— Что ж. — Папа серьезно посмотрел на сына. — Значит, и я, теперь, буду называть тебя так. Только, Вадим Павлович, будь добр, соответствовать! Шантажист!
Папа потрепал короткий ёжик волос и прижал сына к груди."
"... — Тэк — с, дроид, модель КР-213, серийный номер КР — 75914878Э, где стоит?
— Нигде не стоит! — Браво ответил интендант, чувствуя, как предательски бледнеет. — Списали его, ушёл на утилизацию. Вот документы.
— А что так?
— Не подлежал ремонту и программа вечно висла. По существу, его больше ремонтировали, чем эксплуатировали. — Интендант сделал шаг в тень стеллажа, надеясь, что его состояния не заметят.
— Жаль... — Протянул проверяющий. — Ну да ладно. Раз документы есть — значит закрываем и идём дальше.
Интендант достал носовой платок и вытер внезапно выступивший пот, со лба. — "Кажется, пронесло..."
Этого самого, КР — 213, он сам, собственноручно, обменял на РП — 0401, которого ему принесли десантники. Он, тогда, здорово пролетел, не проверив санитарную люльку, с встроенным антигравом. Пришлось идти на встречу.
— Хотя, жаль, конечно, КР — 213... — Пробормотал проверяющий, отходя от стеллажа. — У нас на эту серию контрабордажных дроидов, большие надежды были... Тем более, еще и разведчик, да еще и экспериментальный... Жаль, бесславно пропал...
Мир, в глазах интенданта, сжался до размеров спичечного коробка..."
* * *
— Данн, выше руки поднимай! — Конни, снова провела классическую "двоечку", в голове зазвенело.
— Данн, ты не бьёшь, ты — отталкиваешь! Кто тебя учил драться?!
Разорвав дистанцию, я опустил руки.
— Давай, еще раз. — Конни встала в стойку. — Давай, счёт, поехали! Раз!
Руки, автоматически, встали в боксёрскую стойку.
— Нет! Прекрати! Пока ты красивости разводишь, тебя уже дважды положат! — Конни провела подсечку, завершив приём прямым ударом в грудь.
Лёжа на жёстком татами, пытаясь отдышаться и одновременно — придти в себя, я мысленно катал в пустой голове, одну — единственную фразу: "и... Раз!"
Протянув руку, Конни помогла мне встать.
— Данн, пойми, реальный бой, это не балет. В балете можно красиво задирать ноги, делать "вертушки", вставать на мостик и кувырком — разрывать дистанцию. В бою — Один удар. Всё. Дальше — либо ты жив, либо — ты — мертв. С твоими данными, у тебя есть все шансы, остаться в живых. С твоей реакцией и дурацкими понятиями — прости, ты — мертвец.
— Ещё! — Стиснув зубы, пробормотал я.
— Хорошо. — Покачала головой Конни.
И тут же мне в голову прилетел прямой. Следом в челюсть. В центр груди — босая нога, отшвыривая меня с татами.
— Ой, звёзды великие, Данн, тебе не в десант, тебе, сейчас, прямая дорога — на камбуз. Там ты, царь и бог. А вот на ковре, тебе делать нечего.
— Ещё! — Уже прохрипел я.
Конни потянулась. Словно в замедленной съёмке, я различил начало движения её руки. В голове что — то щёлкнуло. Руки, без моего ведома, подхватили руку Конни, дёрнули на себя, раскручивая мое тело и пропуская проскочившую мимо фигуру девушки.
— О!!! — Конни удивленно затормозила, едва не выскочив с татами, под действием инерции. — А вот это — интересно!
Стремительный кувырок в мою сторону, стойка на плечах, с одновременным ударом обеими ногами. И, снова, руки живут своей жизнью: поймав ноги за пятки, дёргаю их вверх, одновременно, падая на спину и упираясь своими ногами в поясницу противника. "Поймав" спиной пол, толкаю своими ногами, тело девушки вверх, перебрасывая через себя и отпуская её ноги.
— Ай!! — Фигурка десантницы, пролетает надо мной, вылетая с татами.
Лёжа на ковре, чувствую уплывающее сознание. Всё, встать я уже не смогу. Однозначно. Последние "номера", добили мой вестибулярный аппарат. А от болевых ощущений, я уже вырубаюсь.
Конни склоняется надо мной, потирая шишку на голове.
— Это, было... Эффектно! — Протянула она мне руку. — Но, не эффективно!
— Агу... — Прокряхтел я, в который раз проклиная свой болевой порог. Всё у меня ни как у людей. И сила есть, и воля — присутствует, а вот силы воли — нет. Один, два, максимум — три удара и я поплыл. Хоть ты коктейлем накачивайся, хоть водкой — результат один. Меня хватает на один удар. И тот — не правильный.
Оттранспортировав меня на скамейку, Конни присела рядом.
— Данн, тебе нечего делать на наших тренировках. Размяться, растянуться — это, да. А вот рукопашка, прости — не твоё.
— А что мне тогда? Кухня? Пилотское кресло? — В голове всё плыло и слова получались одновременно злыми и беспомощными. — Что?!
— Может быть, драка, не твоё? Я вот, например, даже представить себе не могла, что можно так перебросить через себя человека, как это сделал ты. Ты не резкий, не стремительный и не сильный, ты — плавный, и, одновременно — неподвижный. Из тебя не будет бойца... — Конни задумчиво потёрла шишку. — Бойца десанта — однозначно не выйдет. Знаешь, я поговорю с "Хокку", может он что — то придумает.
Хлопнув меня по плечу, Конни вернулась к тренировке, а я, скрипя зубами и содрогаясь всем телом — в лазарет, к доку.
Пока добирался, пару раз приложился плечами к стенам коридора — нервный откат, мой бич и проклятье, сотрясал меня крупной дрожью.
Хорошо что коридоры были пусты, иначе — позора не оберёшься. Вот так реагирует моё тело на страх и боль — зевота и нервная дрожь. Не самые приятные моменты и прелести психики.
Петрович, увидев меня в проеме двери, молча ткнул пальцем в массажное кресло.
— Что, дубль три? — Без улыбки и без издевки, абсолютно ровным голосом, спросил он.
Промахнувшись мимо кресла, плюхаюсь прямо на пол, опираясь спиной на спинку агрегата.
— Тебё помочь?
И тут меня прорвало.
— Док, вот скажите мне, как это возможно? Я могу кувыркаться до одури. В сорок лет — встаю на "мостик", сажусь на шпагат и могу месить грушу, до кровавых рук. В пилотском кресле — всё вижу и замечаю. Но стоит начаться драке — всё, меня сводит судорогой и трясет, как контуженного. Один, пропущенный удар — и я сползаю от боли, иногда теряя сознание. Что не так со мной? Почему?
Задыхаясь от ненависти к собственным слабостям, начинаю часто дышать.
"Странно, обычно, в такие моменты, меня всегда выручает Змейка, не даёт скатиться в пелену злости и саможалости." — Мелькает и пропадает пустая мысль.
— Давай, я тебе помогу. — Док, вздёргивает меня на ноги и укладывает в массажёр.
— Не хочу! — Я упрямо сползаю с кресла, вновь устраиваясь на полу. Меня снова трясет, но уже от злости. — Лучше скажите, как от этого избавиться!
— А ты знаешь, что от гнева — бледнеешь? — Внезапно меняет тему Док.
— Знаю. Вы — вообще, третий человек, который это видит. — Я устало подтягиваю колени, обхватывая их руками. — Мне говорили, что видок у меня при этом, не самый лучший...
— Да, у тебя сейчас и без этого, видок не самый лучший... — Констатировал факт Петрович. — Данн, я не знаю. И, боюсь, никто не знает. Может, это детская травма. Может — твоя эмпатия играет с тобой, в гадкие игры. Может, вся проблема, в близко расположенных, к поверхности, сосудах и нервных окончаниях. И твой организм, защищает тебя от повреждения, таким образом.
— А может быть — просто, трусость?
Док отрицательно покачал головой.
"Вот и я ни чего не понимаю." — С силой растирая лицо, пытаюсь вернуть ему нормальный цвет. — "И где же я так накосячил?"
— Спасибо, Док. Пойду я. — Стиснув зубы, встаю на ноги.
— Данн, не надо никому, ничего доказывать. — В спину произносит мне Петрович.
— Мне — надо. Самому себе надо. Я устал так. Ни напиться, ни подраться. — Я развернулся, замерев перед дверью. — Док, неужели это моё — всё?
Док, хотел что — то ответить, но передумал, махнул рукой и отвернулся.
"А мне — стыдно..."
Выскользнув из лазарета, я снова принял свой самый залихватский и придурковатый вид. Коридоры "Сигона", самые надёжные и молчаливые свидетели моего позора и моего преображения.
Поднявшись на уровень выше, проскользнул на обзорную палубу.
"Обзорная палуба", квадратный зал пять на пять метров. Стеклянный волдырь на спине "Сигона". Самое хрупкое и одно из самых защищенных мест корабля. 25 квадратных метров с десятью креслами. Зона релаксации экипажа. Когда нибудь, когда у меня будет свой корабль, я сделаю такую — же. И буду приходить сюда, чтобы думать, снова мечтать и строить планы. Или просто сидеть, с любимым человеком, взявшись за руки. И просто — молчать. Вот как сейчас.
Моё любимое место — точно в центре зала, пятое кресло, слева. За два месяца, мне удалось выбраться сюда аж целых два раза. Этот — третий. И в третий раз, я здесь не потому что любуюсь звёздами, а потому что — тошно. Противно и от своих рефлексий, и от своих ощущений.
" Эх, сейчас бы вина красного, да бабу рыжую..." — С издёвкой, сам над собой, подумал я.
Среди десантниц, есть рыжая, Марина. Как говорили в дни моей молодости — "шикарная женщина". Но, не хочу я не вина, не сигареты, ни женщины. А хочется мне — сорваться в крик и устроить жуткий дебош, скидывая всё напряжение и чувства страха и усталости.
Любимое кресло, чуть скрипнув, приняло мой вес. Глаза уставились в защитный пузырь энергетического поля, отделяющий нас от надпространства. Пузырь, переливающийся всеми цветами радуги. Радующий глаз разводами и всполохами. Резко выдохнув и сжав руки в кулаки, до побелевших костяшек, замираю, не дыша, пока в глазах не поплыли звёздочки.
"Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. Вдох!" — Старая дыхательная гимнастика — помогает. Пока — помогает. Раз за разом, пока лёгкие не начинает саднить, от гипервентиляции, а на глазах не выступают слёзы.
"Думаете — сдамся? Ни за что!" — Снова вдох и выдох. Секунда за секундой, пропадают во тьме, оставляя после себя чувство потерянного времени. Времени, уходящего в сухой песок, растраченного зря.
"Всё равно — не сдамся. Всё равно — будет по моему. Смейтесь, пока мне плохо. Радуйтесь, пока, моим проблемам. И прячьтесь, когда я их решу и справлюсь. А я их решу. И я — справлюсь." — Пальцы рук, странным образом переплетаются, создавая причудливые плетения. Загадочный подарок Игоретты, путешествует по моему телу, замирая, нервно подрагивая, как чуткий нос гончей и снова странствует, странствует, странствует.
Звонкий щелчок в голове и мир встает на место.
Мне уже просто спокойно.
Есть только одна фраза, приводящая меня в дикий гнев: "Все будет хорошо!"
"Не будет хорошо. Будет — по моему! Надоело мне это самое, лживое, "хорошо"".
Вдох и выдох.
Всё.
Это снова — я.
Всем — привет!
Рассмеявшись, прихожу в себя.
— А ты, чего не на кухне?! — Тимур замер у входа в зал. — И чего сумеречничаешь? Случилось что?
Странно заботливый голос. "Что ж, надо соответствовать..."
— Задумался, простите, товарищ старший помощник капитана!
— Задумался? И о чём задумался, целованный?
— Почему, в дальнем космосе, нет ни китайцев, ни японцев, ни негров?
— Ух, ты! — Тимур Олегович Катич, устроился в кресле рядом. — Из каких же ты глубин вылез, дикарь?
— Я не дикарь. Я — "безобраз"! — Поправляю я его.
— А... — Многозначительно тянет старпом. — А воспользоваться информаторием, звёзды запрещают?
— Можно и информаторием... — Пожал я плечами. — А можно и спросить.
Тимур внимательно посмотрел на меня.
— Есть мнение, что надпространство, это путь домой. Человечество, пришло со звёзд, обустроило Землю и должно идти дальше. Но, за то время, что мы прожили на земле, появились люди, гордящиеся чистотой своей крови. Люди стали — народами. Народы — государствами. Человек, снова вернулся к звёздам. Но, звёзды не любят гордецов. Их кровь, закипает в венах, стоит им выйти в надпространство. Чем чище кровь — тем страшнее смерть. — Тимур поежился. — Все эти негры, японцы, китайцы, все, кто считал свою расу избранной, самой лучшей, единственной, подписали себе вечное проклятье. Проклятье не шагнуть к звёздам.
— И, что, оставить им Землю? — Сорвалось у меня. — Они не оценят подарка, склоняя наши поступки, на все лады.
— Может быть. — Катич покрутил головой, разминая затекшую шею. — Но, это и их мир!
— А ничего, что это и наш мир? Очень миленько, господа устроились: "Ах, мы такие хорошие, что нас земля не отпускает! Привезите нам кусочки звёзд, а мы вам свое веское "фе", громко скажем!"
— Ну, зачем ты, так?
— А как? Их на земле, 4-е миллиарда! 4-е миллиарда человек, из которых, заняты полезным трудом, от силы — миллиард. Остальные — потребители.
— Они разводят скот, собирают урожай, строят жилье.
— Они строят его для самих себя. Для самих себя они разводят скот. Только для себя. Тимур, я кок, я знаю, с каких планет у меня на складе припасы. С Земли их всего — 5 — 7%. Так что, не надо мне говорить, кто и где разводит и собирает. Одни — сидят на своем континенте и требуют к себе уважения, за то, что когда то, их сделали рабами. Забывая, что в рабство их продавали, собственные царьки. Другие, расселились по островам и гнут пальцы от родства с божественными силами. А сами — сходят с ума от извращений и электронных наркотиков. Поправь меня, если я не прав. Почему, Голландия, выкупила планету, обустроила её, а Индия — не смогла? Ах, да, извините, у них "чистая кровь", они летать не могут.
— Зря ты так.
— А как? Им тесно в своих границах, они устраивают войнушки. А люди, которые могут летать — занимаются тем, что вывозят их беженцев, спасают их семьи, кормят их детей! И они же остаются во всем виноваты. "Ах, вы для нас границу не открыли! Ой, вы нас не тем кормите!" Тимур, существа, не способные остановить зло в себе, принесут его другим.
— И что, не кормить? Не спасать?
— Да.
Тимур отшатнулся от меня.
— Пусть решают свои проблемы сами. Перережут друг — друга, туда им и дорога. Я всегда, с радостью, уступал дорогу самоубийцам. Пусть лучше сдохнет один дурак, чем прихватит с собой еще десяток умных, старающихся его спасти.
— Я очень надеюсь, что то, что ты говоришь — на самом деле, ты так не думаешь. — Осторожно подбирая слова, начал Тимур. — Я не впервые встречаюсь с таким мнением. Это мнение... Это мнение не хорошего, злого человека.
— Тимур, помнишь, ты сказал, "узнать в информатории". Я — узнавал. Только ТРИ страны, из гордящихся своей чистотой крови, Только три! Проводят эксперименты и ищут возможности, обойти ограничение. Китай, искренне верит в анабиоз. Ирландия и Шотландия — уже два поколения смешивают свою кровь. Остальные — сидят и ждут, когда им принесут Звёзды, на тарелочке. И — только они постоянно что — то требуют, воюют и — кричат! Они живут в благодатном климате, способном прокормить всю землю, а им возят гуманитарную помощь. И, попробуй не привези — "ах, нас умирать оставили!" Ау, это вы, сами, свои поля сжигали, угоняли скот у соседей, довели их. А теперь — "помогите нам, мы бедные, у нас война."
— Они наши соседи, Данн.
— Когда мои соседи буянят, я вызываю полицию. Они платят штраф, оказываются в тюрьме или патрульные, сами, на месте, объясняют что с ними будет. Этого хватает. Может быть, хватит жалеть и пора пороть?
