Берег мой. Книга 1

— Так, — Ольга глянула на часы и положила ручку. — Девчонки, я пошла на переговоры. Сашка, — торопливо шептала она, выбираясь из-за парты, — ты все же слушай и пиши, что он еще говорить будет, потом, может, что объяснишь, ты ведь монстр в матане.

Саша поморщилась. Какой она монстр... Графики рисовать да интегралы считать — дело нехитрое. А вот попробуй, докажи хоть одну теорему. Отчего-то это задевало сильнее, чем неудачи по физике. "Не люблю матан", — подумала Саша, с отвращением переписывая с доски немыслимые названия неизвестно кому нужных понятий.

Наконец, консультация закончилась. Наталья вдруг кинулась за лектором.

— Сашка, сходи в читалку, сдай мои книжки! — бросила она на бегу. — Мне спросить надо...

Вернувшись из читального зала, Саша увидела Наталью сидящей на корточках возле аудитории и что-то пишущей. Больше никого поблизости не было.

— Скорей! — возбужденно позвала ее Наталья. — Хватай ручку, пиши, Кулигин билеты дал!

Саша без лишних вопросов присела рядом с ней, забрала половину узких белых полосок бумаги с отпечатанными вопросами, и принялась строчить так быстро, как только могла.

— Девушки, зачем же вы их переписываете? — раздавшийся сверху голос лектора заставил их вздрогнуть.

Саша чуть не рассыпала листочки. Она с опаской подняла голову, не прекращая писать, но Кулигин не выглядел раздраженным или сердитым. Ему и вправду было непонятно и, кажется, любопытно.

— Да как же, — ответила Наташка, потерявшая всякую робость перед преподавателем. — Это ведь билеты!

— Ну и что? Я только что продиктовал все вопросы.

— Вы еще сказали, что на "тройку" достаточно будет один вопрос из билета хорошо ответить, — продолжала Наталья.

— Я такое сказал? — удивленно переспросил он, но, заметив, видно, испуг в глазах девушек, улыбнулся: — В общем-то, верно, конечно. Только это надо хорошо ответить, — он подчеркнул слово "хорошо".

Саша перевела дух.

— Значит, можно на крайний случай половину вопросов выучить, — сказала она. — Хоть понятно, с чего начинать.

Кулигин хмыкнул. Потом спросил:

— И долго вы будете писать?

— Да уже почти все, — Саша перебрала листочки. — Пять штук осталось.

— А у меня четыре, — сказала Наташка. — Нет, уже три.

— Тогда можно я покурю там, в уголке?

Нерешительность в голосе преподавателя позабавила девушек.

— Да, конечно, что вы спрашиваете, — хором ответили они, не переставая строчить.

Он отошел к дверям уборной и закурил. С полминуты все молчали. Потом опять заговорил Кулигин:

— Хорошо уметь так быстро писать. Наверное, все лекции дословно записываете?

— Я — нет, — тут же отозвалась Наталья. — А вот Сашка — да, дословно. Когда приходит, — добавила она вполголоса.

— Ваши лекции легко записывать, — сказала Саша. — Они у всех дословные почти.

— Да ну, — улыбнулся Кулигин, не скрывая, впрочем, удовольствия от комплимента.

— Точно-точно, — подтвердила Саша.

Наталья предпочла промолчать.

— Уф, я все.

Саша аккуратно сложила билеты в стопку, сунула тетрадь в дипломат и встала. Тут же поднялась и Наташка.

— Вот, а я докурить не успел, — Кулигин с жалостью посмотрел на изрядный еще остаток сигареты.

— Курите, мы не спешим, — ответила Наталья.

Девушки отошли к окну. Преподаватель ходил взад и вперед в противоположном углу широкого, полутемного холла. Отчего-то никому не пришло в голову отдать ему билеты сейчас и уйти восвояси. Вместо этого Наташка сочувственно заметила:

— Ой, Сергей Валентинович, у вас край пиджака в мелу. Будто специально натерли.

Кулигин оглядел себя.

— Да, — покачал он головой, увидев белую полу. — Вот сколько уже я преподаю, а никак не научусь оставаться чистым после занятий, — пожаловался он. — Хотя, вроде, отряхивался пять минут назад, не заметил.

Наконец, он бросил окурок в урну, забрал билеты, и они втроем стали спускаться в холл.

— Мой экзамен у вас последний, — сказал Кулигин. — Как сдали предыдущие?

— Я лично никак не сдала, — вздохнула Наташка. — По алгебре вот двойку получила.

— По алгебре? — он удивился.

— Ну да, — кивнула Наташка и жалобно пояснила: — Я не знала, что такое "икс".

— Какой икс? — Кулигин даже остановился.

— Ну, в системе уравнений, в матрице.

— А-а, — протянул он. — Но теперь-то знаете?

— Не совсем, — покачала головой Наталья. — Сейчас не до алгебры.

— А у вас как дела? — обратился он к Саше.

— У меня по алгебре четверка, — сказала она и поморщилась про себя, как хвастливо это прозвучало.

При упоминании алгебры в голове у Саши вдруг всплыл вопрос, мучивший ее уже несколько дней. Готовясь к экзамену, она прочитала в одной из книжек слово. Это слово требовало разъяснений. Зачем — непонятно. Требовало и все. И она решилась.

Получив пальто, она подошла к Кулигину.

— Сергей Валентинович, скажите пожалуйста, что такое "идеал"? — выпалила она одним духом.

— Идеал? Это, смотря, в каком смысле, — весело отозвался Кулигин.

— В математическом, — подскочила Наташка к большому облегчению Саши.

Нет, не привыкла она еще "доставать" преподавателей вопросами. А Кулигин этот вечно будто насмехается. Вот сейчас спросит, зачем ей это надо.

Но он не спросил. Задумался на пару секунд и уже без улыбки, серьезно глядя на Сашу, стал объяснять:

— Вы представляете себе, что такое кольцо? Возьмем некоторое подкольцо этого кольца...

— Ты что-нибудь поняла про идеал? — спросила Наташка, когда они шли домой.

К вечеру подморозило, Наташкины сапоги на шпильках скользили. Она цеплялась за Сашу, и та чувствовала себя каким-то оплотом надежности в своих немодных и помятых, зато на редкость устойчивых сапогах.

— Вроде, поняла.

— А я не врубилась, "кольцо", "подкольцо"... Кошмарная наука эта математика, — сетовала Наташка. — Эх, еще и алгебру сдавать. Ты хоть расскажи тогда, что такое кольцо-то это?

— Кольцо, ну, — Саша осеклась.

В самом деле, что это такое?

— Вот видишь, — удовлетворенно сказала Наталья. — И так во всем. Вроде, просто, а начинаешь по одному перебирать, и ничего-то не понятно, как с этим иксом дурацким.

Саша не ответила. В ушах будто снова звучал глуховатый голос преподавателя. И какая разница, что такое кольцо? Вот подкольцо — это понятно. И остальное тоже. Идеал... "Смотря в каком смысле". Тоже мне, шутник.

23

Утро 22-го января было холодным и ветреным. Саша и Ольга шли в университет "короткой" дорогой, позади общежитий, мимо столовой. Шагали молча, пряча от ветра хмурые лица. Наташки с ними не было, она решила выспаться и прийти к обеду.

Саша не понимала такого. Эту ночь она не ложилась, — страшно расслабляться, к тому же надо было срочно дописывать шпаргалки. Вся надежда на них. За два дня, прошедшие с консультации, она так и не смогла себя заставить толком позаниматься. Только на шпаргалки и хватило сил. Да еще вертелась в голове неведомо как попавшая туда теорема Коши. Все отчетливее видела Саша картину: себя у кассы агентства, сдающей билет. Заплакать бы. Но слез не было. Была тупая обреченность: будь что будет.

У Ольги настроение было совсем плохое. Казалось даже, что она злится за что-то на нее, на Сашу. Но это было правдой лишь отчасти — Ольга злилась сейчас на весь мир. Как и сама Саша, впрочем.

Мир вокруг не отличался доброжелательностью. Резкий ветер сдул с деревьев снежные пуховики, и от вида голых черных ветвей в темно-синем ночном почти небе, становилось еще холоднее. Свет из окон тонул в тумане, казался далеким и обманчивым. Люди мимо проходили угрюмые, с поднятыми воротниками, тоже будто одолеваемые мрачными предчувствиями и зевотой.

Ольга вдруг остановилась и стала расстегивать куртку. Саша озадаченно уставилась на нее.

— Ты чего? — спросила она, с трудом разлепляя губы.

Та не ответила, судорожно шарила по карманам. Потом полезла в сумку. Саша молча ждала.

— Ну все, — Ольга опустила руки, сумка, соскользнув с плеча, тяжело шлепнулась ей под ноги. — Зачетку забыла.

— Возвращаться?! — ужаснулась Саша.

Она верила в приметы. Особенно в эту. Особенно во время сессии.

— Нет, ты иди, — глухо проговорила Ольга. — Я тебя догоню.

— Сумку давай, — сказала Саша.

Эх, все одно к одному. Саше лично возвращаться не надо, но от этого не легче. Она проверила, на месте ли ее собственная зачетка. На месте. И шпоры на месте. В голенищах сапог. Удастся ли вытащить незаметно?

Ольга догнала ее уже на крыльце главного корпуса. Внутри университета было тепло, ярко горели лампы, народ гудел у раздевалки, и настроение незаметным образом изменилось. Мрачное отупение сменилось возбуждением.

Избавившись от пальто, Саша бегом поднялась на третий этаж. У дверей уже стояла очередь. Начало ее терялось внутри аудитории. Саша и Ольга пристроились в хвосте, надеясь попасть в первый заход. "Раньше сядешь — раньше выйдешь", — как говорил Лешка. Ждать второго — после одиннадцати — подумать страшно.

Наконец Саша вслед за Ольгой перешагнула заветный порог. Как и следовало ожидать — народ не дурак, места занимали, начиная с последних. Теперь, если и удастся сесть, то на первые парты, аккурат пред светлые очи преподавателей.

Кулигина, кстати, не было. Вместо него за столом сидел какой-то паренек лет двадцати, Саше виден был только его профиль. "Прислал вместо себя аспиранта", — с надеждой подумала она. Аспиранты, по слухам, люди не вредные, могут и "не заметить" тех, кто списывает.

Вот и Ольга взяла билет. Пошла на место, не обернулась. Непонятно, повезло или нет, но гадать некогда — Сашина очередь пытать судьбу. Она уставилась на четыре бумажные полоски. Знакомые, два дня назад она держала их в руках.

Саша решительно взяла крайний билетик. Затаив дыхание, перевернула и не поверила своим глазам: теорема Коши! Та самая, что не давала спать две ночи, крутясь в голове и вытесняя все остальное. И вторым — простенькое правило про интегралы. Вот это повезло, так повезло!

— Так, номер какой у вас? — знакомый голос вернул ее к действительности.

Она взглянула на человека за столом. Никакой это не аспирант, а сам Кулигин. Вопросительно смотрит на нее снизу вверх. А он и не молодой вовсе, почему она приняла его за аспиранта?

— Номер билета скажите мне, — повторил он с едва заметным нетерпением.

Вместо ответа она опустила на стол руку с билетом.

— Восьмой, — кивнул Кулигин, записывая номер против Сашиной фамилии, переписанной с зачетки. — Идите, готовьтесь, — он подал ей три чистых листка.

Саша огляделась, увидела Ольгу на третьей парте у окна и заняла место впереди. Страшно было перечитывать билет: вдруг показалось? Приснилось? Но нет. Все верно. Саша начала писать, выводя букву за буквой, значок за значком, не торопясь, словно неосторожное движение могло оборвать тоненькую ниточку мысли.

В спину что-то ткнулось. Ольга! Саша совсем забыла про нее от радости. Кулигин все еще раздавал последние билеты. На первую парту уселся Петров, очень кстати заслонив собой Сашу от преподавательского стола. Она быстро обернулась.

— Что у тебя? — спросила одними губами.

Ольга молча показала билет. Саша ужаснулась: он мог бы достаться и ей. Правда, вопросы знакомые, и она даже знает, с какой стороны лежат шпоры с ними. Все равно. Она посмотрела на Ольгу и нахмурилась. Лицо подруги было очень бледным, глаза мутные, казалось, еще немного, и она упадет в обморок.

— Я не представляю, что делать, — прошептала она. — Я, наверное, домой пойду. Все равно банан, пусть сразу...

— Не вздумай! — шикнула Саша. — Погоди, может, еще вспомнишь. Или я вспомню, — мужественно добавила она и отвернулась.

И вовремя: Кулигин отпускал последнего студента. Когда он поднялся и оглядел аудиторию, Саша снова прилежно писала. Настроение у нее было уже не столь безмятежным. Надо как-то помочь Ольге...

И тут произошло невероятное.

— Никто ничего не хочет у меня спросить, всем все ясно? — поинтересовался лектор.

Ответом было отрицательное мычание.

— Тогда я вас оставлю ненадолго. Не шумите, — он шутливо погрозил пальцем и, доставая на ходу сигареты, вышел из аудитории, плотно прикрыв за собой дверь.

"Вот это да!" — мысленно ахнула Саша и обернулась к Ольге. Та чуть ожила, но все равно выглядела на грани истерики.

— У тебя же есть шпоры, — проговорила Саша все еще шепотом. — Доставай быстрее!

— Не могу.

Ольга, не отводя взгляда от двери, тянулась к карману, но то и дело отдергивала руку, пугаясь каждого шороха.

Кругом шла негромкая, но оживленная деятельность. Кто-то шуршал листками, кто-то переговаривался, парень на соседнем ряду листал на коленях учебник. Саша не стала долго раздумывать, достать шпаргалки было делом секунды. Еще секунда — найти нужные. Вот что значит знать билеты — все расписано и разложено по номерам. Чуть поколебавшись, достала и свой ответ — чисто на всякий случай, она знала его наизусть. Не глядя, сунула Ольге шпору, свою спрятала под листки. Теперь пусть приходит кто угодно и когда угодно...

— Спасибо, Сашка, — выдохнула Ольга.

На душе у Саши стало так хорошо, как не было еще, наверное, никогда в жизни. Шутка ли: и билет знает наизусть, и подруге помогла, сделала все, что в ее силах.

Билет был написан и перепроверен до запятой, а лектора все не было. Саша сунула в карман ненужную шпаргалку, кинула последний взгляд на готовый ответ. Как чудесно! Теперь можно и отдохнуть. Она поглядела на широкую спину Петрова, обтянутую синей спортивной кофтой. "Главный монстр" их группы еще писал. "Ух ты, — загордилась Саша. — Я и то вперед успела".

Через полминуты Петров положил ручку, откинулся на спинку кресла и сладко потянулся, словно он один здесь, и нет никакого экзамена. Повернулся к Саше.

— Ты тоже все? — светлые глаза его смотрели добродушно и весело, а вовсе не высокомерно, как прежде виделось Саше.

Она с улыбкой кивнула.

— Детские вопросы, — он подавил зевок. — Я, пожалуй, пойду отвечать сейчас. Или тебя вперед пропустить?

Саша испуганно замотала головой:

— Нет, я посижу. Вдруг Попов придет? Кулигин, говорят, сурово слишком принимает.

Петров глянул на часы.

— Еще десяти нет. Другие преподы минут через сорок придут, не раньше.

— Пусть, подожду лучше.

Вернулся Кулигин. Петров тут же вскинул руку. Преподаватель без удивления посмотрел на него.

— Готовы? Хорошо, идите, садитесь сюда.

Саша с восхищением и завистью проводила глазами Петрова: с такой непринужденностью и без тени волнения он пересел к преподскому столу, стал что-то объяснять. И Кулигин его слушает... Переспрашивает, бр-р-р.

Скорее бы Попов пришел. Никогда она так его не ждала. Весь семестр он не вызывал у Саши ничего кроме глухой досады, сейчас же она с нежностью вспоминала круглое, с маленькими глазками, невыразительное лицо и тихий голос старенького матанщика.

Впрочем, это хорошее ожидание. Больше похожее на отдых. Трястись над билетом не надо, вспоминать ничего не надо. Остается спокойно сидеть, слушать эту особенную тишину, которая бывает только в начале экзамена, и которую не нарушают ни вздохи, ни перешептывания трех десятков людей, ни треск дневной лампы, ни даже беседа лектора и Петрова. За окнами, все еще синими, ледяной ветер и промозглая сырость, а здесь тепло, уютно, и можно ждать хоть до вечера.