Полуночные тени (общий файл)

Ровный огонек свечи притягивал взгляд. Он был такой теплый, и свет его — тоже. Намного теплее лунного. Жаль, думала я, что свечи так дороги. Что держать их в доме лекарка может только ради таких вот случаев — когда среди ночи вдруг что серьезное.

Анегард шевельнулся, напрягся.

— Лежи, господин, — я осторожно коснулась его плеча. — Тихо лежи, не шевелись.

— Как я... здесь?..

— Молчи, нельзя тебе говорить! Конь принес, вот как!

— Очнулся? — вошла бабушка, и комнату наполнил запах лечебного отвара. — На-ка, господин, выпей.

Я глядела, как уверенно бабушкина ладонь придерживает голову молодого барона, как ловко бабуля держит кружку — Анегарду только глотать остается, и ни капли мимо. Я бы не смогла, у меня до сих пор руки дрожат. Негодящая из меня лекарка...

— Значит, так, — бабушка поставила наполовину опустевшую кружку на сундук, отерла чистым лоскутом выступивший на лбу Анегарда пот. — В замок Сьюз весточку послала, дадут боги — получат. Это я первым делом говорю, чтобы ты, господин, лишним беспокойством себе не навредил. А теперь вот что запомни: раны твои не из тех, что в единый боговорот лечатся. Знаю, война на носу, тебя в бой тянет; так вот, один у тебя нынче бой — выжить. Я за свою жизнь многих на ноги подняла и за слова свои отвечаю: чтобы тебя Старухе не отдать, потрудиться нам всем придется.

И подсунула ему еще кружку — с сонным отваром. И когда заварить успела?..

Я вдохнула успокаивающий парок. Когда за дело бралась бабушка, сразу верилось — все будет хорошо. Вот и Анегард послушно закрыл глаза в ответ на ее "Постарайся теперь заснуть, господин".

— Будет просыпаться, давай первым делом вот это, — бабушка переставила одну кружку ближе к кровати, — потом это, — кивнула на ту, что дальше. — Сколько выпьет. Чем больше, тем лучше.

— Он не умрет?

— На все воля богов, — тяжело вздохнула бабушка.

Остаток ночи я так и просидела — глядя то на ровный огонек свечи, то в лицо Анегарду. Отирала пот с его лба. Когда стонал или открывал глаза, поила. Молча молила богов о помощи: Звериную матерь, покровительницу мою и Лотаров, и Воина, дающего удачу храбрым, и Жницу, в чьей власти обрезать спряденную Старухой нить, и саму Старуху, хоть и говорят, что она глуха к мольбам. Думала о Рэнси: добрался ли до замка? Потом вдруг сообразила, что перевезти Анегарда домой все равно не получится, раз ему даже в кровати лучше пока не шевелиться. А значит, молодой барон так и будет лежать здесь, беспомощный, и хорошо бы у Гарника хватило людей охранять и его и замок!

Мне было страшно. Очень страшно.

Под утро вошла бабушка, долила в кружки отвар, сказала тихо:

— Сьюз, девонька, иди поспи, я посижу.

Я хотела отказаться, но вдруг зевнула — и поняла, что и правда почти засыпаю. Бабушкина кровать показалась мне самым желанным в мире прибежищем.

Кажется, я заснула даже раньше, чем донесла голову до подушки.

Конское ржание, голоса под окном... Я вскинулась с одной мыслью — помощь пришла! — и, только выбежав на крыльцо и увидав гостей, сообразила: Гарник всяко еще не успел бы.

Десятка полтора всадников оглядывали наш дом. Неказистые вислобрюхие лошадки, явно больше привычные тянуть плуг или телегу, чем ходить под седлом, и цепы с топорами вместо мечей выдавали в них вчерашних селян. Не иначе Ульфарово ополчение, то-то и рожи смутно знакомы — небось на ярмарку в Оверте мимо нас ездили, у Колина ночевать останавливались. А теперь, значит, грабить пришли, по натоптанной дорожке? Ишь, стеганки понатягивали, железками увешались, уже и войско... известно, в курятнике любой петух за сокола сойдет!

А вот главарь их явно не деревенского выводка птица. И жеребец под ним почти так же хорош, как Анегардов вороной, и доспех — кожаный, железными бляшками ушитый, и меч у седла. Наемник, пес войны. Чем-то он мне Зигмонда напомнил, разве что в полностью человеческом облике. Та же властность в осанке и взгляде, а косой шрам через всю морду стоит, пожалуй, звериных глаз и клыков.

— Ну и что у нас туточки? — с нарочитой ленцой выцедил наемник. — А туточки у нас дева сладкая, краса-мечта, — и причмокнул обветренными губами. — Что молчишь, гостей в дом не зовешь? Нехорошо, красавица.

— Это... — подал голос рыхлый и белый, как квашня, парень на мышастой кобыле. — Ты б, командир, того... лекарка она.

— Лекарка? — недоверчиво протянул главарь. — Вот эта цыпонька — лекарка?

— Точно-точно, — поддакнул кто-то из-за широкой наемничьей спины. — Все в округе знают, здесь баронова лекарка живет и внучка ее, тоже не последнего разбора знахарка. К ним даже молодой маг из Оверте за зельями приезжает!

Губы главаря искривила похабная ухмылка:

— Да уж ясно, за какими бесами тот маг так далеко мотается. Я и сам бы какую болячку себе придумал, ради нежных ручек, что лечить станут!

Приложить бы тебя, хмыря болотного, нежной ручкой да по темечку!

Скрипнула дверь сарая: оттуда вышла бабушка. Злыдню доила, с ужасом поняла я... Анегард, значит, один... боги великие, хоть бы в себя не пришел! Не улежит ведь...

— Та-ак, а это не та ли самая баронова лекарка? — обернулся главарь. — А кто у тебя туточки ржал, бабка, уж не корова ли?

Сердце мое сжалось и замерло.

— Коза, — сердито ответила бабуля, показывая подойник с молоком. — Ехали бы вы, добры молодцы, по своим мужским делам, здесь по вашим силам врагов нету.

— А это мы сейчас проверим, — главарь соскочил с коня и шагнул к сараю.

Бабушка стояла у него на пути, и он, взяв ее за плечо, с силой толкнул в сторону. Бабуля ударилась о стенку сарая, сползла на землю и осталась лежать. Покатился в сторону подойник, растеклась по траве белая лужица. Отлетел прочь, скуля, с маху поддетый сапогом Серый. Наемник рванул из ножен меч и хорьком-переростком скользнул в сарай.

Словно со стороны я услышала свой крик; и поняла, что кинулась туда, к ним, лишь когда кто-то сжал мою руку — чуть плечо не вывернул! — и пробормотал виновато:

— Погоди пока...

Погодить?! Там бабушка моя лежит без движения — уж не насмерть ли эта мразь ее зашибла?

— Отпусти, — прошипела я, — хуже будет. Или забыл — кто на лекарку руку поднимет, того...

— И чей же у вас туточки конь боевой? — вынырнул из полумрака сарая наемник. Не найдя там врага, он вовсе не казался обескураженным; скорее довольным, словно того и ждал. Сощурил глаза, вперил в меня колючий взгляд. — Уж не ты ли, лапушка, на эдаком красавце катаешься? Хватает силенок в узде держать?

И тут я озверела.

— Ты! — заорала я. — Забыл, что на тебя боги смотрят?! На лекарку руку поднял, быть тебе прокляту вовек, в жизни и в смерти, мразь!

— Умолкни, — главарь шагнул ко мне, и за напускной насмешкой в лице его проступила непритворная злоба. — Много болтаешь, цыпонька. Еще слово, и...

Да нужен ты мне больно, с тобой препираться! Сказала уже все, что хотела сказать. Пришел черед делать.

Никогда еще я не причиняла зла ни людям, ни зверью. Ну что ж, рано ли, поздно, всему приходится учиться. А кто умеет успокоить, сможет и напугать.

Страх и злость — мне не пришлось долго искать их в себе. Того и другого было с избытком. Оставалось лишь выплеснуть наружу — беззвучным криком, понятным любой бессловесной твари. Всполошились куры, с шумом рванули прочь, подальше, лесные птахи. Шарахнулась мышастая кобылка державшего меня парня, испуганно взвизгнул каурый меринок, вскинулся, сбросив неумеху-ополченца, гнедой низкорослый жеребчик. Ну же! Страх и злость. Еще. Больше. Заплакала в сарае Злыднюшка, разнеслось над поляной злое ржание Анегардова вороного, наемничий жеребец ответил на вызов, вскинулся и замолотил копытами в заманчивой близости от хозяйской башки. Главарь повис на поводьях, усмиряя коня. Ржание, визги, ругань и вопли ввинтились в уши, добавляя суматохи. Отлично. Дальше само пойдет. Оказывается, паника — это как стронуть со склона неустойчивый валун: достаточно одного крохотного усилия.

— Прекрати! — главарь, бросив поводья, подскочил ко мне, схватил за плечи, тряхнул так, что зубы клацнули. — Прекрати, или ты труп! Ну!

Я испугалась, правда испугалась. Этот человек — самый обычный мужчина с косым шрамом от виска до подбородка, сильный, злой, пахнущий потом, кожей и железом, — оказался намного страшней звероглазых клыкастых нелюдей, пьющих кровь. Не удержавшись, я тоненько всхлипнула. И — ответом на мой ужас — смирные крестьянские кони его отряда словно взбесились. Я закрыла глаза, но... ох, даже если бы удалось еще и уши заткнуть, все равно, наверное, я знала бы, что происходит сейчас перед нашим домом. Хорошо, если просто в лес поубегают, а то ведь и перетопчут хозяев насмерть...

Стой, Сьюз, ты что, жалеешь их?! Не надо.

Наемник сжал мои руки, стиснул — оба запястья уместились в одном его кулаке. Шею кольнуло холодом.

— Прекрати это, девчонка. Успокой их, или я, Воином клянусь, успокою тебя. Навек.

Безумие захватывало, захлестывало с головой. Я и не заметила, как ушел страх.

— Звериную матерь проси, — выдавила я. — Мне их уже не успокоить.

— Ты выбрала, — прорычал он, и холод лезвия на шее сменился горячей струйкой крови — пока тонкой, но... — Сначала я убью тебя, а после гляну, кого вы с бабкой прятали. Думаю, мне хорошо за него заплатят. Или, может, — голос его упал до вкрадчивого шепота, — все же будешь благоразумна? Кто он тебе, чтоб за него гибнуть? Лекарка и ворожейка, да еще такая лапушка, везде устроится.

Наверное, он бы и вправду меня убил. Силы вытекли из меня, выплеснулись, как вода из разбитого кувшина — все одним махом. Мне как-то сразу, резко и вдруг стало все равно. Наверное, я и смерти бы не заметила... Но в тот миг, когда остатки чутья взвыли — спасайся! — похожая на ураган сила оторвала от меня чужие руки. Ударил по лицу тугой ветер, швырнуло наземь, надвинулся спасительный сумрак забытья, — но я еще успела открыть глаза и увидеть, как плещет на траву кровь из разорванного горла наемника.

— Что ж мне с вами со всеми делать-то? — вздохнул Зигмонд. — Замок на ушах стоит, Гарник с ума сходит, мне б туда скорей мчаться, а тут трое лежачих без защиты. Да ведь если всерьез заварится, с меня одного толку мало... И в целебных чарах я смыслю не больше, чем ваш знаменитый мэтр Курж в защитных.

Сверкнули в невеселой ухмылке песьи клыки нелюдя, и я попыталась улыбнуться в ответ. Значит, это он был, Зиг...

Я с трудом подняла руку, ощупала повязку на горле — тугую, мешающую дышать, и почему-то неприятно мокрую. Поднесла ладонь к глазам, долго рассматривала измазанные кровью пальцы. Способность думать возвращалась в звенящую пустотой голову медленно и неохотно. Зиг. Трое лежачих. Бабушка?

— С бабушкой... что? — прошептала я.

— Головой ударилась, — ответил Зигмонд. — Сильно. Спиной тоже, но там не так страшно, все цело, поболит и перестанет. Я ее уложил, примочку холодную сделал, — а больше ничем и не помогу, не умею.

Я неловко отерла пальцы об одеяло. Что-то важное нужно было сообразить, и поскорее, но что? Я тоже, что ли, головой ударилась?

— Как Анегард у вас оказался?

Анегард, вот что!

— Зиг... там две кружки, напои... пить ему надо. Обе. — Как же трудно говорить! — И на кухне... на печке... как закончится...

— Понял, — кивнул нелюдь. — Сейчас гляну.

Я закрыла глаза. Плохо, ох, как все плохо! Надо встать. Надо разобраться, что с бабушкой и чем ее лечить, надо сделать свежие отвары для Анегарда, надо сообразить подходящий для них обед. Анегарду повязки, наверное, пора сменить, смогу ли сама? Надо выйти, проверить, что со Злыдней, Серым и Анегардовым вороным, как перенесли панику куры — небось, половина передохла от эдакой жути! А если там так и валяется этот... с разорванным горлом? А остальные?..

Столько дел, а у меня сил — еле шевелюсь!

Шаги Зигмонда, твердые, по-хозяйски уверенные, отдавались болью в голове. Но при этом — успокаивали. Я держалась за них, как тонущий — за протянутую с берега дружескую руку. Идет на кухню, возвращается... возится у постели Анегарда... бормочет что-то себе под нос, снова выходит...

И — тишина...

Не знаю, скоро ли я забеспокоилась — время как будто перестало существовать, замерло и затаилось, отодвинутое в сторонку. Но, когда совсем уж невмоготу стало вслушиваться в тишину, я села, опираясь на руки, и разлепила глаза.

Оказалось, Зигмонд притащил в мою комнату один из гостевых тюфяков. Бросил под стенку, где раньше сундук стоял — вот и еще одна кровать. На ней меня и устроил. Я поерзала, прислонилась к стене. Посижу немного... вот перестанет голова кружиться, и...

Анегард заворочался, застонал глухо. Меня как пинком подбросило — сама не заметила, как у его кровати оказалась. Нашарила кружку — отвара в ней осталось на самом донышке, — поднесла молодому барону к губам. Он выпил жадно, облизнул губы. Попросил хрипло:

— Еще...

Вторая кружка оказалась пуста.

— Сейчас, — пробормотала я. Бесов заколдунец, сказала же ему — на печке!

Пока я дошла до кухни — осторожно, по стеночке, — в голове прояснилось, слабость отступила, зато заныли уже начавшие наливаться багровым синяки на руках. Ничего, усмехнулась я, живая, значит. Вспомнилась хватка наемника, запоздалый ужас сдавил сердце: ведь убил бы, точно убил! Кабы не Зиг... вот только куда бесы понесли этого Зига, чтоб ему?! Не верилось, что нелюдь помчался в замок, слова мне не сказав, не убедившись, что смогу в случае чего встать и помочь — пусть не бабушке, что ему до незнакомой лекарки, но Анегарду...

На кухонном столе остывал в ковшике процеженный отвар. Я осторожно наполнила кружку. Добрела — раз уж вышла — до бадьи с водой, плеснула в лицо, напилась из ладошки. Сразу стало легче: надо же, я и подумать не могла, что можно хотеть пить и самой этого не понимать, пока вода не освежит горло. Вздохнула: воды осталось на самом донышке, надо к колодцу идти, а сил нет. Ладно, попозже... Не удержалась, шагнула к окну. Зиг, растопырив для равновесия крылья, волок за ноги к лесу чей-то труп. Нашел занятие!

Анегард выпил полкружки — жадно, захлебываясь. Устало откинулся на подушку, закрыл глаза. Спросил сиплым шепотом:

— Как я здесь оказался?

— Не знаю, — медленно ответила я. — Я проснулась ночью — под окном конь...

Говорить было больно, и я замолчала. Подумала: может, Зигмонда позвать? Что-то он говорил про панику в замке, про Гарника...

— А с тобой что?

— Что? — не поняла я.

— Шея, — не открывая глаз, пояснил его милость. Надо же, заметил!

— Да ерунда... пройдет...

— Сьюз, — напрягся молодой барон, — что — с тобой — случилось? Кто?..

— А бесы их знают, кто! — от злости у меня вдруг прорезался голос. — Может, Ульфаровы наемники. Они не сказали.

На мое счастье, тут вошел Зиг.

— Что, — спросил, — очнулся? Как ты здесь оказался, а?

Я всхлипнула и села на пол. Ну хоть плачь, хоть смейся!

Сейчас ведь точно скажет: "У Сьюз спроси"!

— У Сьюз спроси, — просипел Анегард. — Я не знаю.

Вздохнув, я наконец-то изложила более-менее связно все события этой ночи. Заодно вспомнила и про Рэнси, спросила Зигмонда: