Выжить

Я перевернулся на живот, подставляя спину прохладному ветерку. Шрам всё ещё немного болел и чесался, но не доставлял особого дискомфорта. Я практически о нём забыл. Порезы на руках и ногах болели, конечно, сильнее, но и на них я не обращал внимание. Я знал, что завтра уже всё пройдёт.

Я принялся рассматривать широкую реку, наблюдал, как ветер гоняет маленькие волны, как течение гонит гнилое дерево и понял, что выбора у меня нет. Вниз по течению и только так! Это единственный вариант. Не буду углубляться в лес — там потеряюсь в два счёта. Ориентироваться на местности я не умею, а компаса у меня нет. Да я даже не уверен, что в этом мире есть полюса, чтобы компас смог определить где север, а где юг. Кто его знает, работал бы он вообще? Значит, самое лучшее направление — следовать за течением. Мелкая река впадает в крупную. А вот куда будет впадать крупная, придётся выяснить опытным путём. Но выяснять это я начну не завтра. Пару-тройку дней тут побуду, если не вмешается какой-нибудь неожиданный фактор. Рыбёшки наловлю и насушу в дорогу. Она, вроде бы, очень жирная и должна быть вкусной даже подсушенной. Мне её хватит на некоторое время. Воду придётся брать в реке и кипятить на привалах. Сейчас я уже не настолько страдаю от жажды, чтобы согласиться пить её сырой. Могу и подождать, пока термическая обработка уничтожит микробы...

Я хмыкнул, удивляясь собственным мыслям. Уже в который раз я замечаю, что думаю такими словами, которые в реальной жизни вообще не употреблял. Мой словарный запас был скуден: сказывалась нехватка образования. Моя профессиональная карьера началась на первом курсе Института Физической Культуры. Я даже школу закончил с грехом пополам. А здесь рассуждаю сам с собой, как не рассуждал в своём мире.

— Возможно, это неспроста? — прошептал я, принял сидячее положение и активировал щит. — Возможно он имеет к этому отношение?

Я плавно водил рукой из стороны в сторону, смотрел на щит из чистой энергии и думал над тем, имеет ли он какое отношение к тому, что с головой у меня стало куда лучше. Возможно, мне вправили мозги? Как бы глупо это не звучало. Возможно, я подопытный кролик и сейчас надо мной проводят эксперименты? Смотрят, как долго я смогу выживать в этом мире и не сойти с ума. И выживу ли вообще...

А может просто пойти да утопиться в этой реке? Зачем мучиться?

Я встряхнул головой и вскочил: что, блин, за странные мысли? Чего они мне в голову лезут? С хрена мне топиться? Я ушёл от тех жутких тварей не для того, чтобы утопиться. И щит мне явно не для этого дан. Он дан для того, чтобы я выжил! Иначе и быть не может. И если я решу сдаться, то какой во всём этом был смысл? Сколько я уже дней брожу? Голодаю и испытываю жажду... Много. И ради чего всё это? Чтобы прекратить мучения, потому что света в конце тоннеля я не вижу? Да, возможно, я обречён на мытарства. Да, возможно, на этой планете кроме меня никого нет. Но я не сдамся пока это не выясню! Если надо, я обойду весь этот мелкий земной шар. Буду искать, пока не смирюсь. Или пока не сойду с ума от одиночества. Но пока сдаваться я совершенно не готов. Мой путь только начинается...

...Солнце красиво уходило в закат, радуя наши глаза. Мы с котёнком прикончили остатки рыбы, сидели у костра и наблюдали, как оно плывёт по небу. Молча любовались и даже Уилсон не издавал посторонних звуков. Он принял важную позу, облокотившись на мою ногу, и завороженно смотрел. Жёлтые глаза его практически не мигали, а усики восторженно шевелились.

— Красота-то какая, да? — спросил я и услышал утвердительное мурчание. — Мы будем видеть этот закат ещё долго. Через пару-тройку дней отправимся вдоль реки. Нечего тут задерживаться. Будем искать жизнь.

Уилсон подозрительно уставился на меня.

— Разумную жизнь, я имею в виду, — усмехнулся я. — Тех, кто может говорить, а не только слушать. Ты не знаешь, есть ли тут такие? Такие, как я, например?

Но на этот вопрос он предпочёл не отвечать. Не пошевелил усами, не подмигнул, не промурчал что-нибудь эдакое. Просто зевнул, не прощаясь запрыгнул на ближайшее дерево, и исчез в ветвях.

— Очень приятно было с тобой пообщаться! — крикнул я ему в след и поморщился: жуть какая, с детёнышем рыси разговариваю.

Я одел полностью высохшую одежду, натянул носки и пощупал кроссовки. Они всё ещё были мокрыми внутри, хоть давно уже стояли у костра. Я отставил их подальше, подкинул ещё дровишек и постарался поудобнее устроиться на лежанке. Мне нужен был сон, ведь завтра предстояло много дел...

...Уже четвёртый день мы с маленьким котёнком шли вдоль берега. Останавливались, только когда начинались сумерки, и двигались дальше с самым рассветом. Рыбы наловить за всё это время мне никак не удавалось и мы держались на тех запасах, которые я сделал ранее.

На берегу мы пробыли три дня. Я постоянно рыбачил, разделывал рыбу и развешивал сушиться. Не уходил от лагеря дальше, чем на сотню метров, обустраивал жилище и упражнялся со щитом. Однажды ночью мне приснилось, что у меня его вырвали из руки. Кто-то безликий придавил запястье тяжёлым башмаком, вцепился в щит двумя руками и вырвал из меня по живому. Боль была такая, словно коренной зуб вырывают без наркоза. Я дико заорал и проснулся. Принялся оглядываться в темноте и инстинктивно подкинул дров в затухавший костёр. Пламя осветило страшные жёлтые глаза и я не сразу понял, что это Уилсон. Он смотрел на меня как гипнотизёр и я моментально поддался его гипнозу. Страх куда-то отступил, появилась лёгкость и удовлетворённость. Я чувствовал себя наркоманом под кайфом. Глупо улыбаясь, лёг на подстилку из свежей травы и почти мгновенно заснул. Но когда проснулся, прекрасно помнил тот сон. Он казался мне таким реальным, что я действительно испугался. Испугался того, что каким-то образом могу лишиться щита. Мне казалось, что так я лишусь частички себя.

С тех пор я регулярно занимался со щитом во время привалов и вечером перед сном. Сам придумывал упражнения и приёмы. Прикрывался и атаковал. Приучал своё тело реагировать быстро и действовать эффективно. Наносил размашистые удары, которые могли бы разрезать на несколько кусков любой предмет. Атаковал наискось, атаковал горизонтально. И мне это нравилось. Я не чувствовал, что делаю что-то противоестественное. Щит казался мне неотъемлемой частью моего тела. И упражняться с ним для меня стало так же естественно, как делать утром зарядку.

Но заниматься стало сложнее, когда впервые пошёл дождь. Я было обрадовался, но радость моя вышла недолгой — дождь шёл в течение следующих двух дней. Он практически не прекращался и мне с трудом удавалось развести огонь на ночь. Мокрая древесина не хотела загораться и тлела. Приходилось сначала просушивать растопку и хворост. Я прятался под деревьями, прикрывал небольшой костерок самим собой, фыркал от едкого дыма и пытался греться. Котёнок страдал не меньше моего и часто бывало, что я раздражённо прогонял его, когда он пытался забраться ко мне под ветровку. Непрекращающийся дождь вымотал меня окончательно. Сделал раздражительным и злым. С каждым часом проведённым под дождём, не имея возможности где-нибудь укрыться, я всё больше поддавался апатии. Понуро брёл под струями, прижимал к груди мокрого котёнка и чувствовал, как он дрожит.

К концу третьего дня, когда дождь наконец закончился, я чувствовал себя прескверно. Начался сухой кашель. В горле словно наждачной бумагой протёрли, а в носу свербило, отчего я постоянно чихал. Все симптомы простуды были на лицо. Горячая кипячёная вода, которой я напоил себя на привале, немного помогла, но ночка выдалась не из лёгких. Температура поднялась и я всю ночь дрожал, свернувшись калачиком у костра. Мой маленький друг Уилсон помог заснуть, как помогал ранее, но вылечить меня он не мог. Организм боролся, но и ему на это требовалось время. Я дрожал у поваленного дерева, укутавшись листьями, и проклинал всё на свете.

За всю короткую ночь я так и не заснул. Измученный и опустошённый поднялся как только рассвело. Раздул угли и подкинул дровишек. У дерева стоял шест, который я таскал на себе всю дорогу. Там оставалась половинка от тушки сушеной рыбы и я понял, что скоро опять придётся корчить из себя рыбака.

Часто кашляя, я спустился к берегу, набрал воды и заметил, что панцирь протекает. Небольшая трещина проходила прямо по центру, а значит дни его сочтены. Я не стал его ставить на огонь, а аккуратно разместил рядом. Вода теперь закипит не быстро, но хоть не вытечет вся.

— Да уж, — пробормотал я. — Скверно дела идут. Скоро без ёмкости останемся.

Котёнок лежал недалеко и занимался гигиеной. Он изменился за последние дни. Подрос немного, что ли. Мех стал более жёстким, мордочка, казалось, огрубела: глаза сузились и прекратили быть жёлто-чёрными блюдцами, нос стал шире, а оскал зловещим. Он превращался в настоящего хищника. И даже впервые поймал птицу на земле. Я немного был шокирован, когда увидел это своими глазами. Он затаился, совершил невероятный прыжок и сбил её лапкой в полёте. Пригвоздил к земле и, вместо того, чтобы вцепиться зубами в горло, разорвал острыми когтями на две части. Зрелище было чересчур кровожадным и я поспешно отвёл взгляд. Мне наконец стало понятно, насколько опасен будет этот маленький хищник, когда подрастёт...

— Уилсон, рыбу будешь? — спросил я, наблюдая, как он умывается. — Это последняя половинка. — Он сразу вскочил и утвердительно мурлыкнул. Я отодрал мясо от хребта и дал ему грызть кости. Затем нарезал несколько полос перочинным ножом и положил рядом. — Не подавись костями, смотри.

Прикончив рыбу, я почувствовал себя немного лучше. Всё ещё кашлял и чихал, но горло уже не драло. Обжигаясь, я напился кипятка и ощутил как выступил пот. Я вытер лоб, понял, что температура всё ещё есть, и поднялся.

— Идём, малыш. Устроим перерыв в середине дня. Тогда и отоспимся. Найдём тенёк и поспим. Надеюсь только, что дождя больше не будет.

Трещина в панцире увеличилась, но я не хотел бросать его. Какой-никакой, а это всё же котелок. Он значительно облегчил мне жизнь. Котёнок убежал вперёд, а я взял палку и последовал за ним. Мы пробирались по пахучему лесу до самого момента, когда солнце достигло зенита. Нещадно парило. Дышать стало тяжело и мы выбрались ближе к берегу. Сил разводить костёр у меня уже не осталось. Я выбрал местечко у одинокого деревца, нарвал травы сколько смог и обессиленно рухнул.

— Уилсон! Иди сюда! — помахал я рукой котёнку. — Мне потребуется твоя помощь. Сделай так, чтобы я заснул. Мне нужен отдых.

Понял он меня прекрасно. Выпучив глаза, теперь уже я смотрел на него, как гипнотизёр. Как наркоман, у которого ломка. Котёнок недовольно фыркнул и в моей голове вновь промелькнули картинки: он призывал меня успокоиться и расслабиться. Это было настолько очевидно, что я даже улыбнулся. В очередной раз понял, что без этого пушистого малыша, я бы вряд ли справился.

— Хорошо, хорошо. Лежу спокойно, — сказал я и попытался расслабить все мышцы. Закрыл глаза и выдохнул. А когда вновь открыл, наши взгляды пересеклись. Я понял, что опять начинаю уплывать и пробормотал. — Спасибо...

...Когда я проснулся, солнце всё ещё было высоко. Уилсон лежал рядом и не отрываясь смотрел на меня. Я похрустел суставами и прислушался к организму. Ощущалась лёгкая слабость, но чувствовал я себя вполне отдохнувшим. Мышцы уже не гудели, горло совершенно не болело, но когда я говорил, всё ещё гундосил.

— Чудеса да и только, — пробормотал я и погладил котёнка по голове. — Эх, мне бы так восстанавливаться после матчей... Вставай, малыш. Идём дальше. Сегодня рыбалки не будет. Сам ночью поохотишься. А я попробую порыбачить завтра.

Котёнок радостно подскочил и рванул вперёд. Я улыбнулся, погладил отросшую бороду и пошёл за ним следом. Организм опять продемонстрировал удивительную регенерацию. Он восстанавливал сам себя с завидной быстротой. И лёгкая, но неприятная простуда очень быстро пошла на спад. Дома я бы дней 5 чихал и кашлял. А сейчас за короткие местные сутки всё прошло. Надо лишь давать телу отдых. Могу хоть целый день пахать, словно вол запряжённый в плуг. А потом, чтобы прийти в себя, мне надо всего лишь поспать. И я буду как огурчик. С такими способностями мне вполне по силам выжить в лесу...

...Уилсон долго бежал впереди, скакал и подпрыгивал. Что-то мурлыкал себе в усы, а потом будто заметил добычу, сорвался с места и погнался за ней, петляя между деревьев. Я заметил как он забрался на ствол вдалеке и исчез в кроне.

— Хоть бы мне разочек куропатку какую принёс, — усмехнулся я и продолжил идти вдоль берега. Смотрел на пейзаж широкой реки, который за все четыре дня ничуть не изменился, и удивлялся её продолжительности. Уже столько километров отмотал, а она всё такая же широкая и неторопливая.

Я шёл в течение получаса, а котёнок всё не появлялся. Хоть за него я не особо переживал — он неоднократно находил меня в дороге, когда исчезал, охотясь, — но всё же решил остановиться. Принялся высматривать его среди деревьев, но никакого движения не обнаружил. Прислушался и услышал звук похожий на всплеск. От берега я немного отдалился и реку видел лишь в редких просветах между деревьями. Всплеск повторился и я подумал, что у самого берега плещется рыба. Я затих и стал потихоньку передвигаться. Перехватил походную палку острым концом вниз, чтобы сразу нанести смертельный удар.

Но неожиданно я услышал пение. Кто-то у берега то ли мурлыкал, то ли напевал какую-то мелодию. Я замер, словно поражённый молнией. Поковырялся в ушах для профилактики и прислушался. Мне не показалось: у берега действительно кто-то что-то напевал.

Осторожно ступая по свежей траве, я шёл на звук. Прятался за толстыми стволами и пытался рассмотреть, что же там такое. Взобрался на небольшой холмик, который скрывал от меня водную гладь, спрятался за деревом и аккуратно выглянул. Увидел обнажённую спину молодой женщины, которая опустилась на корточки и сидела на на мостках из деревянных досок. Я застыл на месте ни в силах вымолвить ни слова.

Девушка что-то напевала под нос, черпала воду из заводи, омывала тело и небольшую грудь. Её странные одежды, казалось, сшитые из грубого сукна, были спущены ниже пояса и распластались на мостках. Я заметил плохонькую обувь из кожи, распущенные светлые волосы, тонкие ручки и проступавшие на худой спине позвонки. Она плескалась и совершенно не замечала происходящего в округе. Не замечала меня, вылупившегося на неё глазами сексуального маньяка. В этот момент я не думал о ней так, конечно, но смотрел с не меньшей страстью. Я не мог поверить своим глазам! Передо мной был самый настоящий живой человек! Именно что человек! Ни мышонок, ни лягушка, ни неведома зверушка... Это был человек! Это была женщина! Я смотрел на неё с открытым ртом, а внутри меня уже рождался вопль. Я был готов заорать от счастья. Хоть я прирос ногами к земле и не мог сделать и шагу, начал понимать, что не один в этом мире. Я долго скитался и, наконец-то, кого-то нашёл. И это была не ужасная когтистая тварь.

Мои руки заледенели, вцепившись в ствол, и я лишь с трудом их оторвал. Забыл обо всём на свете, оставил своё убежище и попытался подойти поближе. Но случайная ветка, невовремя попавшаяся под ногу, выдала меня. Раздался характерный хруст и девушка резко обернулась. За те пару секунд, что мы смотрели друг на друга, я навсегда запомнил её образ. Красивый овал лица с тонким носиком и маленьким ротиком, как у актрис голливудских фильмов 30-х годов прошлого века. Светлые курчавые волосы, выразительные глаза с живыми бровями. Рот мой всё ещё был открыт, но он захлопнулся со щелчком, когда я перевёл взгляд на небольшую, но очень пропорциональную грудь. Сердце моё забилось с утроенной скоростью и тут девушка закричала. Её громкий крик, полный ужаса, казалось, разнёсся на многие километры в округе. Она скрестила худенькие ручки на груди, спрыгнула на землю, запуталась в подоле и упала. Перепачкалась в прибрежной грязи, а затем снова вскочила. Посмотрела на застывшего меня широко открытыми глазами и, продолжая верещать, устремилась прочь. Я заметил узкую тропинку меж деревьев, по которой она побежала не оглядываясь, и не смог заставить себя сделать хотя бы шаг. Мои ноги действительно приросли к земле. Я до сих пор не мог принять того, что увидел. Я хотел гнаться за ней, но не мог пошевелиться. Находился в состоянии глубочайшего шока и мог лишь слушать её дикий визг, который не прекращался ни на секунду.