Помимо царапин, парта была еще и исписана.
Большинство надписей были старыми — чертовски старыми, — как и сама парта. Часть была сделана карандашом, часть ручкой. Часть вырезана — возможно, иглой циркуля. Некоторые надписи уже почти исчезли, другие оставались с трудом, но различимы. И среди них -
Мой взгляд прилип к словам, написанным, судя по всему, совсем недавно.
Они были у правого края парты, написанные синей ручкой. Определить их автора по почерку было совершенно нереально, но, едва их увидев, я тут же понял, что это Мей.
"Кто мертвый?"
Вот что там было.
3
— ...Интересно, как Миками-сэнсэй себя чувствует? — задал риторический вопрос Юя Мотидзуки, сидящий рядом со мной за рабочим столом. — Неужели ей так плохо? Вчера она выглядела совсем никакой...
По расписанию пятым уроком было рисование с Миками-сэнсэй, но ее самой в кабинете на первом этаже нулевого корпуса пока не было.
Когда прозвенел звонок, в класс вошел другой учитель.
— Миками-сэнсэй сегодня не придет.
Потом он будничным тоном сообщил, что сейчас у нас будет самостоятельное занятие, и предложил каждому нарисовать карандашом собственную кисть руки. Задание было совершенно неинтересным, и, как только учитель вышел, со всех сторон донеслись апатичные вздохи. Вполне естественная реакция.
Я открыл альбом, после чего — в конце концов, какая разница? — положил левую руку на стол и принялся разглядывать. Но, откровенно говоря, моя мотивация была практически на нуле. Знал бы заранее — прихватил бы книжку. Хотя читать Кинга, Кунца или Лавкрафта я тоже был не в настроении.
Кинув взгляд на Мотидзуки, фаната Мунка, я обнаружил, что он совершенно не собирается рисовать руку. Но альбом был открыт не на чистом листе — Мотидзуки работал карандашом над полузавершенным рисунком. Потихоньку приглядевшись, я увидел, что он рисовал женщину, похожую на Миками-сэнсэй.
Да что с ним такое? Я чуть не брякнул это вслух.
Он что, правда в нее влюбился? Вот этот пацанчик? В учительницу, которая как минимум на десять лет его старше? ...Ну, вообще-то это твое личное дело, приятель.
Тем не менее у меня уже было сумбурное настроение, когда я слушал его бормотание насчет Миками-сэнсэй, и...
— ...Не, не может быть, — произнес Мотидзуки и вдруг повернулся ко мне. — Слушай, Сакакибара-кун...
— Ч-чего?
— А у Миками-сэнсэй нет какой-нибудь смертельной болезни?
— Э? Аа... — своим вопросом он полностью застиг меня врасплох. Все, что я смог, — без эмоций ответить: — Не, конечно, нет.
— Наверное, ты прав, — в голосе Мотидзуки звучало нескрываемое облегчение. — Нет, ты точно прав. Ничего такого у нее быть не может. Угу, угу.
— Ты так сильно беспокоишься?
— Ну... понимаешь, Сакураги-сан и ее мама совсем недавно умерли, а теперь еще и сестра Мидзуно-куна. И я подумал...
— Думаешь, это как-то связано? — я ухватился за возможность, которую он мне предоставил. — Сначала Сакураги, потом Мидзуно-сан; допустим на минуту, что что-то случится с Миками-сэнсэй. Ты хочешь сказать, что это все как-то связано? Что есть что-то общее?
— Ну... это...
Мотидзуки начал было отвечать, но тут же смолк. Отвел глаза, будто избегая моего вопроса, и беспомощно вздохнул. Блин, даже этого пацанчика что-то заткнуло и не дало рассказать мне то, что я хотел узнать.
Я подумал, что, может, стоит нажать на него посильнее, но отказался от этой идеи и сменил тему.
— Как дела в кружке рисования? Сколько у вас сейчас народу?
— Всего пятеро... — вздохнул Мотидзуки, и его взгляд снова метнулся ко мне. — Хочешь вступить?
— ...Ну уж нет.
— Тебе правда стоит.
— Если агитируешь, про меня забудь. Как насчет Мисаки?
Я это нарочно сказал, чтобы его поддавить. Мотидзуки среагировал в точности так, как я от него ожидал, — зашлепал губами, замолчал и снова отвел глаза. Он даже не дышал.
— Она классно рисует, — продолжил я как ни в чем не бывало. — Я видел кое-какие штуки в ее альбоме.
Да — это было в дополнительной библиотеке. Когда я проходил мимо вместе с Мотидзуки и Тэсигаварой после урока рисования...
Рисунок красивой девушки с шарнирными суставами, как у куклы.
"В самом конце я собираюсь дать этой девочке большие крылья". Так мне тогда сказала Мей. Интересно, она их уже пририсовала или нет?
Я махнул рукой на Мотидзуки, который по-прежнему упорно смотрел в сторону и не пытался даже слово в ответ сказать. Свой альбом я захлопнул. С начала пятого урока прошло всего полчаса, но заниматься этой "самостоятельной работой" мне совершенно не хотелось.
— Ты куда? — спросил Мотидзуки, когда я встал со своего места.
— В библиотеку. Дополнительную, — я нарочно ответил коротко. — Надо посмотреть кое-что.
4
Сказав Мотидзуки, что мне надо кое-что посмотреть в дополнительной библиотеке, я почти не покривил душой. "Почти" — потому что я чуть-чуть, самую малость надеялся встретить там Мей. Но этой надежде не суждено было сбыться.
Библиотека вообще пустовала. Если не считать библиотекаря Тибики за стойкой.
— А вот и знакомое лицо, — обратился он ко мне, пристально глядя сквозь линзы своих очков в черной оправе. Он опять был во всем черном и с теми же растрепанными волосами с проседью. — Сакакибара-кун, пришедший к нам недавно. Класс три-три, не так ли? У меня не такая уж плохая память. Почему ты не на уроках?
— У нас рисование, и, эээ, учительницы нет, так что у нас самостоятельная работа, — объяснил я, и библиотекарь в черном не стал дальше вникать.
— Чем я могу помочь? — спросил он. — Сюда ученики редко заглядывают.
— Эмм, я хочу поискать кое-что, — снова принялся объяснять я, подходя к стойке, за которой он сидел. — У вас есть старые школьные фотоальбомы?
— О, школьные альбомы? Здесь у нас полный комплект.
— А их разрешено смотреть?
— Вполне.
— Тогда, эээ...
— Они вон там, — он наконец-то встал и вытянул руку. Показывал он на книжный шкаф у стены, отделяющей библиотеку от коридора, справа от входа. — На той полке; насколько я помню, в заднем ряду. Тебе, с твоим ростом, лестница вряд ли понадобится.
— А, ага.
— Какой год ты ищешь?
— Ну... — я запнулся совсем чуть-чуть. — Двадцать шесть лет назад... 1972 год.
— Семьдесят второй? — брови библиотекаря сошлись, и он строго посмотрел на меня. — Зачем тебе этот альбом?
— Ну, на самом деле... — изо всех сил стараясь сохранить душевное равновесие, я наконец дал безвредный ответ. — В том году моя мама закончила эту школу. А потом она, ээ, она умерла молодой, и у меня не очень много ее фотографий, и поэтому я, ну...
— Твоя мать? — лицо библиотекаря слегка помягчело. — Понятно. Хорошо. Но надо же, именно семьдесят второй, — последнюю фразу он пробормотал себе под нос. — Ты его найдешь легко. Но выносить этот альбом нельзя. Когда досмотришь, поставь туда же, где взял. Понятно?
— Да.
Через две-три минуты поисков я обнаружил и достал с полки нужный мне альбом. Положил его на большой стол и пододвинул стул. Потом, кое-как взяв под контроль сбившееся дыхание, перевернул обложку с серебряной надписью "Северная средняя школа Йомиямы".
В первую очередь я стал разыскивать фотографию класса 3-3. И быстро обнаружил разворот с цветным групповым фото на левой странице и черно-белыми фотками учеников, разбитых на отдельные группки, на правой.
Тогда учеников было больше, чем сейчас. Сорок с лишним на класс.
Групповое фото было снято где-то вне школы. То ли на берегу реки Йомияма, то ли еще в каком-то похожем месте. Все были в зимней форме. Они улыбались, но я чувствовал в их улыбках некое напряжение.
Мама — где она?
Вряд ли я смогу ее отыскать, просто разглядывая лица. Придется смотреть на имена, подписанные под фотографией...
...Вот она. Вот.
— Мама... — вырвалось у меня.
Второй ряд, пятая справа.
Она была в темно-синем блейзере, в точности как у нынешней формы. С белой заколкой в волосах... и она улыбалась, как и все. С такой же, как у всех, тенью напряжения на лице.
Фотографию мамы времен средней школы я видел впервые. Меня поразило, какой молодой она здесь выглядела — совсем ребенком, фактически. Сделав поправку на возраст, я понял, что она действительно была очень похожа на Рейко-сан, свою младшую сестру.
— Нашел ее? — спросил библиотекарь.
— Да, — ответил я, не оборачиваясь, и вернул взгляд к списку имен под групповой фоткой. Я хотел проверить, есть ли там имя или фамилия "Мисаки". Но...
С чего бы ему там быть.
Мисаки умер или умерла весной, задолго до того, как начали готовить этот альбом. Так что этого имени там быть не могло.
— В каком классе училась твоя мать? — задал библиотекарь новый вопрос. Его голос прозвучал куда ближе, чем в прошлый раз. Удивленно обернувшись, я увидел, что он покинул свое место за стойкой и подошел ко мне вплотную.
— Ээ, это, мне сказали, что она была в классе три-три.
Брови библиотекаря вновь сошлись.
— Хм?
Опершись рукой о край стола, он заглянул в альбом.
— Где тут твоя мать?
— Вот, — показал я.
— Дай посмотрю, — библиотекарь поправил очки и нагнулся над альбомом. — А, Рицко-кун?..
— Ээ... это, вы ее знали?
— Мм... ну, понимаешь ли...
Библиотекарь, уклонившись от вопроса, отошел от стола. Потом понял, что я продолжаю смотреть на него, и встрепал волосы.
— Сын Рицко-кун. Подумать только...
— Мама умерла пятнадцать лет назад, вскоре после моего рождения.
— Понятно. Что означает... А. Да, понятно.
Я подавил желание спросить, что именно ему понятно, и вновь опустил взгляд на фотоальбом.
Второй ряд, пятая справа.
Я смотрел на мамино лицо, на ее улыбку с тенью напряжения, потом перевел взгляд на других учеников, и вдруг...
...Э?
Осознав кое-что, я моргнул. Привстал было со стула, но тут же сел обратно и пригляделся к альбому повнимательней. И как раз в этот момент -
— Вот ты где, Сакакибара-кун.
Эти слова произнес ученик, шумно отодвинувший дверь и вбежавший в библиотеку одновременно со звонком об окончании пятого урока. Томохико Кадзами.
— Тебя ищет Кубодера-сэнсэй. Он хочет, чтобы ты как можно скорее зашел в учительскую.
5
— Коити Сакакибара-кун, верно?
Этот вопрос задал мне один из двух незнакомых мне мужчин, сидевших в учительской — круглолицый, средних лет. Говорил он, я бы сказал, излишне успокаивающим тоном, однако же расспрашивал безо всякого стеснения.
— Вам известно, что произошло с Санаэ Мидзуно-сан, работавшей в городской клинике?
— ...Да.
— Вы хорошо ее знали?
— Она хорошо со мной обращалась, когда я лежал в больнице в апреле, так что...
— Вы с ней общались по телефону?
— Да, несколько раз.
— Вчера около часа дня она разговаривала с вами по мобильному телефону?
— ...Да.
Когда я зашел в учительскую в корпусе А, куда меня вызвал Кубодера-сэнсэй, меня ждали одетые в штатское сотрудники криминальной полиции Йомиямы — следователи, в общем. Два человека, как положено. В отличие от первого — средних лет, круглолицего и веселого на вид — второй был помоложе, с узким лицом и выступающей челюстью, в больших очках с темно-синей оправой; он здорово смахивал на стрекозу. Звали их Оба и Такеноти.
— Мы хотели бы задать вам несколько вопросов. Ваш учитель дал разрешение. Вы не возражаете?
Это сказал Такеноти несколько секунд назад — сразу, как только я вошел. Прозвучало не настолько плохо, чтобы годилось слово "бесцеремонность", но по его тону явно чувствовалось, что он говорит всего лишь со "школьником, а значит, недочеловеком".
— У нас дальше расширенный классный час, — добавил Кубодера-сэнсэй. — Но если тебе придется задержаться, то ничего страшного, так что можешь пообщаться спокойно.
Сразу после этого прозвенел звонок на шестой урок; Кубодера-сэнсэй передал меня и полицейских другому учителю и поспешно вышел.
В углу учительской стоял диванчик; на него я и сел, глядя на следователей. Учитель, которому пришлось с нами остаться, представился как "Ясиро, учитель по профориентации" и сел рядом со мной. Похоже, школа категорически не может оставить ученика одного в подобной ситуации.
— Вы знаете, что Санаэ Мидзуно-сан вчера скончалась? — продолжил Оба своим более-успокаивающим-чем-нужно голосом.
— ...Да.
— А обстоятельства ее гибели?
— Нет, в деталях нет. Просто знаю, что в больнице был несчастный случай.
— Понятно.
— А вы не читали сегодняшнюю газету? — вмешался Такеноти. Я молча покачал головой. Вдруг до меня дошло, что бабушка с дедушкой вообще не выписывают газет. И телевизор в тот вечер тоже никто не смотрел...
— Произошла авария с лифтом, — сообщил мне Такеноти.
Об этом-то я и так догадывался. Среди перешептываний, наполнявших класс, проскакивали такие слова. Но когда я услышал это официально, от следователя, мое тело все онемело от потрясения.
— В больничном стационаре рухнул лифт. Кроме потерпевшей, там никого не было. После падения она ударилась об пол; кроме того, от сотрясения с потолка лифта сорвалась стальная балка и упала на нее, — объяснил младший из следователей с оттенком превосходства в голосе. — И, к несчастью для нее, прямо на голову.
— ...
— Причиной смерти послужил ушиб головного мозга. Когда ее забрали с места происшествия, она была без сознания. Врачи сделали все, что смогли, но в конечном итоге спасти ее не удалось.
— Аа, это... — робко начал я. — В этой аварии, эээ, было что-нибудь подозрительное?
Может, поэтому сейчас следователи работают, подумалось мне.
— Нет, нет, просто несчастный случай, — ответил следователь постарше. — Невероятно печальный несчастный случай. Но когда в больнице падает лифт, необходимо провести определенную работу — определить причину, установить ответственных лиц. Этим мы и занимаемся.
— ...А.
— Сотовый телефон Мидзуно-сан упал на пол упомянутого лифта. В списке звонков мы нашли ваши номер и имя, Сакакибара-кун. Более того, последний звонок был сделан около часа пополудни, именно тогда, когда произошла авария. Мы считаем, что вы последний человек, с которым она говорила.
Понятно. Теперь, когда они сказали это вслух, все стало очевидно.
Единственный человек на свете, который, вероятно, знал, что было непосредственно до и сразу после вчерашней аварии. Они поняли, что этот человек — ученик средней школы, с которым она говорила по телефону, Коити Сакакибара. И они были правы — я действительно слышал вчера, как это случилось.
Но не поздновато ли они пришли? Такая мысль у меня тоже возникла. Я, конечно, вполне мог представить себе, какой хаос творился вчера на месте происшествия, но все-таки...
По просьбе полицейских я рассказал все, что тогда было.
Как Мидзуно-сан позвонила мне вчера на большой перемене. Как сперва качество связи было нормальным, а потом все изменилось, когда она ушла с крыши в лифт. Как я почти сразу услышал ужасные звуки, потом стук, как будто телефон уронили, потом стон Мидзуно-сан, а потом связь прервалась. Все это, похоже, укладывалось в картину той аварии.
