А тут он вдруг посылает своего Наркома иностранных дел подёргать Фюрера германской нации за его ублюдочного вида усы.
Что-то не сходится, не находите?
И тут мы обратим свой пристальный взгляд на супругу Молотова — Полину Семёновну Жемчужину, в девичестве — Перл Соломоновна Карповская. Нет я не против, когда у советских наркомов — жёны еврейки…
Совсем не против!
Даже не против, если они занимают важные государственные должности: Народного комиссара рыбной промышленности СССР — как в данном случае, хотя это уже сильно смахивает на коррупционную схему.
Так у неё ещё и родственники за границей!
А это для простого советского человека (даже еврея по национальности), как минимум — это недопущение к важным государственным секретам, а максимум — статья.
Брат Жемчужиной — Перл Карповской, эмигрировал в Штаты и, изменив никкейм на Сэм Карп — стал президентом компании «Car Export and Import Corporation», через какую якобы оказывал услуги Советскому правительству…
Какие «услуги», с какими условиями?
История об этом умалчивает, так что догадайтесь сами.
До этих переговоров, план войны с СССР — был всего лишь смелым замыслом германских генштабистов на бумаге. 18 декабря 1940 года, Гитлер подписал «Директиву №21» — давая зелёный свет плану «Барбаросса», тем самым воплощая этот план в металле и взрывчатке — которые 22 июня обрушатся на советский народ…
Так кто Вы, мистер Молотов?
И чью позицию выражаете?
Сталина…?
…Или быть может Черчилля — желающего столкнуть лбами двух диктаторов, ради спасения стагнирующей с ещё Первой мировой войны Британской империи?
Или бери выше — Рузвельта, уже замахнувшегося на послевоенный передел мира в стиле «Pax Americana»?
Если это так, то все «белые пятна» предвоенной, военной и послевоенной истории СССР — проявляются как фотоплёнка.
Не боеготовность РККА 22 июня?
Мировой закулисе не нужно было, чтоб война остановилась на границе Советского Союза: ей нужна была Германия в гробу, а Россия на костылях.
«Холодная война»?
Америке нужно было пугало «красной угрозы», чтоб держать за яйца перепуганного западноевропейского обывателя и доить его как корову.
И тут я вдруг твёрдо и окончательно решился изменить реальную историю на альтернативную:
«Да, какая разница?
Давить эту гниду надо!».
А историки пусть потом в «прекрасном далёко», думают-гадают — за что товарищ Сталин загеноцидил своего «Железного наркома».
* * *
«Очнувшись», я обвёл всех «посвящённых» внимательным взглядом, стараясь каждому заглянуть в глаза. И к вящей моей радости, они взора своего не отводили:
— Я говорю: всю «систему» переформатировать надо — иначе ничего не получится. «Заклёпками» здесь не отделаешься — до того всё запущенно!
Те, переглянувшись:
— Что Вы имеете в виду, Иосиф Виссарионович?
Терпеливо объясняю, переводя взгляд с одного на другого:
— Прежде всего — полная замена правящей верхушки СССР на молодых управленцев, которых в будущем назовут «сталинскими выдвиженцами»…
Увидев на лицах непонимание, уточняю:
— На таких, как ты — Лаврентий Павлович. Остальных в целях безопасности назову после операции…
Как назло ничего не приходило на ум, кроме:
— …После «Операции «Ы»».
Народ опешил:
— …??? Почему «Ы»?
Угораю не по-детски:
— А чтоб никто не догадался.
Переглядываются с озадаченным видом:
— Понятно…
Едва не заржав, как целый конезавод, продолжаю:
— Вторым делом — пересмотр роли коммунистической партии в управлении государством.
Берия, с хорошо заметным оттенком недовольства:
— А чем партия большевиков тебе не угодила, Иосиф Виссарионович?
— Объясняю на пальцах, Лаврентий Павлович: партия была нужна, чтоб захватить власть, создать новое государство и контролировать чиновников и специалистов — доставшихся от старого режима. Сейчас, когда первые две задачи решены, а на важнейших должностях стоят люди — выросшие и получившие образование уже при Советской Власти, зачем нужен партийный контроль? Коммунист бдительно следит за коммунистом — это ли не полнейший абсурд?!
Тот, прощупывая меня внимательным взглядом:
— А кто должен следить за коммунистом на государственной должности? Сейчас этим занимается товарищ Мехлис.
— Товарищу Мехлису мы найдём другое занятие. А Государственный контроль, я настаиваю надо вообще сделать из беспартийных…
Оборачиваюсь к Виноградову:
— Владимир Никитич! Вы — член партии?
Тот, с таким выражением лица и интонацией, как будто говоря «да упаси Боже!», ответил:
— Не имею такой чести.
— Хотите возглавить Государственный контроль при новом правительстве СССР, чтоб контролировать чиновников-коммунистов?
Отмахиваясь, как от стада мух це-це:
— Нет, нет, нет… Я врач и им и останусь…
Наведя на него палец, как ствол пистолета:
— Вот все вы — интеллигенты такие! Критиковать власть — критикуете, а как предложи вам войти во власть — чтоб устранить «отдельные недостатки», так сразу в кусты.
В лютой растерянности:
— Не знаю, смогу ли я…
Весело, не забыв подмигнуть Берии:
— Не можешь — научим, не хочешь — заставим! Правда, Лаврентий Павлович?
Глава НКВД, успокаивающе:
— Ничего страшного, Владимир Никитич: я тоже не наркомом родился. Главное — найти способных помощников и это я Вам организую.
Тот отчаянно, как в полымя бросаясь:
— Хорошо, я согласен.
Задумчиво-мечтательно, продолжаю:
— Точно также я хотел бы видеть беспартийными прокуратуру, судебную систему и… Но пока ограничимся Государственным контролем за правительственным аппаратом.
Берия, наклонив голову:
— Какова же будет роль партии после «Операции «Ы»»?
— Такой, какова была роль Священного синода при Самодержавии — идеология.
Тот, на некоторое время зависнув, всё же согласно кивнул:
— Достаточно важное общественно-политическое значение.
Вижу, что в душе всё же сомневается, поэтому:
— Именно это хотел сделать Сталин на XIX съезде, состоявшемся осенью 1952-го года… После этого, его и Вас… Ну, сами уже знаете.
Есть такая версия — которую называют «последней битвой Вождя». Верна она или нет — я не знаю, но постарался принять уверенный вид.
Берия долго смотрел мне в глаза, даже пенсне на минуту снял, затем:
— Хорошо, пусть будет так.
Заканчивая на эту тему:
— Партия образовалась как организация агитаторов и пропагандистов и она должна вернуться в своё амплуа, а не быть трамплином для карьеристов — дискредитируя таким образом саму идею коммунизма, как справедливо устроенное общество.
Спрашиваю других участников заговора:
— Кто-то считает иначе, чем мы с товарищем Берией?
Власик с Косынкиным дружно подняли руки:
— Мы «за»!
Когда вслед за ними «проголосовали» Поскрёбышев и Виноградов, я азарте потирая руки:
— Тогда надо действовать и действовать предельно быстро, решительно и жёстко — пока они не поняли про «подмену». Когда поймут, что я не Сталин — что-либо предпринимать — уже будет поздно.
Обращаюсь к Власику и Косынкину:
— Кстати, хотелось бы узнать об силах, которыми мы располагаем. Только предельно кратко и по существу: мы не в Генштабе во время командно-штабных учений.
Как уже кажется говорил, занимая должность руководителя 1-го отдела ГУГБ НКВД СССР Николай Власик сумел за считаные годы сумел выстроить практически идеальную структуру службы безопасности Сталина.
— В нашем распоряжении четыреста пятьдесят два хорошо подготовленных и вооружённых бойца…
Как узнал из дальнейшего несколько — несмотря на предупреждение пространного рассказа, люди в охрану подбирались после строжайшего кастинга — один к одному. После чего они проходили специальную подготовку в специально созданном в Ногинском районе учебный центре и загородном военном лагере. Вооружены бойцы 1-го отдела ГУГБ НКВД СССР буквально до зубов: ножи, пистолеты, автоматы «Томсона», снайперские винтовки, ручные и станковые пулемёты и, даже пушечные бронеавтомобили.
— …Все они лично преданны товарищу Сталину и, сделают всё — что я им прикажу от вашего имени.
Перевожу взгляд на Берию:
— Чем ты похвастаешься, Лаврентий Павлович?
— Войсками НКВД. В первую очередь находящейся в Москве «Отдельной мотострелковой дивизией особого назначения (ОМСДОН) имени Ф. Э. Дзержинского»: три мотострелковых полка, один кавалерийский, танковый батальон, артиллерийский батальон, рота специального назначения и другие подразделения.
— Кто командует дивизией? На него можно рассчитывать в «форс-мажорных» обстоятельствах?
— Командир — мой человек: генерал-лейтенант Павел Артемьевич Артемьев, которого я уже выдвинул на повышение — начальника Управления оперативных войск НКВД СССР.
— Комендатура Кремля?
Успокаивающе кивает:
— Начальник управления комендатуры Кремля (УУКК) генерал Спиридонов — также мой ставленник. Единственно кто нам может помешать — это армия.
— Уверен, мы сможем обойтись без уличных боёв — если будем действовать внезапно и вероломно. Наша армия в таких ситуациях впадает в ступор. Вот какие у меня на этот счёт соображения…
Рассказал им свой, состряпанный буквально «на коленке» план переворота, и:
— А теперь — дебаты. Только кратко и по существу — мы не в Государственной думе.
Первым, слегка «ухи поевший» Виноградов:
— Не слишком ли радикально, товарищи?
Однако, другие заговорщики, едва не хором:
— Ничуть, когда стоит вопрос о жизнях десятков миллионов и о судьбе Советского государства!
Тот, поспешно кивая головой:
— В конце концов, это ваши же коммунисты и вам видней — как с ними поступить.
После примерно часового обсуждения, был выработан приблизительный план действий, главный расчёт которого — на внезапность и вероломство, прямо таки в стиле эпохи:
— Главное — «концов» не оставлять: рубить их — так уж рубить! Срок — десять дней: через это время у нас с вами должно быть совершенно другая страна, с совершенно другой правящей элитой и с совершено другими идеологическим установками.
Закончив, устало:
— Теперь давайте расходиться и так уже засиделись — не заподозрили бы…
К Поскребышеву:
— Александр Николаевич! Остаётесь на моей даче на неопределённый срок: мне нужна ваша феноменальная память и умение составлять официальные документы.
Профессор Виноградов несколько выждав, недоумённо:
— А как же я?
На этом месте, предварительно постучав, в дверь столовой заглядывает Истомина:
— Товарищи уже покушали? Разрешите убирать посуду и принести чай и десерт?
— Погоди с чаем, Валя…
Я встал из-за стола, взял её за руку и подведя к гостям:
— Вам же, Владимир Никитич, я предлагаю стать свидетелем при моём бракосочетании с Валентиной Васильевной… Да, да! Сегодня утром я сделал ей предложение — от которого, я думаю…
Та, разцвев как миллион алых роз, еле слышно:
— Я согласна, Иосиф Виссарионович.
Мои заговорщики тут же:
— Поздравляю!
— Совет, да любовь!
— Когда свадьба?
— Горько!
Приняв поздравления и поцеловав в губки суженную:
— Ну а теперь вели нести нам с товарищами чай.
* * *
За чаем я без обиняков заявил Берии:
— Делить шкуру не убитого медведя — плохая примета, но всё же скажу: НКВД я собираюсь «раскассировать», а тебя Лаврентий Павлович назначить Первым заместителем как Председателя Государственного Комитета Обороны (ГКО)… Займёшься вплотную военной промышленностью, особенно авиапромом — а то у нас там бардак, не хуже чем в Гоморре с Содомом: не хватает только легализовать однополые браки. Что скажешь на это?
Тот, пожав плечами:
— Скажу, что готов трудиться на любой должности.
Размешивая сахар в стакане ложечкой:
— Ещё вот, что… Человек ты амбициозный и, когда всё утрясётся-устаканится — обязательно захочешь стать «главным сусликом» в этом поле и даже попытаешься «подсидеть» товарища Сталина.
Берия вскинулся-встрепенулся и попытался было открыть рот… Но тут же его закрыл, спрятав глаза, а я продолжил:
— Сказать по правде: «обнуляться» я не собираюсь, чтоб не выглядеть в связи с неизбежным старческим маразмом — полным долбоё… Долболюбом в глазах электората и, после войны — собираюсь по-настоящему свинтить на пенсию. Так что в добрый путь!
Изрядно помолчав, продолжаю глядя Берии в очи:
— Но есть одна загвоздка… Товарища Сталина — не только боятся, но и любят — такой уж он человек. Тебя же Лаврентий Павлович, можно только бояться — такой уж ты тоже человек.
Народ, аж рты разинул, а грозный нарком начал стремительно оху…евать.
Сделав несколько обжигающих глотков, рассудительно:
— Дело конечно твоё, как после меня «рулить» страной… Но я бы на твоём месте постарался быть кардиналом Ришелье при Людовике и править его именем. Для этого, тебе надо подружиться с какой-нибудь популярной (но политически простоватой) в народе личностью и потихоньку продвигать его вверх. Он — «законно-избранный», ты — типа, как самый обычный управленец — хотя и самый высокопоставленный. Ему на тебя все жалуются, он тебя при всех «дрючит»… Но понарошку.
Указательный палец вверх:
— И «пиплу» приятно и дело делается!
Поймав его взгляд:
— Ежели не последуешь моему совету, Лаврентий, не удивляйся и не пеняй мне — когда тебя потащат в расстрельный подвал…
Тот, поёрзав на стуле:
— Да где ж такого взять?
— «Такого» можно самому вырастить. Например из лётчика.
Поскрёбышев, встряв в разговор:
— Кстати, Иосиф Виссарионович: к тебе на приём как раз один лётчик просится. Голованов…
Я, радостно:
— Александр Евгеньевич? На ловца и зверь бежит!
— Вы знаете такого?
— Конечно, знаю.
К Берии:
— Из ваших — из чекистов. Затем перешёл в Гражданский флот, налетал миллионы километров, награждён двумя орденами…
Наморщив лоб:
— …А вот зачем просился в начале 41-го на приём к Сталину — убей, не припомню23.
Берия:
— Наверное, по каким-то авиационным вопросам.
Отмахиваюсь в азарте:
— Но это уже не важно! Главное, по всем статьям он на роль «Людовика» подходит: внешне обаятелен, умён и главное — в политических амбициях замечен не был.
Тот, с крайней заинтересованностью:
— И что с ним было в «реальной» истории?
— Во время войны Голованов стал самым молодым маршалом… И в самом конце войны — самым первым «сталинским выдвиженцем» попавшим в опалу. Вслед за ним «посыпались» и остальные…
