Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Круто! — хохотнул парень. — Жаль, я этого не видел.
Она криво улыбнулась.
— Ну, нам на собрании Комитета говорили, что контроль над разумом — вещь вполне возможная.
— Но лишь немногие вампиры на это способны, — возразил Оливер.
— Только я вот чего не понимаю. Если Хранилище здесь, внизу, то почему ты так беспокоился, что нас не пустят в "Банк"? Сюда обязательно должен быть другой вход.
Оливер кивнул.
— Он есть. Через "Квартал сто двадцать два". Именно поэтому им пользуются только члены клуба. Ну, то есть представители Голубой крови и их гости. Я мог бы пройти там, ведь я один из немногих, у кого есть ключ, пусть я всего лишь Красная кровь... но я ненавижу то место.
Шайлер кивнула, чтобы он продолжал.
— "Банк" — просто хорошее прикрытие. Долгое время там, наверху, вообще ничего не было. Но потом кое-кто из соседей и бездомных сообщил в полицию, что видели людей, входящих в здание и не выходящих оттуда. И чтобы отвести подозрения, было решено, что верхние этажи надо сдать под что-нибудь интересное. Первым ухватился за предложение тот основатель клуба, и вашим так понравилась сама идея, что они решили открыть по соседству еще один ночной клуб, но только для своих.
Шайлер пыталась переварить эти сведения. Закрытый ночной клуб, Комитет — это определенно подходило ко всему, что ей до сих пор удалось узнать про Голубую кровь. Им нравилось, когда кругом только свои.
Однако ее все еще тревожило признание Оливера и его объяснение того, почему они дружат. Шайлер никак не могла забыть, как он одалживал ей деньги, а она была не в состоянии отдать долг, однако Оливер, похоже, об этом совершенно не беспокоился, по крайней мере, никогда не просил вернуть. Было ли это частью его службы? Где заканчивался проводник и начинался ее друг?
— Так на самом деле ты мне вовсе не лучший друг? Ты для меня что-то вроде няньки?
Оливер рассмеялся и провел пятерней по своим густым волосам.
— Можешь называть меня как хочешь. Но отделаться от меня будет не так-то просто.
— Тогда почему ты так разозлился на меня, когда я сказала тебе про Комитет?
Он горестно вздохнул.
— Не знаю... думаю, отчасти я не хотел, чтобы это было правдой, пусть даже знал, что это действительно правда. В смысле — я понимал, что это должно было случиться, но я просто мечтал, чтобы мы с тобой были на равных, понимаешь? А это не так. Я — Красная кровь. А ты — бессмертная. Наверное, я просто вышел из себя. Что с меня взять, я всего лишь человек.
Он усмехнулся этой игре слов.
— Ты не прав. Похоже, я на самом деле не так уж бессмертна, — произнесла Шайлер.
— Что ты имеешь в виду?
— Джек сказал мне, что кто-то убивает вампиров.
— Это невозможно. — Оливер покачал головой. — Я ведь тебе говорил, этот тип какой-то странный. — Он вымученно улыбнулся.
— Нет, не в том дело. Я серьезно. Но это тайна. Эгги была вампиром. И она не ушла на новый цикл. Она погибла. Она мертва. В смысле, по-настоящему мертва на этот раз. Вся ее кровь исчезла.
— О господи, — побледнев, промолвил Оливер. — Я не знал. Поэтому и сказал тебе, что не горевал на ее похоронах. Я думал, что нет никаких проблем и она просто вернется рано или поздно.
— Она не вернется никогда. И она не единственная. Были и другие... другие, которых убили. Голубая кровь. Мы не должны умирать, но мы умираем.
— И что Джек собирается с этим делать? Что он знает? — спросил Оливер.
— Он хочет узнать, кто охотится на нас.
Шайлер рассказала про воспоминания Джека о Плимуте. Послание, прибитое к дереву на уединенном поле. Кроатан.
— И как он собирается это сделать? — поинтересовался Оливер.
— Не знаю. Но я думаю, мы можем ему помочь.
— Как?
Шайлер обвела взглядом полное книг помещение.
— Эта библиотека содержит всю историю Голубой крови. Может быть, мы найдем здесь что-нибудь полезное.
ГЛАВА 30
Они вторглись в святая святых. Сколько Мими себя помнила, отец всегда после работы удалялся в свой заставленный книгами кабинет и часто даже не выходил к ужину. Там, за закрытой дверью, было его убежище, куда дети не допускались. Мими помнила, как в детстве скреблась в эту дверь, отчаянно желая внимания и ласки, но няня всегда уводила ее прочь, то уговаривая, то грозя наказанием. "Оставь папу в покое, он очень-очень занят, у него нет времени на тебя".
Мать ее была такой же, отстраненной и почти чужой. Она вечно отправлялась отдохнуть куда-нибудь, куда детям было нельзя или их там не желали видеть. Это было одинокое, сумрачное детство, однако Мими и Джек сумели выжать из него многое. Они стали единственной компанией друг для друга, они доверялись друг другу настолько, что Мими порой не могла сказать, где заканчивается ее личность и начинается личность ее брата. И тем более необходимым было то, что она сейчас намеревалась сделать. Он должен знать правду.
Мими вошла в огромный мраморный холл и направилась прямо к запертой двери отцовского кабинета. По мановению ее руки замок рассыпался в пыль, и дверь со стуком распахнулась.
Чарльз Форс сидел за столом, держа в руке хрустальный бокал с темно-красной жидкостью.
— Впечатляет, — похвалил он дочь. — Мне понадобились годы, чтобы научиться этому.
— Спасибо. — Мими улыбнулась.
Джек вошел следом, держа руки в карманах и слегка ссутулившись. Он посмотрел на сестру с уважением, которого прежде в его взгляде не было.
— Отец, скажи ему! — требовательно произнесла Мими, направляясь к столу.
— Сказать что? — спросил Джек.
Чарльз Форс отпил из бокала и исподлобья взглянул на детей. На своих так называемых детей. Маделин Форс и Бенджамин Форс. Двое самых могущественных представителей Голубой крови за все времена. Они были в Риме в критический момент. Они основали Плимут, они осваивали Новый Свет. И именно он призывал их вновь и вновь, когда в них возникала нужда.
— Про эту ублюдочную ван Ален, — уточнила Мими. — Скажи ему.
— А что ты такого знаешь про Шайлер? — поинтересовался Джек.
— Больше, чем ты, братец, — отозвалась Мими и уселась в одно из глубоких кожаных кресел, стоящих около отцовского стола. Когда она взглянула на брата, ее зеленые глаза точно такие же, как у него, сверкнули не то яростью, не то торжеством. — В отличие от тебя у меня есть доступ к моим воспоминаниям. Ее там нет. Я проверяла, снова и снова. Ее там нет. Ее нет нигде. Ее не должно существовать!
Голос Мими возвысился почти до визга, из-под верхней губы показались клыки.
Джек отступил на шаг.
— Этого не может быть. В моих воспоминаниях она есть. Ты ошибаешься. Отец, что за чушь она несет?
Чарльз сделал еще глоток, откашлялся и, наконец, произнес:
— Твоя сестра права.
— Но я не понимаю... — пробормотал Джек, опускаясь в другое кресло.
— С формальной точки зрения ван Ален не принадлежит к Голубой крови. — Чарльз вздохнул.
— Это невозможно! — воскликнул Джек.
— Она и принадлежит к нам, и не принадлежит, — пояснил Чарльз. — Она — порождение священного целования, союза между вампиром и человеком-фамильяром.
— Но мы не можем размножаться... у нас нет способности... — возразил Джек.
— Мы не можем иметь потомство, это верно. Мы не можем создавать новую жизнь, мы просто привносим дух ушедшего в новый эмбрион путем искусственного оплодотворения. По-моему, даже среди Красной крови в нынешние времена такая процедура — не редкость. Семя бессмертного сознания прививается женщине из нашей расы, дабы оно могло получить новую физическую оболочку в цикле проявления. Но поскольку представители Красной крови могут создавать новую жизнь, новый дух, то скрещивание между нами, очевидно, не является невозможным. Невероятным — да, но не невозможным. Однако за все годы нашего существования такого не случалось никогда. Зачать ребенка смешанной крови — это нарушение строжайшего закона нашего рода. Ее мать была глупой и взбалмошной женщиной.
Мими взяла чистый хрустальный бокал и налила в него жидкости из графина. Отпила глоток. Каберне с виноделен Ротшильда.
— Ее нужно уничтожить! — прошипела она.
— Нет! — крикнул Джек.
— Не надо так волноваться. С ней ничего покамест не случится, — успокаивающе произнес Чарльз. — Комитет так и не пришел к окончательному решению относительно ее дальнейшей участи. Она, похоже, унаследовала кое-какие черты своей матери, так что мы должны получше к ней присмотреться.
— Вы собираетесь ее убить? — спросил Джек, опустив голову на руки. — Я вам не позволю.
— Это не тебе решать. Загляни поглубже в свои воспоминания, Бенджамин. Скажи мне, что ты видишь. Узри правду внутри себя.
Джек закрыл глаза.
Когда они танцевали на Неформальном балу, он чувствовал присутствие Шайлер в своих воспоминаниях, как будто знал ее и в иные времена. Он мысленно вернулся в тот вечер, в зал особняка Общества по изучению Северной и Южной Америки, где они танцевали, и к воспоминаниям о Патрицианском бале, о той ночи, когда они вальсировали под музыку Шопена. Одно из самых ярких и драгоценных воспоминаний — это была... она... это не мог быть никто иной! Вот! Джек торжествовал. Он с близкого расстояния видел лицо, полускрытое веером. Эта нежная, фарфоровая кожа, изящные черты, вздернутый нос, и... Джек пошатнулся — это не были глаза Шайлер. Они были зеленые, не голубые. Это глаза...
— Ее матери, — выговорил Джек, выныривая из воспоминания и глядя на отца и сестру.
Чарльз кивнул. Голос его был непривычно резким:
— Да. Ты видел Аллегру ван Ален. Очень сильное сходство. Аллегра была одной из лучших среди нас.
Джек опустил голову. Он спроецировал этот образ на Шайлер, когда они танцевали, и использовал свои способности вампира, чтобы проникнуть в ее чувства, так что ей показалось, будто она тоже ощущает прошлое. Но Шайлер была ново-созданной душой. Ее мать, именно ее мать Джек искал сквозь века. Именно поэтому его так тянуло к Шайлер с той самой вечерней встречи перед "Кварталом-122", потому что ее лицо было так похоже на то, что преследовало его во снах.
Потом он взглянул на Мими. Его сестра. Его партнерша, его лучшая половина, его лучший друг и злейший враг. Она была с ним с самого начала. Именно ее руку он всегда находил, шаря вслепую во тьме. Она была сильной, она была той, что выживает. Она была источником его силы. Она всегда была рядом с ним, всегда поддерживала его. Агриппина рядом с ним, Валерием. Элизабет де Лоррен-Лилльбон при нем, Людовике Орлеанском. Сюзанна Фуллер рядом с Уильямом Уайтом.
Мими перегнулась через подлокотник и взяла Джека за руку. Они были так похожи, они пришли из одной тьмы, через одно и то же изгнание, которое обрекло их вести бессмертную жизнь на земле, и вот они здесь, тысячелетия спустя, богатые и знатные. Мими погладила брата по руке, в глазах у нее стояли слезы, как и у него.
— Что нам теперь делать? — спросил Джек. — Что с ней будет?
— Пока что ничего, — сказал Чарльз. — Мы наблюдаем и ждем. Тебе, вероятно, лучше держаться подальше от нее. И еще: твоя сестра сказала мне о твоих тревогах, связанных со смертью Августы. Рад сообщить тебе, что мы уже близки к обнаружению преступника. Простите, что так долго держал вас обоих в неведении. Если позволите, я объясню...
Джек кивнул и крепче сжал руку сестры.
ГЛАВА 31
Следующая неделя пролетела быстро. Каждый день после школы Шайлер и Оливер рылись в Хранилище, пытаясь найти какие-либо записи с упоминанием слова "Кроатан". Они прошерстили все компьютерные базы данных, перепробовав все возможные варианты произношения этого слова. Но поскольку библиотечные картотеки были компьютеризованы только в конце восьмидесятых годов, пришлось обратиться также к древнему бумажному каталогу.
— Могу ли я чем-нибудь помочь? — спросил кто-то угрюмым тоном, когда Шайлер с Оливером в очередной раз сидели за столом, просматривая десятки старых книг и несколько карточек из, ящика "Ку-Ку".
— О, мастер Ренфильд. Позвольте представить вам Шайлер ван Ален, — сказал Оливер, встав из-за стола и слегка поклонившись в знак приветствия.
Шайлер пожала старику руку. Он держался аристократически чопорно и был одет по эдвардианской моде — в китель и узкие бархатные брюки, какие уже давным-давно никто не носил. Оливер как-то рассказывал Шайлер о Ренфильде — проводнике, который слишком серьезно относится к своей работе. "Он служил Голубой крови так долго, что теперь думает, будто он и сам — вампир. Классический стокгольмский синдром", — сказал тогда Оливер.
— Пожалуй, мы сами справимся. — Оливер нервно улыбнулся.
Они, не сговариваясь, решили, что не будут просить библиотекарей помочь им в поисках, поскольку инстинктивно понимали, что занимаются недозволенным делом. Если Комитет что-то скрывает и это "что-то" имеет отношение к слову "Кроатан", то, вероятно, им лучше помалкивать.
Ренфильд взял со стола листок бумаги, на котором Шайлер записывала в столбик варианты искомого слова. "Кроатан. Кроотан. Кроатон. Хроатан. Кроутан". Библиотекарь поспешно положил листок обратно, как будто обжегся.
— Кроатан. Понятно, — произнес он.
Оливер попытался придать тону небрежность.
— Так, одна штука, о которой мы слыхали. Ничего особенного. Обычная внеклассная работа.
— Внеклассная работа. — Ренфильд мрачно кивнул. — Конечно. Увы, но я никогда не слышал этого слова. Вы не просветите меня?
— Кажется, это такой сорт сыра. Он имеет какое-то отношение к старинным английским рецептам, — ответил Оливер с невозмутимым лицом. — С банкетов Голубой крови в шестнадцатом веке.
— Сыр? Ну, тогда ясно.
— Как рокфор или камамбер. Но, кажется, по вкусу больше напоминает овечье молоко, — продолжал Оливер. — Или козье. Вполне может быть, что козье. Но не исключено, что и моцареллу. Как ты думаешь, Скай?
У Шайлер дрожали губы, и она не решилась ничего ответить, боясь, что голос ее выдаст.
— Отлично. Можете продолжать, — промолвил Ренфильд, отходя от стола.
Когда он удалился на достаточное расстояние, Оливер и Шайлер рассмеялись, настолько тихо, насколько сумели.
— Сыр! — прошептала Шайлер. — Я думала, он в обморок брякнется!
Это был единственный светлый момент за всю неделю. Вслед за похолоданием нагрянула вспышка заболеваний. В школе свирепствовал грипп, и несколько учеников в последние дни отсутствовали на занятиях, среди них Джек Форс. Очевидно, у вампиров не было иммунитета к вирусу гриппа. Шайлер также слышала, что с самой вечеринки Блисс запретили выходить из дому, кроме как в школу. Но уроженка Техаса молчала как рыба. Даже Дилан пожаловался, что Блисс стала мрачной и отстраненной и к тому же ни на шаг не отходила от Мими.
Следующие дни были пасмурными и очень холодными — первый признак приближения зимы. Весь Нью-Йорк стал серым — от зданий до висящего в небесах смога — как будто темная сырая туча накрыла город, подобно промокшему одеялу.
Когда Шайлер вошла в ворота Дачезне, плотный туман нависал над шумной толпой, собравшейся перед школой. Девушка миновала несколько белых мини-фургонов различных новостных агентств со спутниковыми антеннами на крышах, прошла мимо репортеров, которые прихорашивались перед началом прямой съемки, глядя в карманные зеркальца — не растрепал ли ветер волосы, в порядке ли лицо? Повсюду стояли на треногах видеокамеры, кругом толклись фотографы и корреспонденты из газет и журналов — толпа была куда больше, чем даже в день похорон Эгти.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |