Дэвид Вебер "Брат по мечу" (Бог войны)

Хоутон начал задавать другой вопрос, затем закрыл рот со щелчком, когда хмурый взгляд волшебника внезапно сменился чем-то другим.

— Ах! — сказал он с чем-то, что звучало неоправданно похоже на удовлетворение. — Так вот что она задумала. Довольно умно, на самом деле.

— Что умно? — потребовал Хоутон.

— Она нашла способ использовать искусство, не нанося прямого удара ни по одному из нас. — Он кивнул сам себе. — Очень хорошо, джентльмены. Не последуете ли вы за мной?

У Хоутона отвисла челюсть, когда Венсит протиснулся мимо Базела и направился прямо по центру прохода. Морской пехотинец посмотрел на возвышающегося градани, и Базел пожал плечами.

— Я вообще понятия не имею, какие черви забрались ему в мозг на этот раз, — сказал он. — И все же, я думаю, тебе лучше вспомнить, как давно он снимает головы черных волшебников.

— И это должно заставить меня чувствовать себя лучше? — потребовал Хоутон. — Опыт — замечательная вещь, Базел. Но — поправь меня, если я здесь ошибаюсь — разве это не то, что можно испортить в один момент?

— Ах, но я думаю, что именно это делает жизнь такой интересной, — ответил Базел и последовал за волшебником по туннелю.

Хоутон взглянул на Машиту, и молодой капрал пожал плечами. Затем они вдвоем последовали за своими товарищами.

* * *

— Берегись, Тримэйла! Он идет прямо на...

Тримэйле не нужно было предупреждение Гарсалта. Или, скорее, это пришло слишком поздно, чтобы принести ей какую-либо пользу. Она подняла глаза со своего места на дальней стороне перекрестка как раз вовремя, чтобы увидеть, как на нее спокойно выходит высокий старик с горящими глазами.

Всего на мгновение она почувствовала внезапный, недоверчивый прилив надежды. Она не могла поверить, что после всех этих столетий Венсит из Рума попал в такую абсурдно простую ловушку. И все же он был там, и когда он сделал еще один шаг, сработало заклинание, которое она спрятала в каменном потолке над перекрестком.

Это заклинание было несложным. Правда, для его создания потребовалось недюжинное мастерство волшебницы, особенно в такой короткий срок, но это было только из-за задействованных уровней силы. Что касается сложности, то она была примерно такой же тонкой, как топор для разделки мяса. Когда Венсит полностью вступил на перекресток, камень над ним просто разлетелся вдребезги. Они находились глубоко внутри холма, под более чем двумястами футами твердой породы и земли, и заклинание Тримэйлы раскололо эту массивную породу, как кувалда раскалывает шифер. Потолок рухнул, бесчисленные тонны камня и грязи обрушились вниз точно сформированной и контролируемой лавиной, и Венсит из Рума оказался в самом центре этого обвала.

Губы Тримэйлы растянулись в хищном торжествующем оскале. Видения реакции Карнэйдосы, могущества и наград, ожидающих человека, который, наконец, убил самого древнего и опасного врага Контовара, промелькнули в ее голове. Но Венсит даже не взглянул вверх. Его горящие диким огнем глаза не отрывались от нее, и бурное ликование от ее триумфа стало чем-то совершенно иным, когда он показал ей разницу даже между самой могущественной колдуньей с волшебной палочкой и диким волшебником.

Сотни тонн, обрушившиеся на него, внезапно остановились. Сфера света, сверкающая теми же переливающимися цветами, что и его глаза, вырвалась из самого воздуха вокруг него. Она обвилась вокруг него, а затем взревела с вулканической силой. Она поймала лавину Тримэйлы, остановила ее в воздухе, а затем — без усилий — взорвалась вверх в извержении дикого волшебства, которое затмило все, что когда-либо представляла себе Тримэйла. Камень и почва, которые она превратила в свое оружие, взметнулись ввысь. Он не просто остановил лавину, не просто отвел ее в сторону. Заклинание Тримэйлы работало с естественной силой притяжения; Заклинание Венсита сделало гравитацию несущественной, и каменная пыль посыпалась вниз, когда он взорвал яму глубиной в двести футов в содрогающемся склоне холма над ними.

Челюсть Тримэйлы отвисла, когда она внезапно обнаружила, что стоит под открытым небом на дне огромной конусообразной шахты, открытой грозовым небесам наверху. Удары молний хлестали небеса, обрушивались сплошные потоки дождя, и гром грохотал, как гнев самого Томанака. Стены шахты были гладкими, как стекло, оплавленные и отполированные обжигающим дыханием дикого волшебства, и холодный дождь мягко струился по ним. Она имела сорок футов в поперечнике у основания и, по крайней мере, в три раза больше у вершины, и кожу волшебницы покалывало и потрескивало от эха заклинания Венсита.

Нет, не его "заклинание", ошеломленно осознала она. Это было вовсе не заклинание. Это была просто грубая, сфокусированная сила, вырванная прямо из самого поля волшебства.

Ни один колдун с волшебной палочкой не смог бы этого сделать. Уровни мощности, подобные этому, требовали чрезвычайно осторожных манипуляций со всеми возможными мерами предосторожности. Но Венсит не использовал ни одну из них. Он просто дотянулся до энергии, из которой была соткана вся вселенная, и направил ее силой своей воли. Она всегда знала, что эта способность хватать поле волшебства за горло была тем, что действительно делало дикого волшебника самим собой, но она никогда на самом деле не видела этого, и знание, которое всегда было теоретическим, не подготовило ее к реальности.

Несколько камешков упали на пол туннеля, и последний слой каменной пыли осел, осыпав костюм Тримэйлы для верховой езды, как мука, и окутав ее лодыжки острым, пахнущим пылью туманом. Капли дождя падали вниз, разбрызгивая пыль на ее костюме большими темными кругами, и Венсит посмотрел на нее.

— Это было грозное заклинание, миледи, — тихо сказал он. Новый раскат грома прогремел над головой, но звук был каким-то далеким, скорее дополняя напряженную, звенящую тишину, чем нарушая ее. — Немногие волшебники с волшебной палочкой смогли бы сотворить это так быстро и так хорошо.

— Очевидно, — услышала она свой собственный голос, — это было сделано недостаточно быстро и хорошо.

— Очевидно, — согласился он. Она оглянулась через плечо на туннель, где оставила своих оруженосцев, но туннеля там больше не было. Она увидела только гладкую поверхность камня, такую твердую, как будто туннеля никогда не существовало, и повернулась к Венситу.

— Не является ли это довольно серьезным нарушением ваших драгоценных Правил? — спросила она.

— Ни в коем случае, — улыбнулся Венсит. — Я мог бы позволить твоей лавине прорваться по туннелю ровно настолько, чтобы раздавить их всех насмерть. В конце концов, не я был тем, кто это создал, не так ли? Но я этого не сделал. Им всем просто хорошо по ту сторону этой стены. Конечно, — его улыбка стала холоднее, — это также означает, что они на той же стороне, что и твой друг Гарсалт и Чердан.

Тримэйла напряглась, выражение ее лица было шокированным, когда он произнес эти имена.

— Как?.. — начала она, но Венсит только покачал головой.

— Боюсь, времени мало, миледи. Боюсь, твоему любопытству придется остаться неудовлетворенным.

Он поднял руку, и из нее вырвалась струя дикого огня. Она тянулась вверх, затем растекалась наружу, образуя сводчатый купол. Стороны этого купола опускались вниз, падая подобно занавесам, сотканным из радуг, пока не коснулись каменного пола, и Тримэйла из Контовара оказалась заключенной в великолепный полог света... с Венситом из Рума.

— Официальная дуэль? — Она услышала легкую дрожь страха, которую не смогла скрыть в своем голосе, и это унизило ее. Но Венсит, казалось, ничего не заметил. Он просто серьезно поклонился ей, и она с трудом сглотнула.

В своем роде предложение тайной дуэли было одновременно комплиментом и милостью, хотя она должна была признать, что в данный момент было немного трудно смотреть на это таким образом.

По крайней мере, дикое волшебство действует быстро, — сказала она себе и, собрав все свое мужество, вышла в центр светового полога Венсита, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

Он ждал ее с какой-то безжалостной вежливостью, и она сунула руку в рукав своего костюма для верховой езды и достала волшебную палочку. Венсит просто стоял там с пустыми руками, ожидая, и она нахмурилась. В нем было что-то такое, что становилось сильнее по мере того, как она подходила ближе.

Нет, поняла она. Это чувство становилось сильнее не потому, что она была ближе; оно становилось сильнее, потому что он позволил этому случиться. Или, скорее, потому, что он позволил чарам, о существовании которых ни один карнэйдосец даже не подозревал, ненадолго ослабнуть, позволил ей увидеть, что было заперто в нем.

Ее глаза сузились, затем опустились на меч на его боку и расширились от внезапного, потрясенного понимания. Неудивительно, что он так много знал, сумел так точно предсказать столько атак!

— Мои комплименты, Венсит, — услышала она свой голос. — Я всегда удивлялась, как даже дикий волшебник может видеть будущее так точно, как это всегда удавалось тебе. Спасибо тебе за то, что ты все-таки удовлетворил мое любопытство.

Он слегка поклонился, затем выпрямился.

— Мое имя, — сказал он на безупречном древнем контоварском, — Венсит из Рума, и моей высшей властью как лорда Совета Оттовара я признаю тебя виновной в нарушении Правил. Будешь ли ты защищаться, или я должен убить тебя на месте?

Тримэйла не ответила на официальное обвинение и выбор. Во всяком случае, не на словах. Традиция, согласно которой первый удар в любой тайной дуэли принадлежал более слабому из противников, если только он не решил не принимать ее, была более древней, чем сами Правила. В последние несколько мгновений Тримэйла осознала, насколько безнадежным на самом деле было ее положение, но какими бы ни были другие ее грехи, трусость не входила в их число. Волшебницей она жила; волшебницей она умрет, и ее палочка взметнулась вверх, изрыгая мертвенно-зеленые молнии.

Они рассекли воздух в направлении Венсита, как живые змеи, и он поднял руку. Это был простой жест, но Тримэйла вскрикнула, когда ее молнии разбились о его поднятую ладонь, а ответный удар разнес ее палочку на сотню дымящихся осколков.

Она стояла там, сжимая запястье другой рукой, согнувшись от внезапной боли в том месте, где взорвавшаяся палочка ужалила ее руку. Она прижала ее к груди, затем выпрямила спину и спокойно посмотрела на Венсита.

— Да будет так. — Его голос был тихим, почти нежным, но в нем не было милосердия, и он указал на нее пальцем. — Как ты выбрала, так и ответишь.

Последнее, что Тримэйла из Контовара когда-либо видела, была внезапная вспышка дикого огня из этого пальца.

XVII

Гарсалт откинулся назад, отшатываясь от образов в своем грамерхейне. Даже его мастерство в заклинаниях прорицания не позволило ему услышать, что произошло между Тримэйлой и Венситом после того, как щиты Венсита окутали их обоих. Но видеть он мог просто отлично, и ужас вскипел внутри него, как зимний зыбучий песок, когда тело волшебницы осело на каменный пол, как не более чем еще один слой каменной пыли.

Они оба погибли — Тримэйла, Ретак. И в глубине души Гарсалт всегда знал, что они оба были более могущественны, чем он. Особенно Тримэйла, которая была признанной мастерицей боевого колдовства. Более дюжины претендентов на ее место в Совете Карнэйдосы, большинство из которых имели обширный послужной список собственных побед, встречались с ней в тайных поединках. Никто из них не выжил, но Венсит уничтожил ее легко, почти небрежно.

Гарсалт захныкал. Каменная стена, которую Венсит возвел поперек туннеля, охраняемого оруженосцами Тримэйлы, перекрыла этот путь к отступлению. Был только один другой выход... и Венсит и Базел уже двигались к нему.

Руки лысеющего волшебника скребли друг о друга перед ним, навязчиво мыли друг друга, в то время как он содрогался от ужаса. Если Венсит смог уничтожить Тримэйлу так легко, то...

Его руки сжались так, что побелели костяшки пальцев, а челюсть напряглась. Во всем виноват Чердан! Он был тем, кто, должно быть, каким-то образом выдал местоположение своего храма. Это было единственное объяснение! И он также был тем, кто пообещал, что его драгоценный демон спасет их всех!

Волшебник повернулся спиной к светящемуся кристаллу.

* * *

Голова Чердана дернулась вверх, когда дверь жертвенной камеры распахнулась.

Его глаза вспыхнули алым огнем, а губы растянулись, обнажая острые зубы, когда его лицо исказилось в гримасе ярости от совершенно беспрецедентного вторжения. В тот момент, пропитанная кровью на его руках и наполненная яростью, оставшаяся человеческая часть его существа была едва заметна.

— Как ты смеешь?..! — начал он с шипящей, свистящей яростью, но Гарсалт нашел в себе мужество подавить панику.

— Они приближаются! — он зарычал в ответ. — Тримэйла мертва, и Базел, и Венсит, — Крэйхана, будь прокляты твои глаза! — будут здесь всего через десять минут!

Чердан замер, и червь страха, который становился все больше и больше внутри него, даже когда он отрицал его существование перед самим собой, внезапно превратился в сокрушительного питона.

Он уставился на помятого волшебника, пытаясь заставить свой мозг работать, но это было трудно. Все его существо было сосредоточено на церемонии связывания — на агонии жертвы и на том, как она утоляла его собственный внутренний голод, даже когда он предлагал ее слуге. О ритуале и умилостивлении. Страх, который он так решительно подавлял, ощущение чего-то неправильного, только усилили это сосредоточение. Теперь, впервые за все годы его службы Шарне, ритуал жертвоприношения был прерван. И даже не другим поклонником Скорпиона, а волшебником. Потрясение от этого богохульства было настолько велико, что почти вытеснило его страх.

Почти.

— Уберите его отсюда! — проскрежетал он, и один из его помощников вытолкал незваного гостя из комнаты. Он не особенно церемонился, вышвырнув Гарсалта обратно в дверь, а затем захлопнув ее за ним, и Чердан попытался восстановить свое внимание.

Он не мог. Его мысли, казалось, мчались во всех направлениях одновременно, сталкиваясь, отбрасывая друг друга дождем искр, скользя, как ноги по скользкому от воды льду, но одна из них пульсировала и билась сильнее всех остальных, даже несмотря на его опьянение муками жертвы.

Базел приближался... и он был почти на месте.

Он уставился на дверь, которая закрылась за Гарсалтом, еще на одну дрожащую секунду, затем повернулся обратно к алтарю.

* * *

Трейн почти исчез.

Его дыхание стало таким слабым, таким поверхностным, что только самый опытный целитель мог бы обнаружить это, а пульс, который бешено колотился, когда он корчился от их общей агонии, замедлился до предсмертного трепета. Он вложил слишком много себя в эту жертву. У него были последние резервы, его собственная душа опускалась все ближе и ближе к исчезновению, но он все еще держал связь.

Он больше не думал об этом. Действительно, он больше не был способен думать. И все же он не был способен отпустить ее. Какой-то последний запас решимости, почерпнутый не из тренировок или силы воли, а из того, кем и чем он был, и из обещания, которое он дал испуганной молодой женщине, удерживал его на месте. Щит, которым он окружил ее душу, истончался, становясь все более тонким и изодранным с каждым неглубоким, трепещущим вздохом, и за этим барьером зашевелился демон. Раздвоенный, скользкий язык ласкал слабеющую защиту мага. Он скользил по ней, смакуя лакомство, ожидающее с другой стороны, но не совсем способный проткнуть ее. Ещё нет. Но вскоре, понял демон. Скоро.