Дом на краю

— Но... — не до конца понимая, на что именно хочу возразить. Благо не пришлось.

— Никаких "но". Я вообще думаю, что мое задержание эдакая видимость бурной деятельности. Нужно же показать народу, что полиция не сидит на месте — ловит изувера. Да и мера пресечения эта... Не иначе судья какой-нибудь родственник жертвы. Ведь это не город — натуральное село, — оглядевшись. — Здесь все друг друга знают! К тому же, на момент совершения убийства у меня железное алиби!

— Алиби? — Где-то внутри вновь забрезжила надежда.

— Алиби, алиби, — повторил Вовка. — Помнишь, я в Саратов ездил?

— Это когда...

— Нет, в другой раз. Позже, — вероятно, по выражению лица поняв, о чем подумала. — После дня рождения Ольги.

Я закивала. Он тогда во второй раз пропал более чем на сутки.

— Ну вот... Я останавливался в гостинице, встречался с людьми, которые это подтверждают. У полиции нет оснований им не верить, также как и заключению экспертов о времени смерти. Так что ничего они мне не сделают, — убежденно. — А если вдруг захотят, то отъезд не панацея. Да и бегать я ни от кого не собираюсь, — теперь уже хмуро, услышав, как кто-то из ребят на противоположной стороне улицы закричал: "Смотрите, это он"!

— Пошли, — переложив пакет с левую руку, Владимир подтолкнул меня вперед.

Я послушно зашагала дальше, но взгляд все еще оставался прикован к мальчишкам. Те сбились в кучку и о чем-то шушукались, то и дело косясь в нашу сторону. Задумывают пакость?

— Не обращай внимания, — в конце концов, не выдержав, посоветовал мне Владимир и пообещал, приобняв за плечи. — Со временем все успокоятся.

Мы свернули на Аткарскую, но из головы по-прежнему не шли мальчишки — эти склоненные друг к другу головы, короткие взгляды, быстрые жесты. Невольно вспомнилось собственное детство, когда мы — пострелы, точно также собравшись в кружок, обсуждали очередной набег на сарай старухи Висельника, строили планы, как бы удачно напроказить и остаться не пойманными. А все почему? Потому что взрослые отзывались о ней плохо — мол, мужа до повешенья довела, сжила со свету, ведьма старая. Одни говорили, а мы мстили, как умели, считая за благо доставить как можно больше хлопот одинокой старухе, что даже за калитку без особой нужды не выходила.

— Яр! Ты где? Я спросил, — Вовка несильно толкнул меня в бок, вернув в настоящее.

— Что спросил? — ответив легким тычком под ребра.

— У нас дома сосиски есть или в магазин вернемся?

— Не уверена, — я покачала головой. — Покупала как-то, но, думаю, есть их уже не стоит. А, может, и выкинула даже, — припомнив, как наводила порядок в холодильнике перед его возвращением. Тогда много чего отправилось в мусорное ведро.

— Ясно, — Владимир остановился. — Давай так... Ты домой, а я быстренько смотаюсь. Хорошо? — протягивая мне пакет с пивом. — Дойдешь?

— Даже не сомневайся, — оценив оставшееся расстояние.

— Отличненько! Я быстро. Можешь пока приготовиться.

Он наградил лукавым взглядом.

— К чему приготовиться? — не сумев скрыть смущения

Вовка в ответ рассмеялся.

— Ко всему! — И мои щеки запылали еще сильнее.

А дальше события развивались как в малобюджетном детективном сериале. Смотря, никогда не понимала, как можно угодить под колеса едва тронувшегося автомобиля. Теперь испытала на себе.

Я провожала взглядом мужскую спину, когда позади меня, заведясь, зарычала припаркованная на обочине шестерка — других машин там не было. Видела, когда шли. Завизжали нашедшие сцепление с асфальтом шины, транспорт с пробуксовкой тронулся с места.

Обернувшись, я смотрела, как тысяча с лишним килограмм приближается ко мне, и не находила в себе сил отойти в сторону. Перед глазами лишь лобовое стекло и чьи-то лица за ним, разглядеть черты которых невозможно.

А потом толчок в спину, падение, удар о землю и затихающее в дали урчание двигателя. И калейдоскоп звезд перед глазами. И влага холодком расползающаяся по груди. И сковывающий конечности страх — я умираю?

Глава 18

Страх — чувство разноплановое, проявляющее себя множеством различных способов. Иногда сердце заходится в усиленном биении, иногда бросает в жар, иногда в холод. В иные моменты хочется бежать без оглядки, в другие стоять столбом. Или же закрыть глаза и ненадолго притвориться, что нечто ужасное происходит не на самом деле.

Я выбрала последнее, когда поднявшись на ноги, увидела распластавшееся на асфальте тело. И несколько бесконечных мгновений стояла так, справляясь с панической атакой и убеждая себя — он дышит! А затем сорвалась с места, чтобы рухнуть на колени рядом с поднимающимся Владимиром.

— Ты как? Нужно Скорую вызвать... — заикаясь от пережитого.

Кожа на его щеке стесана о рябую поверхность, по шее струиться кровь и, впитываясь в ворот футболки, расползается по ткани алым пятном. Но взгляд ясный — ясный и злой.

— Гонщики недобитые! Пьяные наверняка! — посмотрев в ту сторону, где скрылось детище российского автопрома. — Сама как? Цела? — совсем другим тоном. — Что это? — коснувшись мокрого пятна на платье.

— Пиво. Бутылка лопнула, — откликнулась я и потянулась к его лицу. Рука дрожала. — Болит? Может, все-таки Скорую? Выглядит ужасно...

Владимир отмахнулся:

— Ерунда. Заживет. Ты случайно номер машины не разглядела? Нужно бы заявить на них...

Я покачала головой. Ничего кроме марки, цвета и расплывчатых пятен за лобовым стеклом в моей памяти не отложилось.

— Плохо, я тоже не успел... — Вовка стряхнул каплю крови с подбородка и отер пальцы о брюки. — Без номера могут не найти. Сомнительно, что я им сильно капот помял. Вскользь прошло, — вновь глянув вослед исчезнувшему автомобилю.

— Господи, Вов, о чем ты?! — Мне совсем не до рассуждений "найдут — не найдут", "накажут — не накажут". — Пошли, будем исследовать повреждения, раз в неотложку звонить не хочешь! А надо бы, между прочим, — помогая ему подняться. — Вдруг сотрясение? — Что об стенку горох. Владимир только рукой махнул.

Мы поднялись. Поморщившись, он потер плечо. Поддерживая друг друга, доковыляли до конца улицы, а перед калиткой вынуждено остановились. Путь нам преградила свежая лужа с помоями: такое ощущение, что одним ведром не ограничились.

— Вот уроды! — в сердцах бросил Владимир, увидев это безобразие. А я подумала о шушукающихся мальчишках. Мы шли не торопясь, прогулочным шагом, они вполне могли обогнать нас, если бежали по верхней улице. И, судя по всему, опередили.

* * *

Если Владимир серьезно расшибся, и на следующий день значительная часть его тела раскрасилась гематомами, я практически не пострадала. Отделалась ободранным локтем и небольшим синяком на бедре: земля смягчила падение. Но при всем при этом Вовка волновался не о себе.

— Все же стоило гаишников вызвать. Может, кто из соседей что видел, — в который раз об одном и том же, увидев меня переодевающуюся.

Я также отозвалась привычным:

— Хватит уже. Сделанного не вернешь. Время упущено.

— Ну, почему же? Попытаться можно. — Он ухватил меня за руку и чмокнул в ладонь. — Поймать бы этих гонщиков и ребра пересчитать, чтоб неповадно было.

Я только головой покачала. Сам выглядит, как измочаленная боксером груша, а все туда же — права качать. Мужчины!

Оставив без отклика его кровожадный настрой, я вернулась к насущному:

— Не хочу никуда идти. Дома останусь, — капризно.

Вовка изменился в лице.

— Яр, мы это уже обсуждали, — повалившись обратно на подушки.

— Это называется обсуждали? — скуксилась я. — Да меня элементарно из дому гонят!

— Никуда я тебя не гоню, — показалось, что обиделся. — Не хочешь, не ходи. Выбор за тобой.

— Вов... — я собралась подлизаться, но мои намерения разгадали. И не позволили.

— Яр, ну что ты как маленькая? Если будем отсиживаться дома, помои под дверь выливать не перестанут. Докажи всем, что тебе нечего стыдиться. Или хочешь, чтобы одноклассники только и делали, что кости тебе перемывали весь вечер? Мы и так второй день носа на улицу не кажем!

— Вредина! — Я вернулась к нарочито пристальному изучению гардероба, хотя на самом деле плевать, в чем идти. — И как это "не кажем"? — смолчать не получилось. — К бабе Дусе ходили. Три раза.

— Не придирайся к словам! Ты меня поняла.

— Непонятливая я, — ворчливо.

— Яр... Ну правда, неужели тебе совсем не интересно посмотреть какими они стали? — спустя минут пять.

— Интересно, но не настолько, чтобы оставить тебя одного.

— Боже мой, ты неисправима! — картинно закатив глаза. — Сколько можно из себя наседку изображать? Носишься со мной, как курица с яйцом, и это из-за пары царапин. Боюсь представить, что начнется, если меня серьезно прихватит!

— Глупостей не говори! Накаркаешь! — подкрепив слова осуждающим взглядом.

— Чур меня! Только этого не хватало! — вполне натурально изобразив испуг.

Я прыснула и запустила в него очередным забракованным платьем.

— Мне даже одеть нечего!

— Твое "нечего надеть", уже некуда складывать. Вон, всю комнату захламила! Да и меня скоро откапывать придется, судя по всему, — когда поверх платья приземлился газовый шарфик.

Он, конечно, изрядно перегибал на счет устроенного мною беспорядка и заслужил еще один прицельный бросок: на сей раз это был ремешок от блузки.

— Шовинист! — подкрепила словесно выраженное неудовольствие.

— Э, нет! "Вредину" я еще могу пережить, а вот с "шовинистом" категорически не согласен, — выдал Вовка, перехватив на лету запущенный мною снаряд. — А вот это, кстати, очень даже миленькое, — отреагировав на вид изучаемого мною наряда. — Как говорится, простенько и со вкусом. И синий тебе к лицу, — подмигнув с заговорщическим видом. — Произведешь фурор! Все мальчишки твои!

Во мне проснулся бесенок. Я окинула платье подчеркнуто критичным взглядом.

— Скромненько, значит? Тогда точно не пойдет, — небрежно отбросив в сторону ни в чем неповинное одеяние. — Если уж идти на этот праздник жизни — должна затмить всех! Что думаешь, может вот это — красное? — представив на его суд весьма откровенный наряд с глубоким вырезом, открытой спиной и полупрозрачной юбкой. Я надевала его лишь единожды, на свадьбу к товарищу мужа, и то, только потому, что платье очень понравилось Анатолию. На мой вкус — чересчур вызывающее.

* * *

Наконец, я была готова. Волосы собраны в пучок, несколько прядей лежат на плечах, синее платье выгодно подчеркивает фигуру, но без намека на откровенность, в руках ридикюль, на ногах босоножки на невысоком каблуке — собственное отражение мне нравится.

— Чур, с мальчиками по старой памяти не целоваться! Я жуткий собственник, говорил? — также изучая меня в зеркале.

— Ничего не могу гарантировать, — поправив лямку на плече. — Подобные встречи, знаешь ли, славятся обилием необдуманных поступков.

Мы пересеклись взглядами. Владимир подавил улыбку.

— Яра! — с плохо получившимся звериным оскалом.

Я расхохоталась:

— Шучу, ревнивец! Уже успела воскресить старые связи — хватает!

— Это я что ли "старые связи"? — обвив руками талию.

— А кто? Сосед через дом? — подставив шею для поцелуя. — Ладно, пускай. Буду таксисту звонить.

— Таксисту? Вообще-то, я собирался тебя проводить...

— А смысл? Сама доберусь, — приученная мужем к самообслуживанию, даже не задумывалась о таком варианте.

— Смысл? Хочется, — Владимир развернул меня к себе. — И к бабе Дусе потом наведаюсь. Должна же она, в конце концов, оказаться дома.

— Завтра вместе наведаемся. Одного тебя она точно погонит, — отозвалась я, шлепнув по руке — пытался забраться под юбку. — Серьезно, Вов, я начинаю опаздывать.

— Понял, не дурак! Отпускаю. — В отместку меня погладили по пятой точке. — Только, Яр, ты там аккуратнее, хорошо? — когда я с телефоном возле уха слушала гудки. — И домой одна не возвращайся. Либо тоже на такси, либо позвони мне — встречу. А то мало ли что...

Я утвердительно кивнула. Мы уже не раз обсуждали эту тему. Наиболее сильно Вовку смущали вредители, пытающиеся организовать перед нашей калиткой выгребную яму. Боялся, что в одиночку застану на месте преступления. Что от них в таком случае ждать — непонятно.

Конечно же Владимир оказался прав. Увидеться с одноклассниками спустя годы, минувшие с тех пор, как отзвенел последний звонок — занятное приключение. Я с интересом всматривалась в изменившиеся лица тех, кто практически десять лет являлись моей школьной семьей, и немного сожалела о пропущенных ранее встречах: обстоятельства не позволяли присутствовать, а было бы интересно понаблюдать за чужим взрослением.

Мы посидели за до боли родными партами, пусть даже не единожды перекрашенными. Вновь почувствовали себя учениками, поочередно выходя к доске и делясь достигнутым. Выслушали наставление лучащейся Галины Васильевны: она на самом деле гордилась нами. А затем засобирались в кафе. Я же решила воспользоваться ситуацией и по-английски исчезнуть, но избежать объяснений, уговоров и оправданий мне было не суждено.

— Эй, Ярка, не отставай! Водка стынет! — воскликнула Петрова, заметив меня задержавшуюся возле газетного киоска.

Я махнула рукой, мол, не обращай внимания, сейчас догоню, но Любка не послушалась и стала дожидаться, остановив себе для компании Наташку Медунову. Они что-то эмоционально обсуждали, пока я не приблизилась.

В итоге пришлось повиниться.

— Девочки, слушайте, я наверно не пойду. Что-то самочувствие паршивое, да и настроение не ахти... Оторвитесь за меня, — просительно. Остальные ушли вперед, нас не слышали, и чтобы вернуться домой, следовало убедить лишь этих двоих, что, как выяснилось, далеко непросто.

Петрова тут же уперла руки в боки.

— Это еще что за "здрасти"?! Чего вдруг?! Сейчас примешь, и все как по маслу пойдет! Да, Натах?

Медунова согласно закивала.

— Серьезно, Яр, столько лет не виделись. Посидим, поболтаем, повеселимся... — в отличие от Любови без наездов, но с надеждою.

Даже неловко стало. Я попыталась объясниться:

— Наташ, да мне серьезно не до веселья сейчас. Тетка в больнице, сама чуть под машину не угодила. В другой раз с удовольствием бы, но сейчас...

— Так, отставить разговоры! — Петрова не желала отпускать ситуацию из своих рук. — Никаких других разов. Тебя потом днем с огнем не сыщешь. Да и пока собрались все. Когда еще такое будет? Ярка, не дури! Двинулись! — схватив меня за руку.

Я попыталась отнять:

— Люб, ненужно. Что я буду настроение портить?

— Не говори ерунды! Ничего ты не испортишь, — категорично. — Посидишь немного, а если не полегчает, уйдешь. Смотри, ждут все!

Народ, и правда, толпился на перекрестке, не спеша переходить через дорогу. Смотрели в нашу сторону. Пришлось сдаться.

Небольшое и вполне уютное кафе работает только для нас. Выставленные в рядок столики сдвинуты к одной стене. Освобождено место для танцев. Поверх бардовых скатертей сервировка, разнообразные закуски, запотевший алкоголь всех мастей, точно приглашение к разгулу. Организаторы постарались!