пляшущую в зеркалах миров?

Что я могу сделать, мой Судья? Ты боишься, что твоя Тьма вырвется наружу, сметая хрупкие границы, и тогда содрогнется даже Тьма внешняя? Или просто хочешь наказать себя как можно больнее за якобы запретную страсть к манящему блуждающему огоньку? Мне не понять тебя, Амалей... впрочем, это и не нужно. Оружие повинуется руке, что держит его, этого довольно. Не мне тебя утешать.

Амалей

Я вздыхаю, прижимаюсь лицом к плечу Глефа...

— Я не могу... не могу до конца... я лжец, да?

Я вытягиваю из-под мантии шнурок с ярким кристаллом... ты подарил мне свое имя... Август... я его не посмею произнести... но никому не отдам... последняя и самая дорогая частичка твоей души останется у меня...

Открываю глаза, осушаю слезы.

— Ну хватит! Порезвились и будет! — черным вихрем взлетаю в небеса, пряча у сердца самый мой дорогой подарок.

Тьма черной пастью разверзается за спиной существа с белыми крыльями... я снова не уверен, кто ты. Но сейчас разберусь.

— Вы не ведаете, что творите! Снова хотите стать пленниками, жалкими изгнанниками?! — смотрю на Теодора глазами полными ледяного мрака.

Хранительница

Фрейя с трудом выбиралась из серой хмари сна. Она постоянно куда-то бежала, кого-то искала, звала и не могла дозваться. Вокруг нее кружили куски зеркал, в которых периодически отражались то Шут с его глумливой ухмылкой, то грустный Скрипач, то злорадствующая Ледяная Дева, то какая-то возвышенная, ненастоящая Алая Леди, то печальный и задумчивый Судья, то яростный Светомир. И везде, везде ее преследовал издевательский смех Шута. И каждый раз хранительница вспоминала свое отчаяние и боль от его поцелуя. Когда ее силы стали подходить к концу, наваждение страшного сна начало уходить, сменяясь серой безжизненной пустошью. На ее унылых бескрайних просторах не хотелось жить, но это было намного лучше ее сна с Шутом. Сколько она шла, Фрейя не помнила, только знала, что тут нельзя останавливаться. В конце концов показалось тяжелое свинцовое море с одинокой фигурой на берегу.

— Палач? — голос Фрейи дрогнул. Что происходит? Был еще один Суд?

"Ми-и-и-ир!!! Брат!"

Скрипач — Принц (воспоминанья)

Падаю куклой. Сделал свой выбор. Теперь все зависит от тебя, Мой Князь. Тебе достаточно коснутся меня рукой и я вернусь.

Старик — кукольник с удивлением посмотрел на куклу, лежащую на столе

— Эх, говорил же я ему...— уставшие руки взяли куклу. Мужчина вздохнул и посадил скрипача на полку. Отошел, но снова вернулся. Взял игрушку, вздохнул и усадил у окна.

— Смотри, музыкант, может твой хозяин еще и вернется.

За окном пела и плакала вьюга.

Скрипач

Поешь. Светло и грустно. Зачем малыш, зачем? Я так хотел уберечь тебя от холода и боли этого мира.

Я снова поссорился с Шутом. Я не знаю к кому ушел мой ветреный любовник этой ночь. Мне было больно и холодно. Наверное, поэтому я шагнул тогда в самое сердце зимы к безымянному перевалу неизвестного мира. Я замер под порывами ветра. И снежной круговерти впервые увидел тебя.

Одинокая детская фигурка, идущая сквозь снег и ветер. Ты бредешь и даже не видишь меня, пока я не обнимаю тебя за плечики. Ты смотришь на меня через белые от инея реснички, и снежинки капельками застывают в уголках твоих губ. Я сажусь перед тобой на колени. Скидываю с плеч шубу и укутываю тебя. Ты почти не дрожишь, и мне кажется, что даже не дышишь. "Кто же ты, малыш?",— спрашиваю сам себя и неожиданно получаю ответ: "Последний хранитель мира"...

Среди зимы зеленая поляна и жаркий огонь костра, ты сидишь укутанный в мою шубу и пьешь горячий чай из березовой кружки. И рассказываешь. Тебе только семь, но ты уже видел смерть мира. Ты действительно последний хранитель мира, которого уже нет. Я смотрю в белую черноту ночи и слушаю тебя. Мне жаль тебя, мой маленький снежный принц.

— Скажи, малыш, чего бы ты хотел больше всего на свете?— задумчиво спрашиваю тебя. Ты смотришь на меня своими большими глазами и совсем по-взрослому качаешь головой.

— Я хочу, чтобы мне не было больно.

Вздыхаю. Ты не понимаешь, о чем просишь, но я выполню твое желание. Беру в руки скрипку. Начинаю играть мелодию превращения. Нити твоей души и звуки музыки плетут волшебный узор. Ты молчишь и смотри. А после начинаешь петь.

" Серебро зимы застыло на моем окне.

И плывет луна уныло в звездной тишине.

Спи, мой мальчик, я украдкой слезы оботру

Спи, мой маленький, мой сладкий. Я тобой живу"

Слова колыбельной вливаются в колдовство. Ты тихо засыпаешь. уткнувшись носом в соболя.

"Прошу тебя, Айс, не пой больше никогда. Не пой, а то тебе снова будет больно"

"Хорошо, папа", — сонно бормочешь ты.

В чертог лордов я вступаю и ребенком на руках. Маленькая девочка спит на моих руках. Я спрятал твою душу, я стер твой образ с граней мира. Я взял твои новые глаза у арктических серых льдов. Ты дитя северного ветра и зимы. Спи, ледяная леди. Мой маленький принц тебе больше не будет больно, но и тебя ... не будет.

Холод зимнего ветра пробивается сквозь воспоминания. Я слышу твою песню, мой маленький принц. Тебе снова больно. мое сердце плачет с тобой, но глаза сухие. куклы не умеют плакать...

Принц

Песня затихает, а слезы катятся по лицу. Слезы? а я думал, что разучился... прости меня, Отец.. твой дар...твой подарок. Вначале я вернул себе свое обличие, а теперь нарушил обещание.. прости..

Боль — она волнами накатывает, и я уже не сдерживаюсь, плачу. Громко, навзрыд. Все равно никто не услышит. может, если только ты...

Плачу по давно погибшему миру, плачу, потому что этот мир — он тоже плачет, ему больно. плачу по Отцу, по Темным Лордам. плачу от того, что понимаю — я ничего не могу сделать. ни-че-го. И от этого больней всего. Просто невыносимо.