Кенходэн медленно кивнул, но затем нахмурился.
— Помню, что обещал не перебивать, и уверен, что смог бы занять тебя ответами на мои вопросы всю дорогу отсюда до Коруна. Но меня немного смущает один момент — ну, на самом деле, несколько моментов, но особенно приходит на ум один.
— И что же это за момент?
— Узнав Базела, встретив Лиану, увидев, как они вдвоем спорят с Венситом из Рума — и побеждают! — я верю, с гораздо меньшими проблемами, чем ожидал от себя, в то, что они вдвоем могли бы добиться всего, о чем ты только что рассказал. Но как им удалось все это вместить?
— "Вместить это"? — повторил Брандарк, выгнув брови.
— Откуда у них было время на все это? — уточнил Кенходэн. — Я бы подумал, что на все это уйдут десятилетия!
— Это так и происходило. — Брандарк откинулся назад с удивленным выражением на лице. — Я думал, что ясно дал это понять.
— Но... — Кенходэн покачал головой, и Брандарк нахмурился. Затем, внезапно, лицо градани прояснилось.
— Кенходэн, — сказал он почти нежно, — сколько лет Лиане?
— Что? — Кенходэн моргнул. Затем он на мгновение задумался об этом. — Не знаю. Ей за тридцать — может быть, чуть за сорок? — сказал он, сильно нажимая на верхний край своей оценки.
— Ей девяносто три, Кенходэн.
— Что?! — Кенходэн уставился на него, и Брандарк кивнул.
— Она и Базел женаты более семидесяти лет, — спокойно сказал он. — На самом деле, Базел всего на пару лет старше меня, и этим летом мне исполнится сто три.
Кенходэн продолжал пристально смотреть на него. Он с готовностью мог поверить, что Брандарку и Базелу уже перевалило за первое столетие, поскольку градани обычно доживали до двухсот лет или больше, предполагая, что им удавалось избежать насильственной смерти на этом пути, и они, как правило, оставались здоровыми, выносливыми и активными до самого конца. Но было совершенно нелепо утверждать, что Лиане было за девяносто! Может, она и была замужем за градани, но, в конце концов, она, очевидно, была человеком.
— Это... — начал он.
— Невозможно? — Брандарк прервал его и фыркнул. — Кенходэн, ты планируешь отправиться в Энгтир с волшебником, которому больше тысячи трехсот лет!
— Но... но он Венсит из Рума!
— Да, это так, но чего ты, похоже, не понял, так это того, что она — Лиана Огненноволосая. Скажи мне, ты заметил свадебные браслеты на ней и Базеле?
— Конечно, видел.
— Ну, возможно, ты захочешь поближе взглянуть на Базела этим вечером. Знаете, большинство свадебных браслетов высшего дворянства сотойи сделаны из золота, а не из серебра. И они тоже не украшены опалами. Если уж на то пошло, на большинстве из них также нет булавы и меча Томанака и луны Лиллинары.
— Очевидно, это важно, — медленно произнес Кенходэн.
— Можно и так сказать, — фыркнул Брандарк. — Ты спросил, как дева войны оказалась замужем за градани, когда их собственный устав запрещал им вступать в брак по закону? Что ж, когда Томанак и Лиллинара появляются — лично — чтобы объявить, что эта пара — это муж и жена, нужно иметь твердую душу, чтобы спорить с ними. И на всякий случай, если кто-то был склонен усомниться в их позиции в этом маленьком вопросе, они дали Базелу и Лиане свои браслеты. И это тоже очень... интересные браслеты. Он и Лиана убедили их не светиться без их особого разрешения, что заняло некоторое время; они почти такие же упрямые, как градани, эти браслеты, но, насколько я могу понять, что они двое и Венсит говорили мне на протяжении многих лет, когда Томанак и Лиллинара надели эти браслеты на их запястья, они объединили больше, чем просто свои жизни, Кенходэн. Они соединили свои души. Чего я не знал, пока Венсит не объяснил нам это, так это того, что градани — и, если уж на то пошло, скакуны Сотойи — живут так же долго, как и мы, потому что мы... напрямую связаны с тем, что Венсит называет диким волшебством. И теперь, благодаря ее союзу с Базелом, Лиана тоже связана с ним.
— Но почему?..
— Почему они сделали это для Лианы и ни для кого другого? — Брандарк пожал плечами. — У меня нет ответа на этот вопрос, Кенходэн. Мое лучшее предположение? У богов есть кое-что, что им нужно, чтобы она сделала. На самом деле, возможно, вместе с Базелом. Имей в виду, я не знаю двух человек на лице Орфрессы, которые могли бы заслужить отпущенные Лиане дополнительные годы больше, чем эти двое. Но я не думаю, что это так просто. Я думаю, что эти двое были выбраны для достижения чего-то настолько важного, что все, что они уже сделали, было лишь подготовкой.
Глаза градани теперь были смертельно серьезны, и они удерживали Кенходэна, как заклинание волшебника.
— Вот что я думаю, Кенходэн, и я думаю, что ты был избран для выполнения той же задачи, какой бы она ни была.
Кенходэн уставился в ответ, отчаянно пытаясь отрицать такую возможность. Протестовать против того, в чем Брандарк, должно быть, ошибался. Он открыл рот, подыскивая слова, чтобы сказать Брандарку именно это.
И он не мог.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Удел моряка
В дополнение ко всем своим другим разнообразным талантам Базел Бахнаксон точно предсказывал погоду.
Как он и предупреждал, за последние три дня себя проявляли только случайные ветры, — или их отсутствие, и Кенходэну это здорово надоело. Теперь "Повелительница волн" с несчастным видом качалась, когда еще одна медленная волна угрюмо вздымалась под ее корпусом. Она была воспитана на скорости, и неподвижность вызывала у нее беспокойство... особенно такого рода неподвижность. В течение первых двух дней мертвого штиля море было бездыханным зеркалом, необычным для этого времени года, но вряд ли неслыханным. Однако сегодня утром ситуация изменилась, и тем из ее команды, кто разбирался в погоде, не понравилось то, что они увидели. Что бы ни двигало волной, это было далеко, потому что ни один ветерок не шевелил ее безмолвный холст, и резкий холод превратился в холодную сырость, которая покрывала кожу человека, как масло, но с рассвета эти волны становились все круче. Как будто что-то подкрадывалось к ним.
Кенходэн сидел на палубе, прислонившись к фок-мачте, перебирал струны арфы, подаренной ему Брандарком, и наблюдал, как Базел и капитан Форстан фехтуют тупым оружием в назидание — и для отвлечения — охраны и команды. Глухие звуки их ударов и парирований долетали до его слуха издалека, потому что его разум был далеко, когда он настраивал диссонирующую струну и думал.
Его умение играть на арфе приносило гораздо больше, чем просто удовлетворение, даже если он не помнил, как приобрел его. Он также не помнил, чтобы разучивал какие-либо мелодии, которые сами по себе всплывали из тени его потерянного прошлого, если он просто позволял им. Он не мог заставить их, но они все равно приходили, как будто призываемые чем-то извне, и пока они длились, он снова был целым... пока они не отпускали его, и он не возвращался в окружающий мир. Он предполагал, что это было жутко, но это была жуткость, которую он приветствовал, и которую он научился принимать, как принимал Венсита и Базела.
Он размышлял о своих странно созревающих отношениях с волшебником. Рассказы Брандарка о деяниях Базела окончательно закрепили признание Кенходэна, ибо если защитник Томанака — тот, кому удалось достичь хотя бы десятой части достижений Базела, — не только доверял волшебнику, но и принимал его как близкого друга, как мог Кенходэн не доверять ему? Кроме того, если Венситу из Рума нельзя было доверять, то ни одному человеку нельзя. Все сказки сходились на этом. Но это не положило конец напряженности между ними, поскольку Кенходэн обнаружил, что его своевольная, властная натура горько возмущалась его неспособностью контролировать свою собственную жизнь. Он не знал, было ли это своеволие результатом его амнезии или оно всегда было частью его, но знал, как и Венсит, что оно было там.
Волшебник был мучительно осторожен, чтобы поделиться всем, чем мог, и оба, и он, и Базел, интересовались мнением Кенходэна, как будто у него действительно было достаточно памяти, чтобы стоило услышать это мнение. Кенходэн подозревал, что это было по доброте душевной, и это было еще одной причиной, по которой его привлекал Брандарк. Когда капитан корабля задавал вопрос, это делалось для того, чтобы получить ответ, а не потому, что он был добр.
Он выпрямился и убрал ноги с дороги, когда вахты левого и правого бортов с грохотом пронеслись мимо, наперегонки поднимаясь по трапу. За последние пару дней они провели много подобных соревнований. Лежать успокоенным означало испытывать терпение святого, а святых в команде Брандарка было очень мало. Капитан верил в то, что праздные руки должны быть слишком заняты для проказ, особенно в такой странный день, как этот.
Кенходэн согласился с ним, потому что у "Повелительницы волн" была самая разношерстная команда, какая когда-либо была. Люди с... проблемным прошлым всегда находили море удобным укрытием, и Кенходэн был уверен, что это справедливо по крайней мере для некоторых людей Брандарка. Несомненно, были представлены все человеческие расы, включая тех, кого практически никогда не находили в море, в смешении, которое бросало вызов упорядоченному воображению. Офицеры были настоящими профессионалами, и все же расовые предрассудки столь разнородного экипажа могли бы стать благодатной почвой для неприятностей, если бы не их взаимное уважение и яростная (хотя и непризнанная) преданность своему капитану. Однако даже этот прочный цемент не смог полностью преодолеть их внутреннюю напряженность.
Рулевой, например, был халфлингом с острова Марфанг. Хотя он происходил из расы, порожденной колдовством, которой многие не доверяли, он был приятным человеком, с большим опытом, чем у любых других трех членов экипажа. Но он также был меньше трех футов ростом и болезненно относился к своему размеру. Он также был быстр с кинжалом в руке; даже самый крупный моряк избегал его, когда он был в дурном настроении. Кроме того, говорили, что он чувствовал изменения ветра своими рогами из слоновой кости, что снискало ему уважение, как любому пророку Чемалки.
Остальные представляли собой неразрывную массу. Там были люди (включая угрюмого бывшего офицера армии императора Солдана, который командовал вантовыми матросами), две дюжины градани (которые считали себя элитным корпусом Брандарка, хотя он был склонен бить по их головам, если они слишком громко заявляли об этом), около дюжины гномов (которые явно нашли более целесообразным спешно оказаться в другом месте и громко скучать по своим горным туннелям), и даже один эльф — Хорнос, который служил первым офицером и никогда не упоминал о своем прошлом.
— Эй, Кенходэн! — оклик дозорного прервал его размышления, вернув его в настоящее.
— Чего тебе!? — крикнул он в ответ человеку, сидевшему на верхней перекладине мачты, когда верхушки мачт описывали медленные, беспокойные круги на фоне неба.
— Если ты должен перебирать эти струны, по крайней мере, сыграй нам мелодию!
— Что бы ты хотел услышать?
— Ты знаешь "Беспокойное сердце Торлоса"?
Кенходэн позволил своим рукам безвольно лежать на струнах, ожидая понять, была ли это одна из мелодий, которые таились в рифах его памяти, как кости кораблей на фрадонианских берегах, готовые всплыть на поверхность при попутном течении, когда их щекочут названия или напевные мелодии. Прошло несколько секунд, а затем его пальцы внезапно шевельнулись, и с арфы сорвалась залихватская песенка, смех разнесся по палубам. Через мгновение его голос начал песню о моряке, барменше и Хирахиме Лайтфуте, смеющемся боге. Он как раз дошел до стиха, в котором Торлос обнаружил, что его соперником за благосклонность служанки был не кто иной, как сам бог соблазнов, когда оклик сверху нарушил его концентрацию.
— Ээй, парус! — крикнул тот же вахтенный. — Три паруса — нет, четыре, клянусь Трезубцем! В двух румбах от четверти правого борта и приближаются, как гнев Фробуса!
— Что?! — Брандарк присоединился к толпе, наслаждающейся песней Кенходэна. Теперь он развернулся, уставившись за корму на паруса, невидимые с уровня палубы, и его подвижные уши были наполовину прижаты.
— Что не так? — Кенходэн прижал струны рукой. Тревога Брандарка явно была вызвана чем-то большим, чем просто близким количеством незнакомцев.
— Может быть, ничего. — Брандарк подергал себя за укороченное ухо и посмотрел на дозорного. — Но никто не знает, кто здесь встретится, и мне не нравится, что они приближаются — не тогда, когда они под парусами.
Его пальцы указали на безжизненные паруса "Повелительницы волн".
— Понимаю твою точку зрения.
Кенходэн потянулся к футляру для арфы и начал укладывать в него инструмент, вспоминая о мече, которого в данный момент не было у него на боку.
Базел взбежал по вантам с обезьяньей скоростью, а Брандарк упер кулаки в бока и уставился вверх, в то время как другой градани внимательно вглядывался вдоль линии руки впередсмотрящего, обмениваясь наблюдениями с матросом. Затем Базел выразительно кивнул, похлопал мужчину по плечу и потянулся к мачте. Он обхватил ее ногами и нырнул вниз, тяжело ударившись о палубу, затем вытер обожженные ладони о штаны и заковылял к Брандарку.
— У тебя там хороший человек, Брандарк, — тихо сказал он. — Думаю, он заметил их, когда они только показались из-за горизонта, но они скоро доберутся до нас. Как будто их подгоняют кнуты Финдарка, и тут ошибки быть не может. Корсары. Черные паруса.
— Тогда пощады не будет, — пробормотал Брандарк. Он погладил подбородок мозолистыми пальцами. — И они движутся под парусом, а не на веслах?
— Так и есть, капитан. — Головы повернулись, когда Венсит с горящими глазами появился из люка главной палубы. — Но не на ветрах этого мира.
— Колдовство! — Брандарк сплюнул. — Пусть все волшебники мира перережут друг другу глотки! Кроме твоей, конечно! — поспешно добавил он.
— Я приветствую твои чувства, но у нас есть более насущные проблемы.
— Да. — Базел был задумчив. — Абордаж или колдовство, как ты думаешь?
— И то, и то. Там по крайней мере два волшебника, и с ними нечто большее, чем волшебный ветер. На этот раз это будут не тени — слишком много света, — но это что-то злое, и достаточно сильное, чтобы мне было трудно противостоять этому. И поскольку я не могу использовать искусство, если мне придется сражаться одновременно, они пошлют абордажников, чтобы нарушить мою концентрацию.
— Я тоже так думал, — мрачно сказал Брандарк. — У меня хорошие парни, Венсит — может быть, не настолько, чтобы ты привел их домой к своей матери, но хорошие парни в бою. К сожалению, их не так много, как хотелось бы, против четырех кораблей, даже с братьями Топора.
— Когда ты окружен, у тебя больше целей, — философски заметил Базел. Его жесткие, расчетливые глаза противоречили легкому тону. — По крайней мере, они не попытаются потопить или сжечь нас — если только они не хотят быть настоящими корсарами. Я думаю, что они пришли за твоими слитками, Брандарк, а на морском дне на них не купишь и кувшина плохого эля.
— Ну, у меня нет никаких таких угрызений совести, когда дело касается их! — Брандарк хмыкнул, и ученый исчез глубоко в изначальном градани. — Черные паруса, не так ли? Если это то, чего они хотят, я приложу все усилия, чтобы дать им это! — Он повысил голос. — Хорнос! Капитан Форстан!
