— Очень большое искушение взять... что тебе не принадлежит, — она подняла взгляд на Артура. — Поэтому очень важно сохранять... человеческую форму. У человека всегда есть разница между "подумал", "пожелал", "решил", "сказал" и "сделал". Лаг на борьбу с искушением. И еще человек всегда может передумать. У духов такой разницы нет. — Она безрадостно посмотрела на яблоко в руке, откусила и принялась пережевывать — тщательно, как лекарство.

Артур пропустил мимо ушей длинное ничего не объясняющее объяснение.

— Что вообще случилось? — Он пододвинул стул, сел на него верхом и сложил локти на спинку.

— Я проверяла, закрылся ли проход под мостом, — сказала дану. — В это время человек прыгнул вниз. Он разбился о воду. Очень сильно. Я попыталась его удержать. Мирддин нас выловил и доставил в это место...

— Госпиталь, — пояснил Мирддин. — Нам как раз битый час объясняли, как хорошо у них работает экстренная реанимация. Вот и выпал шанс проверить.

— И как? — поинтересовался Артур.

— Вполне, — ответил Мирддин.

— А что за зверюга была в саду? — Артур потер плечо и обнаружил, что пиджак джигитовки не выдержал и треснул прямо по шву. А еще фирма.

Мирддин поморщился:

— Это келпи. Озверел без присмотра. Извини, пожалуйста, он обычно держит заданную форму, но тут нам было не до него.

— На кой вы вообще его приволокли?

— Это был самый быстрый способ передвижения.

С этим трудно было спорить. Машинка из водяного коня вышла отличная. Жалко, что ненадолго. Артур подавил вздох.

— Артур, — сказала дану. — тебе надо что-то делать с этим местом.

— С каким? С больницей? — удивился он. — Чего вас, кстати, оттуда вынесло как ошпаренных?

Дану вздохнула:

— Жизнь, смерть... в такой концентрации. Я не думала, что так вообще бывает. Артур, там всегда так?

Артур пожал плечами.

— Ну да... это же госпиталь. Он для этого и построен. Эй, у вас что, вообще больниц нет?

— Есть. Но не такие. У нас очень редко кто-то рождается. И еще реже кто-то умирает. Это как... как босиком среди гейзеров.

— Не знаешь, откуда рванет, и дурно пахнет, — расшифровал Мерлин. Самообладание к нему уже вернулось. — Там столько ненаправленной энергии крутится, что это просто магнит для всякой шушеры.

— А что я сделаю? Люди рождаются, люди умирают.

— Те, кто просто приходит и уходит — это одно. Я говорю о тех, кто хочет жить, но умирает. И тех, кто хочет умереть, но живет. — Дану покрутила в руках надкушенное яблоко. — У нас... на Авалоне не принято в таком отказывать.

— Кстати, ты не думаешь, что тебе лучше сейчас вернуться на Авалон? — вклинился Мерлин.

Дану покачала головой:

— Я думаю, мне лучше сейчас из человеческой формы не выходить. Некоторое время.

— Можно через менгиры.

— Менгиры все равно только в полнолуние откроются, это еще две недели. Неважно. — Она перевела взгляд на Артура. — Проблема в том, что там популярен культ Помоны. И, боюсь... я невольно усугубила проблему. Меня видели и... и приняли именно за нее. Слух пойдет быстро, и с ним надо что-то делать, и чем быстрее — тем лучше. Люди, которым нужно утешение, вцепятся в... во что угодно.

Артур кивнул.

— Мы над этим работаем.

Выйдя на палубу, он первым делом сел прямо на пол и сделал то, что так давно хотелось — вылил воду из ботинок. Потом подвернул брючины и зашлепал босиком к себе. Надо было еще поймать Пеллинора — пусть выяснит, что за паренька они выловили под мостом и как он там оказался. И перекусить чего-нибудь. И найти Джин и объяснить ей, куда они делись и чем все закончилось.

И, кстати, можно ли что-нибудь сделать с "Ланцией", чтобы она и вправду так быстро ездила?

Парадная зала "Неустрашимого" сияла и переливалась, как шкатулка с драгоценностями. Две с половиной сотни гостей пересыпались по ней, как стеклышки в калейдоскопе, складываясь из одного узора в другой.

Артур восседал на возвышении в окружении гостей и азартно любезничал с Джиневрой. Время от времени к ним подходил кто-нибудь засвидетельствовать свое почтение. Судя по жестикуляции, эпизод с укрощением келпи Артур успел изложить восторженной публике раз семь, не меньше. Самым поразительным было то, что, если судить по мимике, заинтересованность Джиневры возрастала с каждой итерацией. Возможно, Артур поспорил, что не будет повторяться в описаниях, и ей было интересно, как он выкрутится.

Мирддин и Нимуэ сидели за столиком в углу, поодаль, откуда можно было видеть весь зал, не попадаясь никому на глаза.

"Тебе не тяжело? Ты уверена, что хочешь быть среди людей? Без "вуали", без ограждения?"

"Да. Я хочу понять, какие они, когда не сломаны. Когда у них все хорошо".

Дану замерла, всматриваясь. По ее серьезному, сосредоточенному лицу бежала едва заметная рябь выражений — так на белое ложится отсвет оттенка, если что-то яркое уронить в снег. Человеческий наряд скрывал ее почти полностью, только глаза блестели над высоким воротником и кончики пальцев с белыми лунками выступали из широких рукавов. Она очень старательно держала антропоморфную форму, очень тщательно повторяла образец, увиденный в витрине, и именно безупречность ее выдавала.

Тонкий профиль, точный, как формула или аккорд, выступая из жестких складок, походил на начатую скульптуру. Чтобы создавать впечатление человека, следовало бы добавлять неровностей, шероховатостей, ошибок. Крошек на скатерти, следов от помады на бокале. Всей мелкой энтропийной пены, которая возникает от столкновения человека с миром и которую так сложно имитировать.

Сообщать Нимуэ об этом Мирддин решительно не собирался.

Во-первых, для целей дану прекрасно подходил и этот вариант. Чистый вариант кода, нагружать его деталями было совершенно излишне. Бессмысленно и утомительно.

Во-вторых, Мирддин надеялся, что эффект "зловещей долины" снизит вероятность того, что, если он отвлечется, кто-нибудь успеет подойти к Нимуэ и еще чего-нибудь... попросить.

Кажется, последнюю мысль он подумал слишком громко. У Нимуэ чуть дрогнула рука под его ладонью.

"В госпитале было так страшно. Но там все было... настоящее. А тут все... как танец однодневок над водой. Такой изящный. Такой безмысленный. Я... я хочу понять. Как они заставляют себя обо всем забыть?"

"Мне кажется, это человеческие тела заставляют их забыть. В госпитале было очень видно, что в одном человеке всегда несколько векторов стремления. Даже по каким-то совсем простым вещам. Как "жить" или "умереть". И нельзя предсказать, как они суммируются. Даже люди сами этого не знают. Мы можем копировать их облик, но люди живут в своих телах по другим законам".

Подошел слуга с серебряным подносом.

На подносе была записка от Артура.

"Вы там шевелитесь иногда. Джин уже спрашивают, где она восковые манекены для интерьера подбирала".

Мирддин фыркнул и показал записку Нимуэ. Нимуэ подняла брови. Мирддин обернулся к Артуру и отсалютовал двумя пальцами. Потом попробовал отыскать в толпе гостей, кто задал вопрос, но не нашел.

"Вот так мы себя и выдаем. — Мирддин скорчил трагическую гримаску. — Забывая моргать и ставить на лицо выражение лица".

— Ладно, — сказал он вслух. — Надо следовать королевским указаниям.

Он прислушался к оркестру. Оркестр играл вальс.

— А вот еще одно человеческое изобретение, — сказал он Нимуэ. — Не самое плохое.

"И во время него можно продолжать обсуждать окружающих, не привлекая внимания. Вот, теперь у тебя выражение ммм... есть".

"Что-я-тут-делаю-и-как-не-наступить-на-этот-дурацкий-шлейф?"

"Скорее "Я-ощущаю-настолько-глубокое-внутреннее-превосходство-над-окружающими-что-так-и-быть-сыграю-по-их-правилам".

"Проецируешь".

"Нет".

"Да".

"По правому борту зеркало, смотри сама. Нет".

"Ладно. Нет. Но у тебя такое же".

"Видовое сходство, очевидно".

Как она ни старалась, смеяться целиком не вслух у нее не получалось.

Все шло своим чередом — пока не распахнулись двери и не вошел человек в серой робе. У него было сердце, оно было вышито красной тканью на груди.

Среди нарядных гостей в смокингах он смотрелся, как баржа среди яхт. Он целеустремленно пересек зал — окружающих раскидывало от него, как ударной волной. На начищенном паркете оставались следы от тяжелых ботинок. Скрипки взвизгнули и смолкли.

Нимуэ замерла. Мирддин прочел у нее по губам: "Это он! Это человек с моста!"

Человек встал прямо перед Артуром.

— Мое имя — отец О'Лири. Я пришел просить справедливости, о король, — громко сказал он. В хрустальном свете люстр его ястребиные черты казались еще резче.

Артур подобрался.

— Какой именно? — спросил он.

— Вчера в госпитале Чарити было совершено убийство.

— Кого вы обвиняете? — спросил Артур.

С лица Нимуэ сбежало всякое выражение. Она сделала несколько шагов вперед. Мирддин попытался удержать ее — у него в руках осталась человеческая накидка. Дану прошла сквозь толпу, как проходят между травяными стеблями.

— Это человек с моста, — сказала она Артуру.

Отец О'Лири увидел ее, задохнулся от узнавания и ткнул в нее костлявым перстом:

— Ее! Я обвиняю ее! Ее видели в палате!

Лицо дану неуловимо исказилось. Будто из-за фарфоровой маски глянул кто-то другой.

— А пошел ты, — сказала она чужим голосом, хриплым от усталости и отвращения.

О'Лири вздрогнул.

Мирддин заступил Нимуэ дорогу, заслоняя обзор, и схватил за плечи.

"Это не твоя память! Не твоя!"

Дану застыла. Мирддин, не отпуская ее, резко обернулся к трону.

— Я думаю, вам стоит закончить это, безусловно, важное, обсуждение без нашего присутствия. Ваше величество.

Он слегка поклонился Артуру, и, не глядя на священника, стремительно вывел Нимуэ из залы. Дану повиновалась, как сомнамбула.

Артур только слегка повел глазами в их сторону.

— Вы видели ее лично?

— Видел персонал и сестры.

— Почему вы решили, что это она?

— Кто это еще может быть? Сколько в этом городе колдуний в белом?

— И что, по их словам, она делала? — спросил Артур.

Отец О'Лири скривился, как от хины.

— Держала больного за руку.

— Каково медицинское заключение?

— Остановка сердца. От, — он опять скривился, — естественных причин.

— Таким образом, доказательств у вас нет, — медленно произнес Артур.

— Если бы у меня были доказательства, я пошел бы в суд. Нечисть не оставляет следов.

— Почему вы вообще решили, что это убийство?

— Диллон Суини был прикован к кровати десять лет. И умер в тот день, когда к нему в палату вошла одна из них. Вы называете это совпадением?

— Диллон Суини, — вдруг сказала Джиневра. — Перелом шейки бедра. Рыжеватый, зеленые глаза, бывший кровельщик. Вдовец. Любимый футбольный клуб — "Взрыватели". Любимая еда — карри.

Все взгляды притянулись к ней.

— Кажется, это я разговаривала с ним и держала его за руку. Правда, — Джиневра чуть вздернула верхнюю губу. В ее выражении появилось что-то лисье, — не знаю, оставила ли я какие-нибудь следы.

Артур сощурил глаза.

— Вы были на Закатном мосту вчера?

— Да, но...

— Вас видели рядом с человеком по имени Киан Салливан, когда он прыгнул вниз.

— Я пытался спасти его!

— Киан Салливан часто ходил по мосту. Но прыгнул вниз в тот день, когда вы решили ему помочь. Вы называете это совпадением?

Отец О'Лири подавился словами от возмущения.

Артур выпрямился и обвел взглядом зал.

— В Камелоте один закон для всех, — отчетливо сказал Артур. — В Камелоте никого не судят по оговору. В Камелоте никого не осуждают без доказательств, на основании домыслов и совпадений. Дева Озера оказалась в госпитале Чарити, спасая жизнь человеку по имени Киан Салливан. Тому свидетель я, Артур Пендрагон, Мерлин, мой друг и соратник, и весь персонал госпиталя. — Артур перевел взгляд на священника. — Теперь вы знаете, кто говорил с Диллоном Суини. Желаете ли вы на основании этого предъявить обвинение в убийстве Ее Высочеству Джиневере, дочери Лодегранса, королевне Камиларда, Камелота и Корнуолла? — Последние слова прозвучали почти с переходом в инфразвук.

О'Лири не выдержал и отвел глаза.

— Нет.

Артур откинулся на спинку трона.

— Прекрасно.

Но отец О'Лири уже оправился от потрясения.

— Ваше Величество. Вы знаете — и я знаю, что я не смогу представить вам формальных доказательств. Но вы знаете — и я знаю, что такое так называемые феи. Они слетаются на человеческую смерть, как мухи на мед. Подумайте о том, кого вы выбираете себе... в союзники, Ваше Величество. Пока нечисть ходит среди нас — никто не будет в безопасности. Подумайте о своей душе. И о душах тех, о ком вы призваны заботиться. Подумайте об этом сейчас. Потому что потом будет уже поздно.

Голос Артура упал чуть ли не до шепота — но в замершей зале его услышали все.

— За свою душу я как-нибудь отвечу. И уж точно не перед вами. Свободны.

Отец О'Лири развернулся и вышел. Двери за ним хлопнули — и только после этого гости загомонили наперебой, обсуждая произошедшее.

Нимуэ стояла, отвернувшись к распахнутому иллюминатору. Когда вошел Артур, она не обернулась. Мирддин нависал над ней в позе вопросительного знака, опираясь рукой на стену. По его лицу Артур понял, что он все слышал.

— Этот... пастырь, безусловно, прав, — ровным голосом сказал Мирддин. — Дану не следует вмешиваться в людские судьбы. Собственно, такова официальная позиция Авалона, и я считаю ее вполне разумной. Последствия бывают... обоюдоострыми.

— Но? — спросил Артур.

— ... но если я еще раз столкнусь с ним в одном помещении, то за его... физическую целостность я не ручаюсь.

— Да еще минут пять — и я сам бы не поручился, — Артур потер шею. — Госпожа.

Нимуэ обернулась.

— Я благодарен тебе за помощь. Но я не могу ни просить, ни требовать, чтобы ты продолжала свое участие в нашей кампании.

— Мы говорили об этом, — сказала Нимуэ. — Но ты видел, во что превращаются земли под властью Помоны и таких, как Помона. Я не могу оставить их так же, как ты не можешь оставить своих людей. Но ты — король Срединных земель. Артур, и решение принадлежит тебе.

Артур помедлил:

— Твоя помощь в делах зачарованных земель будет для меня бесценна, госпожа. В делах людей... предоставь решения нам.

Нимуэ склонила голову, соглашаясь.

— Ты не спросишь, что произошло в госпитале? — глухо спросила она.

— Не спрошу, — ответил Артур. Он сел в кресло и устало потер лоб. — Не спрошу. Но я прошу и требую не применять фейских представлений о милосердии на моей земле.

— К людям? — уточнила Нимуэ. — Хорошо.

Стукнула дверь. В комнату, волоча за собой шлейф, прошествовала Джиневра. Она стряхнула туфельки на ковер, уселась на подлокотник рядом с Артуром и запустила пальцы ему в шевелюру. Артур длинно выдохнул.