операция "клык волка"

Он хлопнул меня по спине, придавая ускорение и я по курсантской привычке помчался за вещами. На моей кровати действительно лежали собранная сумка и парадный мундир. Офицерский, с лейтенантскими погонами. Ух ты! В самых смелых мечтах мы иногда грезили об таком. Одеть, а потом выйти, прогуляться по центральной улице крупного города и чтобы побольше девушек в спину глядело.

Черт, опоздаю! Я побыстрее свернул мундир, кинул его в прорезиненную сумку и полетел к КП, где стояла спарка генерала.

Оладьин посмотрел на часы, но ничего не сказал, значит, я уложился в отведенное время. Кинул сумку на сетку багажного отделения, сел на место второго пилота, пристегнул ремни. Все, теперь мои обязанности сводились только к смиренному сидению и разглядыванию внутренностей сушки. А посмотреть стоило.

Машина Свекольникова ранее принадлежала какой-то шишке, и только потом перешла к генералу за непонятные заслуги. Впрочем, судя по его послужному списку, Свекольников машину заслужил.

— Су сделана в экспортном варианте, с форсированным двигателем, гравитационная решетка дает почти удвоенную тягу, — начал пояснять Оладьин. — она стала очень скоростной, но перегруженной, неманевренной. Стандартному варианту уступает и в бою с ним не имеет никаких шансов. Их и сделали-то десятка два и практически все в подарок приезжим политикам. Этот хотели вручить немецкому канцлеру — бывшему военному пилоту, но накануне приезда его правительство ушло в отставку, а сушку передали ВВКС. Захаров и вручил ее Свекольникову за заслуги так сказать оптом взятые. Смотри какая красота.

Кабина была отделана настоящим красным деревом, до сих пор отдающим экзотическим запахом, везде понапиханы бархат, кожа, по моему представлению настоящая, позолота — роскошь для простого человека несопоставимая.

— В сущности, у этой машины одно преимущество — удрать можно, — продолжил Оладьин, — люблю на ней гонять, но генерал дает машину крайне редко. Только в виде награды в период повышенного положительного настроения. Повезло, что тебя в Москву вызвали, а Свекольникову благодарность объявили за подготовку таких кадров.

Он отдал ручку тяги и сушка стремительно поднялась вверх и вперед. Оладьин был пилотом, как говорится от бога, нам, начинающим котятам, было до него как шавке до льва. Перегрузка вдавила в кресла, настраивая на оптимистичный лад.

— А вот, товарищ полковник, — сделал я наивное лицо, — нам на занятиях по ТБ указывали на необходимость соблюдать правила полетов.

Оладьин засмеялся. Занятия по технике безопасности вел он сам и прекрасно понял направление моей невинной критики.

— Исполнение инструкций по ТБ обязательны для всех, особенно для молодых пилотов, имеющих еще мало полетной практики. Бедняга Рымаров, надеюсь, стал тебе примером, к чему приводит грубое нарушение существующих требований. Так что учил эти инструкции ты не зря, жаль зачет принять не успели, а то отлились бы тебе все придирки к командирам.

Я поежился и кивнул. Слава богу, пронесло. Что б я еще раз полез с этими инструкциями...

— А теперь, товарищ лейтенант, жду от вас замечаний по нарушению ТБ, — лукаво потребовал Оладьин.

Часто ли возникает такая счастливая возможность. Я поднапрягся. Скорость взлета..., направление..., предполетная подготовка... Да что его, зацепить не за что?

— Нет запроса на взлет? — высказал я догадку.

Оладьин делано-досадливо заметил:

— И этот курсант уже получил диплом пилота!

Да, тут я ошибся, аэродром училища оборудован защищенными автоматизированными пятками взлета, кибер тарелки сам связывается с системами аэродрома без опасности перехвата. Конечно, будь это боевой вылет, пилот все равно должен связаться с дежурным и доложить о вылете. Но к нам это не относится.

Пока я искал возможность придраться, Оладьин привел машину на военный аэродром и посадил рядом с громадой "Антея", отвел на отведенное мне место.

— Учись, лейтенант, — сказал напоследок полковник. — Инструкцию надо соблюдать, но творчески, ибо она не является твердой гарантией твоей сохранности. Бывай. Желаю так же стремительно наращивать список сбитых врагов, как начал. И поменьше озорничать.

Он хлопнул меня по плечу и поспешил из машины — "Антей" уже готовился к взлету, а его пилотам было совершенно наплевать на не успевших покинуть борт.

Глава 17

В Москве шел моросящий октябрьский дождь. "Антей" сел на аэродром под Одинцово. Я набросил ремень сумки с пожитками через плечо, вышел из машины в эту морось и озадачено уставился на сумеречную обстановку Подмосковья. Основной аэродром дивизии находился в районе Химок. Следовательно, требовалось узнать, нет ли попутного борта, ибо перемещаться наземным и подземных транспортом сначала к Москве, а затем через Москву к Химкам долго и муторно. Желание повидать столицу я подавил сразу. У меня не было пропуска, а служебная отметка, сделанная в персональном компьютере (персонкомпе), свидетельствовала только о прибытии к беркутам, но никак не объясняла блуждание по Москве. Сведущие ребята как-то рассказывали, какие в столице свирепые патрули. Цепные псы им в подметки не годятся.

В небольшом вокзалике-дежурке человек на двадцать народу было человек двадцать. Иначе говоря, забит он был до предела. Наличествовали одни офицеры в звании от капитана до полковника. Рядовой и сержантский состав сюда не пускали. Мне стало не по себе. Хоть и не курсант уже, но все равно самый младший по званию.

Кое-как продрался к столику дежурного, сиротливо прижавшемуся к стене в глубине комнаты. Сидевший за ним капитан внимательно посмотрел на меня, не меняя холодного выражения лица. Козырнул, представился, спросил на счет транспорта до дивизии. Услышав о беркутах и разглядев знак хищной птицы на груди, капитан подобрел, проследил за бегущими строчками расписания аэродрома. Предложил:

— Через полчаса подходи, должен сесть грузовой борт с запчастями в Химки, отметится у меня, груз заберет, я на тебя покажу, долетишь, а там рядом, пешком доберешься.

Я поблагодарил и отошел. Поскольку все кресла были заняты, вжался в стену, стараясь быть незаметным, поставил у ног сумку. Офицеры негромко переговаривались, кто-то перекусывал, а кто просто разглядывал потолок. Все они, как и я, были пассажирами — транзитными или улетающими с этого аэродрома. Пожилой подполковник с техническими эмблемами недовольно покосился на мой сырой плащ, накинутый на комбинезон, но ничего не сказал. Я его понимал, сырая прорезиненная ткань дешевого военного производства попахивала не очень приятно. Пришлось немного, насколько получалось, отодвинуться. Остальные вроде бы на меня не обижались. Незаметно я задремал. Помогла курсантская привычка спать в любом месте и в любом положении.

— Кто здесь лейтенант Савельев? — неожиданно сквозь дремоту пробился голос дежурного.

— Так точно! — мгновенно ответил я совершенно бодрым голосом, хотя еще спал. Практика работы с Коромыслом научила и не таким штучкам.

Дежурный распорядился, встав по стойке смирно:

— Подойдите ко мне, с вами будет разговаривать главнокомандующий военно-воздушными и космическими силами Российской Федерации генерал-полковник Захаров.

Я удивился. Конечно, генерал-полковник теперь знал меня в лицо, даже "Единорог" вручил. И успешно сбитые сушки и шершни тоже пошли в зачет моей известности. Но сколько у главкома таких офицеров?

— Лейтенант Савельев! — доложил в трубку.

Равнодушный металлический голос ответил:

— Ждите. Главнокомандующий сейчас подключится.

Прошло несколько томительных мгновений, когда в трубке щелкнуло — меня переключили на Захарова и знакомый голос проговорил:

— Здравствуй, лейтенант.

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник.

Дежурный, стоявший напротив меня, вытянулся еще сильнее, услышав мое обращение. Остальные замолчали, чтобы, не дай бог, помешать разговору.

— Как настроение, лейтенант?

— Благодарю вас, хорошее. Еду в легендарную дивизию.

Генерал помолчал, спросил:

— Свекольников мне очень хвалил тебя в знании материала номенклатурных документов.

— Так точно. Выполнял ваше распоряжение.

— Да, я помню. Вначале это была довольно злая шутка, чтобы обуздать одного сорванца. Однако она принесла большую пользу. Если бы все мои приказы выполнялись так прилежно. — Он помолчал. — Вот что, лейтенант. Беркуты хорошие пилоты, но дух партизанщины, которую распространил при нашем попустительстве Ладыгин, перешел все границы. Вольности в одежде, субординации, конечно тоже не допустимы, но в общем-то терпимы, если они не достигают больших размеров. Но нарушения в регламенте проводимых полетов, элементарные нарушения техники безопасности, лихачество при проведения маневров не допустимы. Передо мной лежит рапорт командира дивизии. За последний месяц в дивизии восемь серьезных нарушений, в том числе два с человеческими жертвами. Погибло 2 пилота и 6 представителей наземного состава. Еще 7 техников искалечены. Две сушки разбиты в смятку. Даже Ладыгин и тот стал понимать необходимость наведения порядка. Совсем глушить ребят мы, разумеется, не будем. Некоторая вольность — профессиональная черта пилотов. Но навести порядок надо.

Я стоял и ничего не понимал. Как меня нашел штаб главкома, было понятно. Все мы с рождения находимся под контролем государства. По достижению полугода после рождения в мочку правого уха вшивают биоимплант с разными техническими наворотами, в том числе маячком, который легко отследить соответствующими приборами.

Но зачем главкому соединяться с простым лейтенантом? Поднял глаза. Комната напоминала последнюю сцену "Ревизора". Офицеры, замерев в разных сидячих и стоячих позах, напряженно молчали.

— Я решил рискнуть. Сора из избы выносить не будем. Станешь пилотом дивизии и параллельно неофициальным представителем главнокомандующего с соответствующими полномочиями. Только не резвись там. Но порядок надо навести. Ладыгин в курсе. Сработайся с ним. Он лицо заинтересованное.

— Так точно, товарищ генерал-полковник! Есть провести проверку XVI авиадивизии "Беркут".

— Все. По прибытии в дивизию с тобой свяжется мой адъютант, даст тебе мои телефоны — служебный и личный и перешлет электронный оттиск печати представителя главкома. До свидания!

— До свидания, товарищ генерал-полковник.

Я отключил таблетку мобильного телефона.

— Спасибо, товарищ капитан.

Капитан неожиданно козырнул, отчеканил:

— Служу Российской Федерации. Разрешите продолжать работу?

???

— Да, пожалуйста, — с некоторой с заминкой сказал я. Чего это он? У меня на погонах выросли генеральские звезды?

Невольно скосил глаза. Нет, две маленькие звезды лейтенанта. Я козырнул в ответ и отошел к стене. Удивился продолжающейся тишине. Офицеры — народ дисциплинированный и раньше переговаривались негромко, если и смеялись, то беззвучно. Теперь же они едва не шептались. Я их напугал?

Остановился на прежнем месте около сумки. Подполковник, посмотрев на меня снизу вверх, подумал и сказал усатому капитану, явно своему спутнику:

— Ты сходи-ка покури. А то потом не до этого будет.

Капитан удивленно посмотрел на него, но подполковник сделал неуловимый жест рукой и он вышел:

— Товарищ лейтенант, садись... садитесь-ка со мной, стариком.

Его хитроумные потуги были видны налицо. Посадить рядом со собой и вытянуть максимум информации. Отказывать старшему по званию неприлично, да и опасно, когда глаза горят таким яростным любопытством.

— Спасибо, товарищ подполковник.

Даже не дождавшись, пока я усядусь, подполковник, повернувшись в мою сторону, спросил:

— А почему тебе... вам звонил сам Захаров... это ведь Захаров звонил?

И что ему сказать. Сразу все изложить, пустив изумительную сплетню о беркутах, которую можно интерпретировать как угодно, но все равно негативно для моих будущих сослуживцев. Оставался универсальный ход:

— Так точно, товарищ подполковник!

Подполковник задумался. Переспрашивать, значит, показать себя тугодумом, а то и полным дураком. А делать это при такой непонятной, но высокопоставленной фигуре, как я, опасно. Так можно и до отметки в файле личного дела договориться. А ему скоро на пенсию выходить. Отпустят с минимальной...

— Слушай, — он все же решился перейти на ты, — а ты правда беркут?

Я кивнул и небрежно распахнул плащ. Эмблему дивизии знали все, подполковник сразу увидел, кивнул. Его углу обзора мог позавидовать любой комплекс ЦСУ, он разглядел и другие знаки отличия.

— Уже второй класс, — удивленно произнес он. — Как же ты сумел... Там такие допуски... Десятки часов боевого налета, сбитые машины, количество схваток... так тебе сколько лет?

Я подумал и чуть-чуть надбавил:

— Двадцать шесть.

Оказалось, мало надбавил. Подполковник озадачился еще больше.

— Я вторую группу допуска получил в 35 лет. А ты уже... Шустрый, не зря с главкомами общаешься.

От дальнейшего допроса меня спас дежурный. Хотя для него ничего не стоило рявкнуть на всю дежурку лейтенанта Савельева, он пробрался среди офицеров сам и, став по стойке смирно, как перед генералом, доложил о прибытии грузового Ту-201.

— На нем есть четыре пассажирских места. Я распорядился, чтобы одно было закреплено за вами.

Я поднялся, козырнул подполковнику, спросил капитана, как найти мое судно.

— Я отправлю вас на аэродромной машине, — радостно сказал капитан.

Чудны твои дела, господи! Или меня принимают за замаскированного ревизора в чине генерала, или один разговор с генерал-полковником сделал меня лицом неприкасаемым из касты избранных.

Я вышел из комнаты дежурного, мельком глаза увидев, как встали все офицеры.

У входа стоял "газик" — детище горьковского автозавода Нижнего Новгорода, производившего некогда машины с двигателями внутреннего сгорания, кое-как передвигавшихся по земле, а сейчас представлявший легкий атмосферный гравитатор с высотой полета до 3 км. Модель, стоящая передо мной, была двухместной.

— Отвезешь товарища лейтенанта в синий сектор, — строго приказал капитан чернявому водиле солдатского сословия, — к тушке 1209, поможешь сесть.

Солдат отрапортовал, что понял, капитан еще раз козырнул и убрался в дежурку.

Водила оказался лихачом, как это часто бывает у любимцев начальников, но мне пришлось летать и на не таких скоростях, поэтому глаз зажмуривать не стал.

Ту-201 в этой жизни был старым обшарпанным малым универсальным транспортником, способным летать как в атмосфере, так и по Солнечной системе. В передней части была сделана кустарным способом пассажирская каюта на несколько мест, куда меня и завели. Сумку с пожитками я попытался взять с собой, но солдат ловко ее подхватил, увернулся от моих страждущих рук, и понес в каюту. Пришлось идти следом.

Я поблагодарил солдата, отпустил его и сел у иллюминатора, намереваясь посмотреть на прелестные уголки Подмосковья.

Впрочем, долго лететь не пришлось. Подмосковье небольшое, особенно для скоростных гравитаторов. Вскоре машина села в Химках.

Глава 18