Еретик. Книга 1

— Я и не думал лгать. Я говорил от чистого сердца.

Епископ поджал губы, словно подавив слова, которые уже не первый год вертелись у него на языке. Как инквизитор, Вивьен Колер прекрасно умел читать в людских душах то, что действительно волновало собеседников, поэтому он знал, что на самом деле затрагивает тревожные струны души Кантильена Лорана.

Как и Ренар, епископ часто мысленно возвращался к печальной истории в Кантелё. С той лишь разницей, что Ренар частенько вспоминал сам факт предательства Анселя; печаль же судьи Лорана была несколько другого характера. Он, похоже, не мог изгнать из головы мысль о том, что сам пригласил Анселя де Кутта обучать своих подопечных, и, если бы ересь поселилась в сердце хотя бы одного из них, вина за это легла бы на плечи епископа.

Вивьен не разделял угрызений совести Лорана: в Нормандии катарская ересь практически не встречалась, с ней толком не имели дела, она процветала в основном на юге Франции, очагом ее был Лангедок — Тулуза, Каркассон и Монсегюр в особенности.

Когда Ансель появился в Руане, он исправно ходил к мессе, был добродушным и казался крайне набожным. Имя, которым он представлялся, не вызывало подозрений, как, впрочем и его внешний вид. Единожды, как помнил Вивьен, судья Лоран спросил Анселя, отчего тот никогда не снимает черных одежд, и Ансель вежливым, но весьма строгим тоном, подразумевавшим, что без лишней надобности никому не стоит расспрашивать его о личной истории, сказал, что носит траур. Как выяснилось, он не лгал. Он вообще никогда не лгал — всего лишь недоговаривал.

— Ладно, держите, не стану вас томить, — вздохнул судья Лоран, встав и протянув Вивьену и Ренару два свертка монастырских сладостей. Даже через ткань от них исходил приятный орехово-медовый запах. Ренар с наслаждением втянул носом воздух, прислушиваясь к аромату. Вивьен же вдруг понял, что потревоженный с утра резким рывком правый бок слишком докучает ему, совершенно отбивая аппетит. Первым порывом было отказаться от угощения, однако он быстро передумал: знал, кому может прийтись по вкусу монастырская выпечка, поэтому решил припрятать дар аббата Лебо.

— Спасибо, Ваше Преосвященство, — благодарно кивнул Ренар.

— Мы хотели узнать, нет ли у вас помимо подарков из монастыря каких-либо поручений для нас, — смиренно кивнул Вивьен.

Судья Лоран улыбнулся, глядя на них.

— Всегда готовы возвращать заблудшие души в лоно истинной Церкви, дети мои? — усмехнулся он.

— Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь[9], — ответил Вивьен словами Писания, чем вызвал одобрительную улыбку епископа.

— Ты всегда умел найти самый правильный ответ из всех возможных, — сказал он, покачав головой. — Нет, на сегодня для вас задач нет, можете провести день, как заблагорассудится. Полагаю, вы найдете вашему времени хорошее применение.

Последний вопрос словно был тем самым моментом, в который следовало озвучить свою просьбу. Вивьен осторожно посмотрел на судью Лорана и, поджав губы, решился спросить:

— Ваше Преосвященство не соблаговолит разрешить мне провести этот день в библиотеке?

Первые разы, когда Вивьен просил об этом, судья Лоран лишь удивлялся, отчего он задает такой вопрос, ибо не находил необходимости спрашивать о разрешении укрепить веру священными текстами. Лишь когда Вивьен раз за разом начинал спрашивать его о закрытой комнате, где ожидают часа своего сожжения еретические и еврейские книги, епископ искренне насторожился. Он несколько раз проводил с Вивьеном беседу о том, как важно понимать вред и опасность хранящейся в этой комнате литературы, но Вивьен, казалось, прекрасно понимал, о чем просит, и не боялся, что ересь проникнет в его душу и развратит ее. Тем не менее, во избежание лишних проблем судья Лоран предпочитал как можно реже разрешать ему посещать эту секцию.

— Ты знаешь столько священных текстов наизусть, что я попросту не представляю, что тебе там делать, сын мой, — произнес он с елейной улыбкой на губах, однако взгляд его выражал неприкрытую угрозу.

Вивьен знал, что, когда Кантильен Лоран пребывает в таком настроении, лучше не просить его дважды.

— Что ж, в таком случае, возможно, я просмотрю прежние дела еретиков. Быть может, найду что-то важное.

— Этим и займись, — примирительно сказал судья Лоран.

Ни Вивьен, ни Кантильен Лоран не были уверены, что он действительно найдет в старых делах что-то стоящее, да и оба сомневались, что он действительно направится в архив. Это была лишь отговорка, устроившая всех — в том числе и Ренара, который, услышав отказ судьи, даже не стал скрывать облегченного вздоха.

— Позволите идти? — спросил Ренар.

— Ты — можешь быть свободен, сын мой, — улыбнулся судья Лоран. Взгляд его замер на Вивьене. — А ты — задержись ненадолго.

Во взгляде Ренара мелькнула едва заметная тень беспокойства, он на миг остановился в дверях, но тут же вышел. Кантильен Лоран молчал, прислушиваясь, и лишь когда шаги Ренара стихли в коридоре, он тяжело вздохнул и сел за массивный дубовый стол.

— Ты уже знаешь, о чем я хочу с тобой поговорить? — проникновенно глядя в глаза Вивьену, спросил епископ. Вивьен сохранил лицо непроницаемым.

— Не имею ни малейшего понятия, Ваше Преосвященство.

Этот ответ Лорану не понравился.

— Сядь, — строго сказал он. Вивьен вздернул острый подбородок и качнул головой.

— С вашего позволения, я постою. Так привычнее.

В ответ — еще один мрачный взгляд. Несколько мгновений судья Лоран изучал своего подопечного, затем сложил руки домиком на столе и заговорил:

— Речь пойдет о Базиле Гаетане. И не говори, что не помнишь, кто это такой.

— И не скажу, — покачал головой Вивьен, заложив руки со свертком монастырских сладостей за спину. — Это бродячий проповедник, который покончил с собой у меня на допросе, вдохнув воду.

Судья Лоран испытующе прищурился.

— В твоем рассказе об этом инциденте меня волнует несколько вещей, Вивьен. — Он развел руки и начал демонстративно загибать тонкие пальцы. — Для начала то, что ты был в допросной один. Ренара по весьма странному стечению обстоятельств с тобой не было. Если ему и впрямь нездоровилось, стоило допросить Гаетана в другое время. В нашем отделении при дефиците писарей, которые достаточно крепки, чтобы присутствовать на пристрастном допросе, так дела не ведутся. Вас должно быть, как минимум, двое, и ты это знаешь.

«К еретичкам Ренара это, надо думать, не относится», — скрипнул зубами Вивьен, но вслух этого не произнес.

— То был мой просчет, Ваше Преосвященство. И моя самонадеянность, ведь это я убедил Ренара удалиться из-за его плохого самочувствия. Я уже говорил вам: допрос обещал быть простым и должен был занять совсем немного времени. Мог ли я предположить, что с Гаетаном возникнут проблемы?

— Мог. И должен был предположить, — назидательным тоном ответил Лоран. — Никого из арестантов, попадающих в допросную, нельзя недооценивать. И прежде ты не забывал об этом. — Он чуть отклонился назад. — Была в этом допросе и другая странность. Встречи со свидетелями не допускаются, и это тебе тоже прекрасно известно. Что же побудило тебя нарушить все мыслимые и немыслимые правила на этом допросе? — Лоран предупреждающе поднял руку. — Только не рассказывай опять про свою самонадеянность, Вивьен. Самонадеянность туманит взор дуракам, а ты далеко не дурак.

Молчание непозволительно растягивалось, епископ ждал ответа.

— Когда мы заподозрили его в катарской ереси, — медленно заговорил Вивьен, — он отказался рассказывать больше, и я хотел посмотреть, как он будет реагировать на слова свидетельницы, которая перескажет ему его же слова.

Лоран нахмурился.

— Все еще не вижу связи. Зачем тебе понадобилась свидетельница для того, чтобы развязать язык арестанту? Вы с Ренаром обучены заставлять людей говорить правду на допросах, и вы уж точно можете это сделать эффективнее, чем некая свидетельница.

Вивьен поджал губы.

— Мы часто заставляем арестантов говорить с помощью провокационных заявлений или вопросов. А я… — Он покачал головой. — Я старался произнести нечто провокационное про катарскую ересь, но, — его глаза нашли хмурый взгляд епископа, — у меня не получилось. Не после того, через что мы прошли.

Лоран заметно смешался.

— Поэтому ты попросил Ренара уйти? И поэтому привел свидетельницу? Чтобы она пересказала Гаетану его провокационные речи за тебя?

Вивьен неопределенно повел плечами.

— Ренару и вправду нездоровилось. А свидетельница мне за тем и понадобилась, вы правы.

Несколько мгновений Лоран выглядел почти пристыженным, затем взял себя в руки и заговорил строже:

— Прежде не замечал, чтобы эти воспоминания были для тебя столь болезненными. По крайней мере, не настолько, чтобы сковать тебе язык.

Вивьен приподнял подбородок.

— Я не привык об этом заявлять, — раздраженно сказал он. — Так уж вышло, что мне проще назвать себя самонадеянным идиотом, чем признать, что тот допрос до сих пор преследует меня. — Решив, что с оправдательными речами пора заканчивать, он перешел в наступление: — Вы в чем-то подозреваете меня, Ваше Преосвященство?

Лоран криво ухмыльнулся.

— Конкретно сейчас, Вивьен, я подозреваю, что ты лжешь мне напропалую. И у меня нет ни одного свидетеля, кроме этой девушки, которую ты можешь научить, что сказать и как подать эту историю. Не сомневаюсь, что, если вызову ее сюда, она выступит в твою защиту и в точности повторит твои слова. — Лоран склонился ближе к столу, вновь сцепив пальцы. — А тем временем цепочка событий кажется мне странной: арест этой девушки, ее освобождение, затем арест, допрос и смерть Гаетана. Я вижу здесь связь, хотя о ней все упорно молчат. — Он пристально всмотрелся в глаза молодого инквизитора. — Признайся честно, Вивьен, ты ведь сделал это с проповедником ради нее? Потому что она приглянулась тебе?

Вивьен непонимающе покачал головой.

— Я рассказал вам, как обстояло дело, Ваше Преосвященство. Я понимаю, как это может выглядеть со стороны, поэтому не стану бросать громких фраз о том, что ваше подозрение меня искренне задевает и оскорбляет. Я понимаю, что может заставить вас так думать, и даже мое предложение привести к вам ту свидетельницу, чтобы она подтвердила истинность моих слов, вы заранее отвергли, сочтя это доказательство недостаточно емким. Вы лишили меня возможности говорить в свою защиту и представлять доказательства моей невиновности, посему я стану уповать лишь на ваше благоразумие.

Лоран хмыкнул.

— Весьма удобная позиция, Вивьен, тебе так не кажется? — заговорщицки спросил он. — Мне остается либо покарать тебя — возможно, незаслуженно — либо принять твои слова на веру, а значит, спустить тебе серьезный служебный проступок — тоже, возможно, не имевший места. Как бы ты поступил, будь ты мной?

Вивиен смиренно повел головой в сторону и улыбнулся, несмотря на клокотавшее в душе раздражение.

— Боюсь, что не в силах предположить такое, ведь я не обладаю вашей мудростью и вашим постом.

— Льстец! — в сердцах воскликнул судья Лоран, поднимаясь со своего места и ударяя кулаками по столу. — Ты думаешь, что я проглочу твою лесть и забуду о проступке, который для меня очевиден? — Его голос почти сорвался на крик. — Инквизитор не имеет права злоупотреблять своей властью и карать тех, кого ему вздумается! Мы не вправе вершить такой суд и убивать подозреваемых, как бездомных псов!

— Да и бездомных псов убивать нежелательно… — тихо проговорил Вивьен, чем заставил судью Лорана побагроветь еще сильнее и тут же пожалел о своем замечании.

— Слушай меня внимательно, Вивьен! — прошипел епископ. — Если по этому делу я узнаю хоть что-то, что бросит на тебя тень — хоть что-то, ты меня понял? — я сниму тебя с должности и отправлю в тюрьму за злоупотребление служебными обязанностями! Паломничеством к святым местам ты не отделаешься! Будешь сидеть взаперти на хлебе и воде, получая плети каждый день, чтобы неповадно было! Я не потерплю, чтобы мои люди вершили самосуд ради каких-то приглянувшихся им девок. Тебе понятно?!

Вивьен неприязненно поморщился, но в остальном сохранил лицо непроницаемым. Это удалось ему почти без труда: большая часть эмоциональных сил ушла на то, чтобы сдержать чернильно-черную злобу, зашевелившуюся где-то внутри него. Ему казалось, что в любой момент эта злоба может сорваться с цепи и, как прожорливая оспа, пожрать всю кожу лица судьи Лорана. Вивьен буквально видел, как щеки епископа начинают сочиться кровью…

Отогнать видение стоило огромных трудов, но он сумел сделать это.

— В таком случае удачных поисков, — тихо ответил он, — Ваше Преосвященство.

Судья Лоран с явным трудом взял себя в руки.

— Пошел вон с моих глаз, — угрожающе тихо приказал он.

Вивьен почтительно кивнул и неторопливо направился к двери, с силой вцепившись пальцами в сверток с монастырскими сладостями от аббата Лебо. Пока он шел, ему казалось, что взгляд епископа прожигает в его затылке дыру.

* * *

Побледневшего Вивьена Ренар встретил на улице у отделения. Завидев друга, он тут же сорвался с места и быстрым шагом направился к нему.

— Что произошло? — тут же спросил он.

Вивьен попытался улыбнуться, но вышло натянуто.

— Ничего серьезного.

— А лицо у тебя такое, как будто ты Ангелов Апокалипсиса видел собственными глазами, — хмыкнул Ренар, заставив Вивьена сердито нахмуриться.

— Да нормальное у меня лицо, — буркнул он.

— Хорошо, — согласился Ренар, хотя сделал это явно лишь для вида. — Нормальное лицо. Тогда, может, чуть ослабишь хватку на кульке с печеньем? Ты его сейчас раздавишь.

Вивьен, безвольно повиновавшись другу, вовсе отпустил руки, и кулек с печеньем полетел на землю. Ренар успел подхватить его и обеспокоенно уставился на Вивьена.

— Что с тобой?

Вивьен выдохнул, попытавшись сдержать подступивший к горлу ком тошноты, и покачнулся, опасаясь, что вот-вот потеряет равновесие.

— Да что с тобой такое? — уже не на шутку разволновавшись, спросил Ренар.

— Нужно уйти отсюда, — едва слышно произнес Вивьен и решительно направился прочь от отделения инквизиции. Ренар, отстав на несколько шагов, последовал за ним.