Новое место жительства

— В смысле? — ошарашено спросил я, отгоняя целую вереницу предосудительных картин, промелькнувших перед мысленным взглядом. — Ты что, с ней...

— Нет, — покачал головой Юрка. — Я вообще, если хочешь знать, ни с кем не "что". Даром что в одной комнате, и ты подумал...

— Ну, я подумал... кстати, и я тоже... — пробормотал я. Юрка поднял брови:

— Ты-и?!

— Ну... да. Разное такое было, а это — нет, ни разу... — я махнул рукой: — Ну и что?

— Ну и я вроде как прописался у неё. Как здесь — обязательно заглядываю. Мелкие её меня папой стали звать. Мне сперва смешно было, неудобно — жуть... — он замолк. Я тихо спросил:

— А сейчас?

Он поднял глаза. И твёрдо сказал:

— Сейчас — нормально.

— Ну и правильно, — пожал я плечами.

— Да я не об этом, — Юрка показал на большущий дуб в стороне от тропинки. — Давай присядем... Вон хорошее местечко.

Действительно, попалось подходящее место — полянка, похожая на комнату с плотными зелёными стенками. Мы расседлали коней (я почесал своего мерина над глазами, и он положил голову мне на плечо, прижмурившись), насыпали им в холщовые торбы-намордники овса из сумок и, разувшись, уселись на кем-то положенных буквой П возле могучих дубовых стволов брёвнышках. Видимо, не мы одни тут "передыхивали". Брёвнышки оказались как бы закреплены большими корнями, выступавшие из земли, и я, присев именно на корень, неожиданно ощутил различимую пульсацию — корень был живой...

В одной из Юркиных сумок оказались фляжка с квасом, хлеб, мясо, что-то вроде фруктовой жевательной конфеты — в виде небольших квадратиков, внешне похожих на мармелад. Лена положила ему с собой в дорогу. Я начал было есть, но Юрка вдруг с неожиданным остервенением бросил нож и выругался.

— Понимаешь, — он с настоящим отчаяньем посмотрел на меня, — я не шучу. Я их обеих люблю. Обеих, честное слово, Владька! — он ударил кулаками по земле и откинулся к корням дуба, то ли смеясь, то ли плача. — С какой рядом — ту и... — он стукнул кулаком уже по дубу (тот, конечно, даже не шелохнулся). — А если они вместе... было пару раз... — он криво усмехнулся, помотал головой. — Ой, тогда вообще... А главное — по-моему, они обе об этом догадываются, Владька!!! Точно догадываются!!! — в его голосе прозвучала настоящая паника.

— Я полюбил двоих —

я не могу без них,

ни без одной из них

я не могу... — пробормотал я.

— Что? — Юрка бешеными глазами уставился на меня.

— Ничего, — я пожал плечами и уже громко сказал — прочёл:

— Как мне быть?! Я лгу в лицо обеим!

Я говорю одной

то же, что и другой —

что я её люблю!

И я не лгу...

— А... — Юрка обмяк. — "Собор Парижской Богоматери"... Belle... Да. Помню. Пожалуй.

— Мы с тобой знакомы неделю, — сказал я, срывая травинку и вставляя её в зубы. — Почему ты говоришь об этом мне, а не Ромке, например?

— Потому что ты... потому что ты мой брат... — тихо сказал Юрка.

Я лёг — почти упал — на бок, опершись на локоть. И долго смотрел на Юрку. Он не отводил глаз, и я, опустив голову, сказал:

— Да. Твой брат. Но я ничего не могу тебе посоветовать, честно.

— Да я и не жду совета... — он поднял нож, подбросил его, поймал, не глядя, нехорошо, по-больному, усмехнулся: — Ладно. Я просто рассказал, если уж на то пошло... Понимаешь, Нинка — это воин. Такое редко бывает. Чтобы не какая-нибудь там Лара Крофт придуманная, дура ротастая. Или там эти феминистки какие-нибудь, которые считают, что не хуже мужиков всё могут делать, а на самом деле просто мужиков стараются в баб превратить, потому что иначе никак доказать своё равенство не получается... Нет. Она — Воительница. Настоящая. Если она рядом — считай, спина прикрыта... а ведь так не про каждого парня скажешь. А Ленка — это дом. Очаг. С ней всегда спокойно, уютно... Знаешь, Владька... когда отец погиб... — он снова подбросил нож, поймал. — Мама... она тогда была... у неё должен был... — он коротко вздохнул: — Она родила мёртвого... мёртвого ребёнка. Мальчика. Моего брата. Понимаешь, они не только отца убили. Но и моего брата...

Я молчал. Но, когда он подбросил нож в третий раз — поймал тяжёлый клинок... как раз за секунду до того, как он вонзился бы в колено Юрке — он сам не поднял рук.

Поймал, порезав пальцы. И протянул оружие Юрке:

— Не надо, — сказал я. — От этого не легче. У тебя есть мать. А у меня...

Я промолчал, не договорил. Облизнул пальцы. Облизнул снова. Кровь имела привкус железа. Юрка взял нож.

— Поедем дальше, — сказал он.

— Поедем, — согласился я. — Но сперва ты поешь. Да и я ещё пожую.

* * *

И мы снова ехали. И, казалось, не было разговора на полянке у дороги.

Но я знал, что не забуду его никогда, этот разговор. Даже если мы об этом больше не заговорим — тоже никогда.

А Юрка уже говорил о другом. Но тоже об интересных вещах, об очень интересных. Не знаю — может, он отчасти хотел отвлечь себя и меня. Но вещи и правда были интересными...

— Мы уже знаем все ошибки, которые совершило человечество, все тупики... — Юрка сорвал, привстав в стременах, листик, растёр в пальцах, с наслаждением понюхал. — Мы не попадёмся в старые ловушки. Мы, конечно, сопляки, но мы всё учли. Очень постарались всё учесть... Поэтому думаю, что мы пробежим полторы тысячи лет развития человечества за два-три поколения. Например, у нас никогда не будет "грязной" добычи энергии, привычной юридической и финансовой системы... Мы через них просто перешагнём.

— А про сопляков тебе кто сказал? — поинтересовался я. Юрка недовольно покосился из седла:

— А почему ты решил, что мне это кто-то сказал?

— Да слышно же по голосу, — я усмехнулся. Юрка тоже ответил усмешкой:

— Наш общественник. Я полгода назад всё то, что тебе сейчас излагаю, на уроке обществознания выдал в виде домашнего реферата. Слово за слово, пошёл спор с учит... с преподавателем, — нужно было слышать, как Юрка это слово произнёс. — Ну и в конце я получил бронебойный аргумент, что мы сопляки и не видим, что капитализм единственно верный путь развития человечества.

— И пару? — догадался я.

— Угу, — кивнул Юрка. — Такие не упускают никакой возможности напомнить, что они взрослые и могучие, как хрен бога Имбала у Говарда.

— Кстати, а как же деньги? — мне вдруг стало интересно. — У вас что, полный натурообмен?

— Не, не угадал, — Юрка помотал головой. — Деньги с передержкой. Это Максик Саппа из Интернета скачал. Ну, вернее, сейчас мы правда вообще без денег обходимся, но года через два-три уже будут серьёзно нужны. Будет такая штука... уже эскизы есть... В общем, будут деньги. Только их станут перепечатывать каждый год. Когда год кончается — те, у кого они на руках, сдают их в общак княжества. И получают меньше, чем сдали. Типа как процент, только удерживается.

— Японский городовой! — вырвалось у меня удивлённое восклицание. — Значит — нет процентов на рост, нет ростовщиков, нет смысла копить деньги, а есть смысл поскорее от денег избавиться, чтобы на конец года не прогореть!

— Сечёшь! — Юрка врезал мне по плечу, склонившись с седла. — А как избавиться? На них что-то покупать, строить, делать! То есть — развивать страну! Нашу страну!

— Могучая мысль, — пробормотал я, увлекаясь всё больше. — Ну а технологии?!

— А тут ещё проще, — гордо сказал Юрка. — Человечество загрязнило планету чем? Сжиганием угля, нефти, мусора разного химического... Мы ничего этого делать не будем. Пока — печи для отопления, электричество — от ветра, кое-где солнечные батареи есть, потом увидишь... Потом — атомные станции, а там доберёмся до термоядерных реакций. У нас на ногах не висит никакая система, понятно? И к тому моменту, когда мы выйдем в космос, нас будет жить на планете максимум сто-сто пятьдесят миллионов. То есть, мы даже ещё и не подойдём к порогу перенаселённости. Дальше смотри. Этот мир более однороден климатически. Я тебе уже говорил. Тут нет тропических и вообще южных болезней, самых страшных — чумы, холеры, африканских лихорадок... Нам не грозят эпидемии. Да и контингент у нас тут почти весь не привитой, беспризорники — значит, у них абсолютно здоровая иммунная система, не ослабленная и не изуродованная вакцинами. Мы прикинули — в здешних семьях будет по 4-6 здоровых детей. Это значит, что уже через двадцать лет тут будет минимум около пятнадцати тысяч "аборигенов", даже не нюхавших всех прелестей Земли типа свинца в грибах и диоксина в воде. Я уж не говорю о наркоте и бухалове! И это я считаю только прирост по нынешнему населению, а ведь и с Земли переселяются постоянно! С массовым образованием будет хуже, я думаю, что у нас лет на пятьдесят идеалом станет просто чтобы все были грамотные и около того... Знаешь, Владька, оказывается на самом деле по-настоящему хорошо учить детей — если не преподавать, а учить — это адски сложная штука. Наука из наук... А может, и не наука никакая, а что-то типа колдовства или магии. Это я по маме знаю и вижу. Но это мы преодолеем, да и потом — сюда уже все библиотеки перетаскали, и в виде дисков, и как распечатки. Можно сказать, владеем всем культурным и техническим наследием человечества. Да и ребята есть разные... — он явно что-то не договорил.

— А религия? — спросил я.

— Да не смеши, — отмахнулся Юрка. — Какая религия у беспризорников нашего возраста? Пока об этом и не думает никто, а потом, мне кажется, появится какой-нибудь языческий культ... Ромка вон очень старается славянских богов реанимировать, может как раз у него и получится. Мне это мало интересно.

— Слушай... — я замялся. — А войны? Понимаешь, это всё-таки в природе человека... ну, по крайней мере, так говорят...

— В природе, — согласился Юрка неожиданно легко. — Но большие войны всегда возникали там, где народу становилось много, а средства передвижения были примитивными. Вот и приходилось у соседей отнимать землю. А у нас не тот случай. Мы средствами передвижения займёмся в первую очередь. Вот тебе дирижабль, вот вокруг целая планета. Лети и бери земли сколько хочешь и где хочешь. То есть максимум что будет — это такая же фигня, как сейчас. Чьё-то тупоумное властолюбие, отягощённое просмотром голливудских боевиков. А с этим мы справимся. У нас ведь есть не только холодное оружие. Мы огнемёты делаем и даже ружья — гладкоствольные, правда, по образцу английской "Brown Bess"(1.). Тоже из И-нэта качнули. А скоро начнём делать нарезные.

1. "Шатенка Бесс" — так за цвет деревянных частей было прозвано гладкоствольное дульнозарядное ружьё, почти полтора века состоявшее на вооружении английской армии. Оно стреляло круглой пулей.

— А социальная система? — снова вспомнил я школу и уроки обществознания. — Ну, угнетение человека человеком...

— Да нет никакой социальной системы, — ответил Юрка. — Не, правда нет. Зачем она нам? У нас общество свободных людей. Каждый занимается тем, чем хочет — при соблюдении простых условий: он не живёт за чужой счёт, не причиняет другим вреда и готов в случае чего сражаться за наш мир. Если возникает какая-то проблема — её решают вместе.

— А князь? — вспомнил я Яна. — Он?

— Просто есть несколько человек, которые лучше всего приспособлены именно к чему-то одному и лучше них никто этого одного не сделает, — пояснил Юрка. Помялся и продолжал: — Я, например, такой. Но я ищу новые места, исследую, составляю карты. А Ян — воюет. С природой... ну и с врагами тоже, куда без этого... Кстати, он на Земле не был никаким беспризорным. Я не знаю точно — кем, но беспризорным не был. Он сюда просто сбежал. Не как мы — а насовсем... Ромка — ну, вроде как духовный идеолог... Но нас таких меньше десятка. Мы называем себя... — он снова замялся. — Мы называем себя Капитул Русского Ордена Освоения (1.). Смешно, да? — почти агрессивно спросил он.

1. В рыцарских орденах — коллегия руководящих лиц.

— Нет, — возразил я. — Когда люди что-то делают — это уже не смешно. Я пока не всё понял, но... Юр... и всё-таки... — я поболтал рукой в воздухе. — Зачем ты всё-таки посвятил меня во всё это? Разве у вас мало людей?

— Для того, что я придумал — мало, — сказал Юрка. — Помнишь чертежи "Летящего к рассвету"? — я кивнул. — Это наш самый скоростной дирижабль. Пока. И самый новый. Есть ещё три небольших патрульных и два "грузовика". Но у них намного меньше скорость, и баллоны меньше — у "Летящего..." он в сто двадцать метров длиной и почти тридцать высотой в сечении, верх выложен кремниевыми солнечными батареями, а крейсерская скорость на электромоторах пятьдесят километров в час; может дать и до ста двадцати, но это уже под дизелями.

— Дирижабль... — я покачал головой. — Это же не самолётик бумажный, даже не верится... одну документацию добыть...

— Да ерунда, — неожиданно грустно ответил Юрка. — Наш мир давно превратился в склад никому ненужных сверхдоступных знаний... Я когда информацию по этому дирижаблю искал — нашёл на сайте воздухоплавателелей. Полную информацию. Там счётчик посещений есть, за семь последних дней — сорок два человека. И реклама плавает — такая... с сисями и попочкой... Меня как кто под руку толкнул — я туда зашёл, подтвердил, что мне уже "больше восемнадцати"... а там тоже счётчик. За те же семь дней — за сто тысяч посетителей, Владька... — он встряхнулся. — А вообще да, конечно, было сложно, что и говорить. Уйма труда, уйма материалов, уйма времени, уйма расчётов, это и правда не модельку на столе собрать из готовых деталек... А сколько убеждали, что само строительство нужно, сколько было споров! И всё-таки мы его построили... Как ты думаешь, зачем?

У меня перехватило горло от дикого восторга.

— Кругосветное путешествие, — сказал я. Уже зная наверняка, что угадал.

— Точно, — сказал Юрка. — За шесть недель мы облетим Беловодье по экватору. Снимем карты. Вообще... ну... посмотрим на этот мир как следует. Мне нужен экипаж из шестнадцати человек. У меня есть двенадцать, включая меня самого — всё ребята из нашего клуба. Конкурс офигенный, желающих много, но мне не годится любой-каждый...

— Кругосветное путешествие... — повторил я, плохо слушая Юрку. Настоящее путешествие. Такое, о каких я читал. Совсем новые земли, земли, где и правда "не ступала нога человека"... и куда не придёт помощь, как ни нажимай кнопки мобильника. Но меня не пугала эта мысль.

— Ты парапланерист, стрелок, боксёр, самбист, — говорил Юрка. — Я не говорю, что ты смелый парень — трусов тут просто нет, они сюда не попадают. Но ты умеешь много такого, чего большинство тут пока не умеет. Я очень рассчитываю на тебя. Но... — он вздохнул, покусал губу. — В общем, есть примерно один шанс из трёх, что мы не вернёмся. Дирижабль не облётан на дальних. Местность впереди совершенно неизвестная. Накроемся — и ни могилы, ни памятника, ни даже пластикового мешка с номером.

— Я не боюсь, — коротко ответил я. Юрка вздохнул снова:

— Я не о страхе, я же сказал. Просто я хочу, чтобы ты решил, нужно ли это тебе.

Нужно ли?!

Я засмеялся. Смешок родился где-то в горле и вырвался неожиданным звонким бульканьем; Юрка отшатнулся в седле, а я уже хохотал — взахлёб, мотая головой, словно у меня началась истерика. Но нет — это была не истерика. Совсем не истерика.