В её представлении самолёт должен быть весь ТА-А-АКОЙ КРАСИВЫЙ, по закатывающимся глазкам я поняла, что это что-то по элегантности не уступающее белому концертному роялю, как плавностью линий и монументальностью форм, так и гладкостью блеска полированной поверхности. Обязательно должна быть красивая лесенка, чтобы в туфельках красивых удобно садиться было, а дальше её фантазия рванула на всех парусах. Я чуть живот не надорвала, когда представила себе этот летающий рояль, где в открытом кокпите я сижу, откинувшись на мягком, обшитом плюшем диване, в пышном бальном платье с открытыми плечами, в не меньше, чем императорских драгоценностях, и с уложенными в высокую причёску волосами. Ручка управления вся покрыта резьбой и инкрустацией, все кнопочки и приборы тоже очень красиво украшены и когда я лечу всем должно быть видно, какая я красивая в самолёте сижу... Злой Тимоша (это Верочка его так охарактеризовала за этот вопрос) поинтересовался, а как же волосы, ведь ветер встречный? На что был моментально парирован, что никто не запретит девушке летать в красивом кокошнике с ленточками, чтобы волосы не трепало! И её фантазия полетела дальше, я уже с трудом успевала за ней, и так и не могу понять, в какой момент оказалось, что в самолёт мы обязательно ещё будем запрягать красивых белых коней. Но вот летать обязательно мимо трибун, где все будут мной любоваться и махать руками и шапками. В общем, грубая реальность не выдержала испытания девичьими требованиями к красоте и элегантности. Я уж молчу, что пахнуть от настоящего женского самолёта должно непременно цветами и мёдом...

Насколько я поняла, даже в далёком будущем никто так и не создал идеального женского самолёта, а жаль... И если сначала я даже хотела рассказать Трофимовичу, про то каким должен быть настоящий самолёт, то поутру я поняла, что он этого не оценит и даже может обидеться. Хотя воспоминания об этой фантазии Верочки мне часто поднимают настроение. А как же иначе, ведь мы девочки и я её очень хорошо понимаю и даже во многом с ней согласна, вот только в жизни мало места нашим фантазиям, всё грубее, приземлённее и обыденнее...

Не заметно пролетели каникулы, пришла весна и наверно последние, ой, извините, крайние разы Бобик ещё летает с лыжами, да и так при взлёте и посадке приходится выбирать боковые не разбитые участки полосы. Впрочем, и тем, кто на колёсных шасси не намного проще и легче. Мы как раз собирались проводить процедуру смены лыж, когда на аэродроме началась суета. Оказалось, что привезли НАПы Назарова. Для меня такой невольный привет от Валерки и папки, ведь они оба этими самыми НАПами занимались. С машинами, которые привезли нам настилы, приехал южный очень подвижный и шумный инженер из Дагестана. Он очень быстро говорил с жутким акцентом, что понимать его порой было трудно, но ещё быстрее он умудрялся жестикулировать. Накладки начались с того, что у нас почти все самолёты сзади имеют не дутик, а костыль, что для перфораций не предусмотрено и он вполне может на малой скорости в отверстия проваливаться и рвать секции. Что с этим делать не понятно, ведь как Р-пятые, так и У-двасики, используют костыли не только как дутики другие самолёты, но и в качестве механического тормоза. То есть просто попробовать поставить вместо костыля чужой дутик не получится, да и дутик это не просто колесо от тележки, у него своя не простая система крепления, в частности разные режимы, когда он крутится свободно и когда зафиксирован жёстко. Как уж наше командование обсуждало возникшую проблему не знаю, но решили, что НАП стелим, а эР-пятым и УТИ на костыль ставим что-то типа конька. У-двасики будут летать с грунта, чему не только я, но и остальные У-двасники очень обрадовались, и облегчённо выдохнули, рисковать провалиться нашим маленьким костылём в дырку металлической перфорации никому не хотелось, а к размокшей поверхности весеннего аэродрома наши лёгкие самолёты относятся легче всех остальных. После сборки щитовой ВПП с неё взлетел и сел сначала УТИ, потом разведчик с дооборудованными костылями. Вообще, конечно визг скользящего по железу железного конька костыля для любого технаря — это каждый раз стресс и ножом по сердцу, но уже буквально через пару дней все привыкли. Но главное ведь летали, а то через несколько дней полосу бы закрыли для полётов на просушку. Мы как-то с родителями поехали в Павловск по парку погулять, приехали, а на воротах объявление, что парк закрыт на просушку. Мне же стало немного грустно, что вот именно мне не судьба попользоваться нашими с Валеркой трудами. И ведь мы тогда совсем забыли о том, что у многих наших самолётов есть костыли...

К майским праздникам у меня в лётной книжке уже красовалось целых восемь часов налёта. В воздухе я уже чувствовала себя вполне уверенно и не вылезала с колотящимся сердцем из самолёта после каждой посадки. В этих южных для нас — северян местах уже вполне вступила в свои права весна. И на праздник мы собирались уже по-летнему. Верочка попросила, чтобы я обязательно надела свою медаль, а я, чтобы уйти от этого, и не обидеть сестрёнку вспомнила, что у меня есть нарядное выпускное платье. Правда как раз первого числа подул прохладный ветер, и под него пришлось надевать чулки и нижнюю рубаху. Но это не испортило нам праздничное настроение...

Я не захотела в свой редкий выходной идти на аэродром, да и в гражданском платье это делать не очень удобно, а вместо этого провести весь праздник со своей семьёй, то есть с любимой сестрёнкой. Хоть мы и виделись с ней каждый день и каждую ночь спали вместе, но нам всё равно не хватало общения. Вместе с нами со всей ответственностью на праздник собиралась и вся семья Новиковых, наряжались, надевали всё самое лучшее и праздничное. Затык возник при выходе, когда Аглая увидела, что я, вот ужас, собираюсь идти с непокрытой головой. Надевать платочек на голову мне совсем не хотелось, но и обижать хозяйку тоже. И когда я уже почти смирилась с тем, что мне придётся сейчас повязывать голову белым платком, я вспомнила про своё шёлковое кашне. Я быстро его достала, хорошо, что оно лежало сложенным и почти не помялось, повязала его через лоб, прикрыла уши и сзади под косой заколола английской булавкой. Вышло даже оригинально и стильно, к тому же не придерёшься, голова вроде как покрыта. Ещё перед этим Верочка настояла, чтобы я повязала себе косу белой лентой с бантиком, и хоть мне казалось, что с жёлтым в чёрный горох платьем это не будет смотреться, но выход нашёлся с помощью второй белой ленты, которую я повязала взамен моего потерянного пояска. Теперь же с кашне наряд получился законченным и словно так и задуманным. А Верочка была просто — принцесса. В своём самом красивом и при этом достаточно тёплом нарядном сиренево-голубого оттенка платье с длинным рукавом и пристёгнутым имплантом, она выглядела как маленькая принцесса. На её коротких волосах мы завязали два чудесных хвостика над ушками с яркими большими четрёхлопастными сиреневыми бантами. И даже сумели дойти до центра, не испачкав нарядные туфельки. Сначала выступил председатель сельского совета, потом директор местной школы, которая оказалась ещё и секретарём поселковой парторганизации. Пригласили и наших, от авиаторов выступил начальник штаба полка. Мало говорили о солидарности трудящихся, как-то слабо в неё верится, когда весь рабочий класс всей Европы работает на Гитлера, то есть против единственного социалистического государства. Больше говорили о войне и о том, как вся страна поднялась на борьбу с агрессором...

А потом были танцы, причём в разных концах площади свои. В одном месте играл местный гармонист, в другом принесли патефон. Гармонист жутко фальшивил и, кажется, уже выпил, но большинству важнее был задаваемый задорный ритм, а вот мы ушли от издевательств над своими ушами к патефону, где собралась более степенная часть общества. Танцующих было не много, но они были, и место в середине было свободно. Я увидела, как Верочка мнётся:

— Солнышко! Ты хочешь потанцевать?

— Хочу... — И полные глаза слёз.

— Так! Ну-ка, слёзы долой! И пойдём танцевать...

— Но у меня же ручка...

— Глупенькая! Ведь можно танцевать, когда партнёры держат только одной рукой, а вторая опущена, так вроде ещё с гусаров и других военных началось, из-за того, что им нужно было сабли придерживать во время танца... — Фиг его знает, правда это или нет, я по ходу придумала, чтобы Верочку убедить. Ведь я правда видела, что так танцуют. Только вот совершенно не помню, одной рукой держатся оба или только партнёр? Но мне это было совершено фиолетово, я хотела доставить радость моей сестрёнке, а поэтому мы сами будем устанавливать правила!

— Правда?

— Ну, конечно! Так, что промокаем слёзы и идём танцевать! Такой красавице и просто стоять в стороне просто неприлично!

— Но мы ведь девочки обе...

— Так мужчины на фронте. Вон видишь, две женщины уже танцуют...

И это стало последним аргументом. Натанцевались мы с ней от всей души, что по пути домой усталая Верочка едва перебирала ногами, а я взяла её за талию, это мы с ней не так давно научились ходить, держась за талии друг дружки, как маленькие лебеди в танце, только у них руки переплетены спереди, а у нас сзади. Но так очень близко прижавшись боками, удобно чувствовать друг друга. И как оказалось так очень удобно вести усталую девочку с буквально заплетающимися ножками. И главное, почему Верочка так вымоталась, мне показалось, что она так хотела насладиться этим ощущением, что она нормальная, такая как все и может вместе со всеми танцевать, что просто не могла остановиться. И сейчас шла, хоть и уставшая до предела и молчала, видимо сил даже болтать не осталось, но такая счастливая, что я просто не могла не радоваться вместе с ней. Дома она заснула, едва я постелила постель и раздела её. А мы со взрослыми ещё немного посидели за керосиновой лампой и с маленькой стопочкой самогонки...

Я прочувствовала взлёт и посадку с колёсами и костылём с раскисшей полосы. И если взлёт был труднее, особенно вначале, когда костыль зарывался в землю и тормозил, то посадка была словно въезд в стену. И так колёса на раскисшем грунте катили плохо и вязли, ведь не смотря на малые размеры самолёта и вес всего около тонны, но весь этот вес приходится только на два узких колеса и костыль сзади. В общем, если бы у нас мотор был посильнее, то капотирование через винт было бы весьма вероятно, а так У-двасик прощал и такое неудобоваримое состояние полосы. После скользких лыж и пробега после, накатом почти во всю длину аэродрома, на колёсах всё оказалось совсем иначе...

Данилов взялся обучать меня слепым полётам, что называют полётом в сложных метеоусловиях. Над моей кабиной закрепили каркас, на который натянули брезент. Сначала планировали, что я взлечу, а потом спереди опустится шторка и я ничего не смогу видеть. Но оказалось, что исполнить это хоть и можно, но сложно. Поэтому взлетал и садился Данилов руля из второй кабины, а мне передавал управление уже в воздухе, где я должна была выдерживать курс и высоту и выполнять полёт по заданному маршруту, сама рассчитывая повороты и курсы с учётом сноса ветром и прочее. А Данилов потом объяснял мне мои ошибки и огрехи. Меня очень выручала не оставившая меня и в небе "шишка направления", но вот то, что чувства начинают обманывать, когда ничего не видишь и начинает казаться, что приборы врут, особенно прибор уровня или горизонта, он стоит прямо, а кажется, что летишь с креном и очень хочется его исправить. Заставить себя не дёргаться и верить не чувствам, а приборам было очень сложно. После переоборудования Бобика закрытой кабиной на слепые полёты образовалась целая очередь, что я едва успевала обслуживать и заправлять моего красавца. Вакханалию пресекли мотористы, оказалось, что в этой эйфории выработали весь ресурс мотора, и Бобик встал размоторенный.

Вот кто бы мне раньше сказал, что самолёт без мотора можно назвать "РАЗМОТОРЕННЫМ"? Удивительные люди — авиаторы! С новым мотором и я полетала и налетала в сложных метеоусловиях целых восемь часов. Поверьте, это очень немало, а к концу мая у меня уже было с ними целых двадцать семь часов... Два вылета Савелий Борисович посвятил, как он назвал "боевому маневрированию", то есть не выполнение классических пилотажных фигур, а как уворачиваться от атак более скоростных самолётов, я сразу поняла, что это за скоростные самолёты, от которых нужно уворачиваться. Но два вылета — это очень мало, можно сказать, что Данилов только обозначил канву навыков и умений, которые мне потом нужно будет самой нарабатывать. Но и показанного было не мало, ведь кроме того, что я просто выполняю задания, все отработанные навыки и приёмы потом прокручиваются в голове, обдумываются и оцениваются со всех сторон, то есть потом я смогу всё показанное усваивать и применять гораздо быстрее и эффективнее. Вообще, из некоторых обмолвок моего инструктора, он со мной занимается по упрощённой программе, а вот с будущими истребителями или штурмовиками объём и задачи каждого полёта намного сложнее и требования куда жёстче. И как-то засомневалась, что ребята из одного из лучших Оренбургского училища научились только взлетать и садиться, как это показано в любимом фильме, если я это уверенно стала делать уже на восьми часах официального налёта. Скорее всего, это из ряда чисто лётчицких рисовок друг перед другом. А то, что "Кузнечик" там скапотировал, так и мотор у истребителя во много раз мощнее, да и полоса — не бетонная полоса гражданского аэропорта. Тут я бы больше списала на нервы и незнакомую машину, а не плохую подготовку пилотов...

Очень запомнился первый раз, когда перед вылетом мне было сказано, что по команде я должна в воздухе выключить зажигание, то есть остановить мотор. Вообще, это упражнение на планирование нужно делать без предупреждения, но у нас я сижу спереди и выключатель у меня, вот и пришлось делать иначе. Я честно сказать, ждала, что это случится сразу после взлёта, но Данилов не кричал, а я летала и уже почти забыла, когда в пилотажной зоне наверно в самой дальней от аэродрома части он дал команду глушить мотор. Выключила и настала жуткая тишина. То есть не тишина, а свист и скрип расчалок, фюзеляжа, распорок и других частей самолёта. Винт встал, и самолёт немного клюнул носом. Не давая панике меня захлестнуть, я сориентировалась по отношению к полосе, прикинула, что выйду с двумя поворотами, и стала планировать. Без мотора почти все манипуляции с органами управления стали немного другими, ближе к концу стало казаться, что высоты не хватит, и я испугалась, но тянула к полосе, стараясь максимально использовать хвалёную летучесть У-двасика. В результате перелетела посадочное "Т" метров на двести, за что выслушала потом порицание инструктора. А вот за то, что мы спланировали и без мотора пролетели больше десяти километров, я ещё больше полюбила моего Бобика, хотя Данилов всё-таки мастер, и наверняка всё учёл, в том числе и имеющуюся у меня высоту. Потом ещё раз пять я сажала Бобика с выключенным мотором. С планированием у Поликарповского биплана было всё прекрасно, а я научилась при планировании не только сберегать высоту, но и снижаться резко, если нужно и садится там, где требуется. Кстати имена к самолётам прилипли намертво, и если на Бобике имя было написано, то Филю тоже стали звать по имени, хоть нигде и не отражённому...