Ия, согнувшись, прижала ладонь к животу в надежде, что её сейчас вырвет, и станет легче. Однако желудок и не подумал сокращаться, ещё более усугубляя страдания своей хозяйки.
Морщась, бывшая рабыня посмотрела вперёд, стараясь сфокусировать зрение, и поняла свою ошибку. Для того, чтобы добраться до спасительного домика, необходимо пересечь ещё одну лощину, вновь подняться на холм и уж с него спуститься к ручью, возле которого и находится затерянная в лесу одинокая избушка. А как это сделать, если сил совсем не осталось?
Внезапно она закашлялась, чувствуя, как дыхательное горло застилает поднимавшаяся откуда-то снизу мокрота.
"Всё-таки простудилась, — с горьким сожалением усмехнулась девушка. — Ну не Шарик я из Простоквашино, чтобы зимой на снегу спать. Да ещё сгоряча холодной воды напилась. Надо было остыть немного, а уж потом бросаться к ручью. Вот и заработала бронхит, дура!"
От этих мыслей сразу захотелось пить.
Сплюнув, недавняя невольница вытерла лицо, окончательно убеждаясь, что у неё высокая температура.
"Не дойду", — с отчаянной ясностью поняла путешественница между мирами, чувствуя, как тело начинает колотить крупная дрожь.
Голова закружилась, и она рухнула как подкошенная лицом в прелую листву.
— Платино! — закричала жрица.
Подскочив, женщина перевернула Ию на спину и, приподняв ей голову, горячо заговорила, проводя мягкой, прохладной ладонью по пылающему лицу спутницы.
Зубы бывшей рабыни стучали, мир вокруг пришёл в движение, переливаясь, словно отражение в причудливо выгнутом зеркале, голова раскалывалась от боли, не оставлявшей места для мыслей.
Поняв, что собеседница никак не реагирует на её слова, жрица подхватила девушку под мышки и, прислонив спиной к ближайшему дереву, исчезла.
Едва рассудок недавней невольницы отметил этот факт, женщина вернулась, тут же принимаясь подкладывать под Ию одеяло и заворачивать её в меховые накидки.
Это слабо помогало, но забота и искреннее беспокойство Сабуро за судьбу своей новой знакомой порадовало, слегка проясняя сознание.
Видимо, жрица каким-то образом это почувствовала, потому что, наклонившись к лицу бывшей рабыни, чётко проговорила:
— Платино!
...и изобразила в воздухе тупой угол вершиной вверх.
"Что ей надо? — отрешённо думала девушка, глядя в перепуганные серые глаза, смотревшие из-под сведённых к переносице бровей. — Зачем она домики рисует? Домики? Мы же в избушку идём. Там печка. Там тепло. Там я согреюсь. Так чего она хочет?"
Перехватив её более-менее осмысленный взгляд, собеседница с беспомощным видом обвела рукой окрестности, затем, нарисовав всё тот же тупой угол, жалобно пробормотала:
— Платино!
Всё ещё ничего не понимая, недавняя невольница почувствовала, как голос женщины становится всё тише: то ли куда-то удаляясь, то ли теряясь на фоне царившего под черепной коробкой шума.
Заметив, что спутница вновь начинает терять связь с реальностью, жрица закричала, вцепившись в кафтан на её груди.
"Чего она орёт? — из-за головной боли и дурноты, мысли Ии сделались какими-то короткими и отрывистыми, словно падение капли в стоячую воду, так же вызывая расходившиеся по телу волны страдания. — Я её не понимаю. Так холодно. А в избушке тепло. И у неё крыша".
— Сабуро, — машинально выдохнула бывшая рабыня, подаваясь вперёд.
Отпустив её, женщина отстранилась.
С трудом высвободив дрожащую руку из-под накидок, девушка протянула её в сторону противоположного склона, пробормотав по-русски:
— Иди туда.
... и вновь завалилась назад.
Подхватив её под спину, жрица ткнула пальцем в том направлении, куда она только что показывала.
Кивнув, недавняя невольница вновь погрузилась в дурноту, из которой её вырвал приступ кашля.
С трудом выплюнув ком слизи, Ия глубоко вздохнула, чувствуя нехватку воздуха, и обнаружила себя всё так же сидящей у дерева, закутанной в плащи, но уже в полном одиночестве. Женщина с гладко выбритой головой ушла.
"Бросила меня, — мрачно констатировала бывшая рабыня. — Правильно сделала. Никакой это не бронхит. Зараза местная. Как у той бабы. Где же я её подхватила? Какая разница? Всё равно сдохну. Как та тётка. А жрица пусть живёт. Если ещё не заразилась".
Девушка опять закашлялась и, с трудом переведя дух, плотнее закуталась в тщетной попытке согреться. Только что, казалось, переполненный слюной и мокротой рот пересох, и она почувствовала сильнейшую жажду.
"Хоть бы напиться перед смертью, — от чёткого осознания скорой гибели незадачливая путешественница между мирами беззвучно заплакала. — Недолго же я здесь пожила... Почти совсем не побыла попаданкой. А у избушки ручей. Вода там вкусная-вкусная".
Её мысли прервало появление перед полузакрытыми глазами озабоченного лица с высоким лбом.
— Пить, — тяжело сглотнув, попросила по-русски недавняя невольница.
Напряжённо улыбаясь, жрица заговорила, деловито освобождая её от накидок.
"Зачем они тебе? — хотела спросить Ия, но превратившийся в деревяшку язык никак не хотел ворочаться в омертвевшем от сухости рту. — Я же на них плевала и кашляла. Заразишься, дура, и умрёшь. Как я".
Связав вещи в узел, женщина приподняла бывшую рабыню и, не давая сползти, попыталась взгромоздить себе на спину.
"Что она делает? — вяло удивилась девушка. — Хочет нести меня на закорках? Как папа? Я же тяжёлая теперь".
Подтверждая её догадку, жрица подхватила недавнюю невольницу под колени, подалась вперёд, перемещая центр тяжести, и с кряхтением встала.
"Зачем? — печально усмехнулась Ия, свесив ей голову на плечо. — Здесь я всё равно умру. Мне в больницу надо. Капельницы ставить. Антибиотики колоть. А у вас всё равно ничего этого нету. Дикие вы. Не развитые. Тёмное средневековье".
Вдруг в плавящемся от высокой температуры мозгу промелькнуло что-то настолько важное, что бывшая рабыня даже встрепенулась, оглядевшись по сторонам.
Перед глазами всё плыло, однако она всё же сообразила, что женщина уже спустилась в долину и теперь намеревается снять её со спины.
Примостившись, она кое-как усадила девушку возле поросшего бурым лишайником камня, а сама плюхнулась рядом, вытирая бритый череп извлечённым из рукава платком.
— Пить, — по-русски попросила недавняя невольница.
Но собеседница только устало отмахнулась, пробормотав что-то на своём языке.
Бессильно откинувшись назад, Ия легонько ткнулась затылком в валун. Боль буквально взорвала голову. Скривившись и зашипев сквозь всё ещё стучавшие друг о друга зубы, она вдруг с предельной чёткостью вспомнила. — Антибиотики! У меня же их полная сумка!"
С трудом приподнявшись, бывшая рабыня прикрыла рот рукой, лихорадочно соображая: "Только это же наши лекарства. Вдруг они на здешние микробы не подействуют? А какая разница? Всё равно подыхать".
Еле прокашлявшись, девушка вцепилась в камень и попыталась встать на ноги. Встрепенувшись, жрица бросилась ей на помощь, подставляя плечо. Однако снова лезть на спину своей уставшей спутнице недавняя невольница отказалась и пошла наверх сама, тяжело опираясь на её руку.
"Антибиотики сильные, — рождая новую надежду, звенел в сознании путешественницы между мирами голос участкового терапевта. — Врач сам сказал. Они помогут. Не могут не помочь. Это же наука двадцать первого века. Там и шприцы и новокаин и спиртовые салфетки... Даже если не помогут. Всё равно надо пробовать. Терять-то уже нечего".
Осознав открывающуюся перспективу спасения, мозг отдал команду, и надпочечники впрыснули в кровь недоучившейся акробатки слоновую дозу адреналина.
Тяжело, с присвистом дыша, не обращая внимание на боль в груди, она пёрла вверх по склону, не замечая ничего вокруг, подобно взбесившемуся бульдозеру. Падала, поднималась, опираясь на руку женщины с выбритой налысо головой, и вновь шагала к вершине.
Домик с ручьём и долгожданной избушкой появился внезапно, словно резко сменившийся кадр на экране телевизора.
Только что перед глазами мелькали стволы деревьев, сухие листья, мешающиеся под ногами обломки сучьев, и вдруг горизонт распахнулся, открыв огромное синее небо, блестевшую на солнце речушку, а главное — знакомый домик с покатой крышей и сложенной из камня трубой.
Оставалось пройти совсем немного, но тут действие естественного стимулятора закончилось, и на недавнюю невольницу вновь накатила дурнота. Голова закружилась, в глазах потемнело. К счастью, спутница вовремя успела подхватить валившееся на сторону бездушное тело и после недолгих усилий вновь умудрилась взгромоздить Ию себе на закорки.
Та вынырнула из забытья, когда сквозь шум в ушах прорвался звук текущей воды. Приподняв голову, она увидела долгожданную избушку всего в каких-нибудь ста метрах. Согнувшись под тяжестью бывшей рабыни, женщина шла медленно, то и дело переводя дух.
Видимо, не имея больше сил, она остановилась и осторожно опустила девушку на землю.
С трудом сидя на поджатых ногах, та выдохнула по-русски:
— Пить!
И провела дрожащим пальцем по шероховатым, потрескавшимся губам.
Странно, но собеседница, кажется, её поняла. Она указала на домик, потом протянула руку в сторону оврага.
Недавняя невольница упрямо мотнула головой, морщась от боли, и повторила:
— Пить!
Ей казалось, она настолько высохла изнутри, что слышно, как трещат мышцы, и скрипят суставы, угрожая переломиться как спички.
Со вздохом кивнув, женщина легонько тронула её за плечо и поспешила к избушке.
"Два укола в день, — внезапно всплыли в памяти путешественницы между мирами слова доктора. — Утром и вечером. По пять миллиграмм. Развести новокаином".
Тело вновь забилось в приступе кашля. Подавшись вперёд, Ия, переведя дух, вытерла мокрые губы ладонью, с ужасом заметив на ладони ярко-алые капельки.
С похоронным звуком вдребезги разбилась последняя, таившаяся на самом дне души робкая надежда на то, что это всего лишь очень сильный бронхит. Нет, теперь окончательно ясно, что она каким-то образом умудрилась подхватить ту самую смертоносную заразу, которая уничтожила население двух деревень, мимо которых ей пришлось пройти вместе с караваном работорговца и наверняка погубила ещё много народа, если уж местные властители ввели такой жестокий карантин. Теперь осталось уповать только на волшебную силу лекарств из индустриального мира Ии Платины.
Выскочив из дверей избушки, жрица почти бегом спустилась к ручью и быстро вернулась, держа в руках знакомую миску из высушенной кожуры какого-то овоща.
Девушка невольно сглотнула, ощутив боль в горле, но уже совершенно не обращая внимания на подобные мелочи. Раскалённая, высушенная до хруста Сахара в её внутренностях настойчиво и жадно требовала воды.
Ни первый, ни второй глоток она даже не почувствовала и только на третьем поняла, что действительно пьёт.
Осушив миску, бывшая рабыня повалилась на бок, но не упала, успев опереться рукой о землю. Женщина помогла ей подняться. Опять обрушилась дурнота. Дико затошнило. Ия наклонилась, и вода с шумом вырвалась наружу, щедро украсив мокрым пятнами балахон жрицы.
Однако на какой-то миг стало легче. Вытерев губы рукавом, недавняя невольница шагнула к избушке. Спутница крепко взяла её за локоть, и вдвоём они кое-как добрались до двери.
Сабуро попыталась провести девушку к подиуму с явным намерением помочь ей лечь, но та, решительно отстранив женщину, шагнула к сундуку.
Жрица что-то проговорила умоляющим тоном, но девушка упрямо мотнула головой, зашипев сквозь зубы от рванувшей затылок боли.
Поджав губы, спутница с трудом сняла с ларя тяжёлую корзину и помогла поднять массивную крышку.
Бившего из распахнутой двери света хватало, чтобы разглядеть сумку с лекарствами. Грудь раскололо приступом кашля. Не сумев удержаться на ногах, бывшая рабыня опустилась на колени, выхаркав прямо на земляной пол розовую мокроту.
Спутница на миг растерялась, глядя то на неё, то на вход.
— Нет! — прохрипела Ия, опасаясь, как бы та не закрыла дверь, оставив её без света.
Удивлённо вскинув брови, женщина помогла ей подняться и подвела к возвышению.
"Укол, — лихорадочно думала невезучая путешественница между мирами, с треском расстёгивая молнию. — Мне надо сделать укол. Хотя бы один".
Платине казалось, что она буквально физически ощущает, как сотни тысяч, миллионы маленьких, зубастых тварей грызут её изнутри, и дорог не просто каждый час, а каждая минута, приближающая победное торжество микроскопических убийц.
Прекрасно осознавая бесценность каждого пузырька, девушка бережно извлекла из коробки флакон с белым порошком.
Закусив губы до крови, чтобы справиться с дурнотой, достала новокаин.
Внезапно она ощутила странное спокойствие. Голова прояснилась, движения стали чёткими и уверенными. Не заботясь о чистоте рук и рабочего места, привычно чиркнула по тонкому стеклу найденной в коробке пилкой и, легко сломав шейку, поставила ампулу на возвышение.
Теперь нужен шприц. Затрещал пластик, освобождая от плёнки стерильный медицинский инструмент.
За спиной тихонько ойкнула жрица, но недавняя невольница пропустила это восклицание мимо ушей. Сейчас все её помыслы и желания сосредоточились на этих столь чуждых данному миру предметах.
"Пять грамм, — мысленно бормотала она, с трудом протыкая резиновую пробку. — Теперь потрясти. Чего же растворяется-то так медленно?!"
Ия знала, что для инъекции необходимо взять новую иглу, что место укола надо протереть спиртовой салфеткой, целый пакет которых тоже лежал в сумке.
Вот только сил на это у неё уже точно не хватит. Ещё несколько секунд, и дурнота вновь накроет сознание душным, тягучим покрывалом. А жрица, несмотря на всю её доброту, просто не знает, что делать?
Времени не оставалось. Торопливо выдернув шприц и зажав его в кулаке, девушка развернулась к свету. Глубоко выдохнув, она с криком вонзила иглу себе в бедро, изо всех сил нажимая на поршень.
Уши резанул короткий, но очень громкий женский визг. Мир стремительно сжимался. Последним, что увидела бывшая рабыня, перед тем как он сжался в точку, стало бледное, как мел, лицо Амадо Сабуро с вытаращенными глазами, вскинутыми бровями, избороздившими лоб неприятными морщинами и широко раскрытым ртом.
Она ещё у реки заподозрила, что странная спутница заболела. А в лесу, видя её лихорадочно блестевшие глаза, неестественно расширенные ноздри красивого прямого носа и заметив белый налёт на языке, окончательно поняла, что у девушки петсора.
Хвала Вечному небу, эта страшная хворь редко появлялась в Благословенной империи, но каждый её приход сопровождался массовыми жертвами и катастрофическим опустошением.
Восемь из десяти заболевших умирали в страшных мучениях, а каждый четвёртый из выживших становился калекой, не способным заработать себе на пропитание.
От петсоры не помогают ни чудодейственные снадобья, приготовленные по древним рецептам из самых экзотических компонентов, ни прижигания, ни массаж, ни воздействие серебряными иголками на важнейшие точки тела. В лучшем случае все эти средства лишь облегчают страдания больного, но не излечивают его.
