Великий и могучий

— Они не посмеют жаловаться, — неуверенно возразила Нина. — Старая тётка отлупила бойцов ОМОНа — это же смешно!

— Это очень смешно, — согласился парень. — Смеяться вам в случае чего предстоит не менее пяти и не более десяти лет.

— Как всё это понимать? — поинтересовался врач скорой помощи.

— Как хотите. Вы же медики, вот и окажите помощь этим двум достойным стражам порядка. Они немного пострадали. Подрались друг с другом, ну никакого понятия о дисциплине!

— Да мне всё равно, с кем они подрались, — отмахнулся врач и направился к пострадавшим.

— Мне нужно позвонить! — потребовала Нина. — Мой телефон лежал в сумочке, а её эти урки увезли с собой.

— У нас мало времени. Садитесь в машину.

— Если вы не дадите мне телефон, я сама его отберу.

— Ну что сегодня за день такой? Все почему-то хотят что-то у меня отнять. Сначала ключи от машины, теперь вот телефон. Куда это годится? Разве так нужно действовать, если желаете добиться успеха? Вы слишком привыкли полагаться на силу. Это плохо. Садитесь в машину. Как только поедем, я сразу дам вам телефон.

Нина схватила его за правую руку и провела великолепный приём, результатом которого предполагался вывих, а возможно, и перелом. Правда, парень как-то подозрительно легко выскользнул из захвата, и приём пропал зря.

— Хватит драк, — ещё раз попросил он. — Садитесь, пожалуйста, в машину, Нина Георгиевна! Медики уже наверняка позвонили ментам, нужно срочно отсюда убираться!

— Откуда вы знаете моё имя? — ошарашенная Нина, наконец, позволила себя усадить в автомобиль.

— Я знаю ещё много интересных имён, — похвастался парень, нажимая на газ. — Например, Анатолий Семёнович Рогов.

— Я ему и собиралась звонить, — выдохнула Нина.

— Вот и чудесно. Тогда я сам ему звякну, — он достал телефон, нажал нужную кнопку и дождался ответа. — Товарищ капитан, ситуация полностью вышла из-под контроля, — сообщил он.

— Что случилось? — откликнулся Рогов.

— На Нину Георгиевну набросились омоновцы. Она оказала сопротивление. У некоторых из них ранения средней тяжести. В данный момент мы с ней едем в моей машине по направлению к городскому УВД. Но машину вот-вот начнёт искать милиция.

— Сам-то хоть в драке не участвовал?

— Ну, практически нет. Так, самую малость.

— Понятно. Паркуйтесь на милицейской стоянке, скоро и я туда подъеду. Надо вызволять Павла Дмитриевича. Заодно выясню там кое-что, — Рогов прервал связь.

— Что происходит? — почему-то шёпотом поинтересовалась Нина.

— Не знаю. Дело ведёт капитан, вся информация у него. Я только выполняю его приказы. Следил за вами и докладывал ему. Расспрашивать меня смысла нет.

— Я думала, что он один ведёт расследование.

— Глупости. Время героев-одиночек давно ушло. Побеждает всегда команда. Так, ладно, вот и наше УВД. Выходите из машины.

Они вышли, и парень повёл Нину к другой машине, стоявшей поблизости. Водитель открыл им обе дверцы, как только они подошли. Нина села вперёд, парень — на заднее сидение.

— Здравствуйте, Нина Георгиевна! — поприветствовал её водитель. — Если вам интересно, Павел Дмитриевич чувствует себя неплохо. Он уже в сознании. Правда, его били и наверняка будут бить ещё, но убивать и даже калечить в их планы явно не входит.

— Можно ли сейчас что-то для него сделать?

— Нет. Не штурмом же нам брать это здание. Скоро приедет товарищ капитан и разберётся с ментами. У нас обоих таких полномочий нет.

— Вы тот агент, который следил за Пашей?

— Да, только не агент, а оперативник. Кстати, восхищён, как вы ловко отвлекли внимание этого так называемого спецназа на себя. И ведь все поверили, что вы тяжело ранены. И кричали, и плакали, и кровь изо рта...

— Кричать умеет каждая женщина. Лить слёзы по заказу тоже могут почти все, это легко. А кровь — прокусила себе щеку, вот и весь фокус.

— Точно, что фокус. Прямо почувствовал себя в цирке. С одним исключением — в цирке клоунов не считают спецназом. Вот скажите, они что, настоящий спецназ? Они дерутся, как дети из подготовительной группы! Это же просто позор!

— Успокойся, — попросил его парень с заднего сиденья. — Не так уж ребята и плохи, по нашим провинциальным меркам. Просто щадили подозреваемых, вот и всё. Ну их к монахам! Взгляни лучше, вон тот мент вот-вот поймёт, что именно на мою машину сейчас охотятся по всему городу.

Милиционер пристально разглядывал номер автомобиля, на котором приехали сюда Нина с оперативником спецслужбы, периодически переводя взгляд на запись в своём блокноте. Наконец, он принял какое-то решение, достал рацию и собрался докладывать о находке. Оперативник, следивший за Павлом, открыл дверцу, высунулся и подозвал милиционера к себе. Тот собирался что-то сказать, но при виде предъявленного удостоверения лицо его вытянулось, челюсть отвисла, а глаза округлились. Он даже попытался отдать честь.

— Не поднимай тревогу, — попросил сотрудник спецслужбы. — Представь, что ты ничего не заметил. Просто забудь об этой машине, и всё, хорошо?

Милиционер, мелко кивая, удалился со стоянки.

— А вот и товарищ капитан, — хором сообщили оперативники друг другу и Нине. — Что ж, наша операция близится к завершению.

— С чем вас и поздравляю, — откликнулась Нина. — А наша?

* * *

В беспамятстве Павел пробыл недолго. Открыв глаза, он понял, что едет сидя в микроавтобусе, руки у него скованы за спиной, и двое крепких парней надёжно держат его с обеих сторон. Наверно, можно было пнуть одного из них, но единственным результатом наверняка будут только дополнительные побои, а тело и так ныло от предыдущей порции оных. Осмотревшись вокруг, в чём никто ему и не подумал воспрепятствовать, Павел убедился, что Нины здесь нет.

— Где моя жена? С ней всё в порядке? — поинтересовался он.

Парень, державший его справа, лениво ударил его по лицу свободной рукой. Другого ответа на поставленный вопрос не воспоследовало, и Павел решил его повторить, но вновь вместо ответа получил затрещину. Дальнейший путь, впрочем, совсем недолгий, проходил в молчании.

Затем Павла выволокли из автобуса и потащили в здание, в котором он узнал городское УВД. Лифт вознёс его вместе с двумя спецназовцами и Кириллом на третий этаж, где и располагался кабинет, который Кирилл делил ещё с двумя офицерами. В кабинете Павла посадили на стул, а бойцы держали его за плечи, чтобы он не смог выкинуть какой-нибудь трюк. Хотя, в любом случае, что он мог бы сделать со скованными за спиной руками?

Кирилл не торопясь разместился за столом и начал разговор, а может, и допрос. Выглядел он неимоверно довольным.

— Павлуха, ну вот скажи мне, зачем вы устроили эту драку с ОМОНом? Теперь вас можно спокойно оформлять по триста восемнадцатой статье. Нападение на сотрудников правоохранительных органов, да ещё и бесспорно при исполнении служебных обязанностей. Но я бы хотел без этого обойтись. Мы ведь с тобой друзья и соседи, верно?

— Кирилл, скажи мне, что с Ниной?

— Подожди, дойдёт очередь и до неё. Значит, так. У меня есть заявление гражданина Михайлова Александра Николаевича о том, что он был жестоко избит супругами Воронцовыми без малейшего на то повода с его стороны.

— Не знаю такого. Что с Ниной?

— Знаешь ты его, Павлуха. Михайлов — это Миша. И он сейчас в больнице, в очень тяжёлом состоянии. Может выжить, а может и умереть. Если умрёт, на вас повиснет убийство, совершённое группой.

— Я могу позвонить?

— Право на телефонный звонок? — рассмеялся Кирилл. — Ты насмотрелся голливудских фильмов. У нас в России таких прав задержанные не имеют. Так вот, если ты сейчас напишешь явку с повинной, с тебя сразу же слетает обвинение в нападении на ОМОН. А избиение Миши — это ерунда. Любой судья решит, что так ему и надо, он же бандит.

— Что с Ниной?

— Павлуха, ну что ты заладил одно и то же? Нина в больнице, её готовят к операции. Оформим твою явку с повинной и поедем к ней вдвоём, проведаем. Она наверняка будет рада тебя увидеть. А ночевать будешь дома. Ну, что скажешь?

— Давай, напишу под твою диктовку.

— Нет, Павлуха, писать тебе я не дам. Чтобы ты писал, нужно снять наручники, а об этом тебе и мечтать нечего. Я же не идиот. Ты наверняка в драку полезешь. Мы сделаем иначе...

— Кирилл, запомни: если с Ниной что-то серьёзное, одному из нас не жить.

— Да что же ты, Павлуха, такой агрессивный? Ну, вот зачем эти угрозы? Знаешь, сколько раз мне угрожали в этом кабинете? Я к такому давным-давно привык! Короче, если ты сейчас не захочешь оформлять явку с повинной, ночевать будешь в камере, причём в наручниках. И камера будет не обычная, а прессовая.

— Кирилл, на самом деле ты понятия не имеешь, насколько серьёзно ранена Нина. Когда мы сюда приехали, её вряд ли даже до больницы довезли, и уж точно ни к какой операции не готовят. Дальше, ты мне тут рассказывал, что если помрёт Миша, нам светит обвинение в убийстве. Ты прекрасно знаешь, что максимум, который ты по этому эпизоду сможешь нам предъявить, это нанесение тяжких повреждений, или как там оно называется, тяжкого вреда здоровью. То есть ты мне непрерывно врёшь.

— И что из этого следует?

— А вот что следует: ты конченая скотина, я об этом знаю, и теперь ты знаешь, что я это знаю. Можешь больше не открывать свой вонючий рот, тот бред, что ты несёшь, никому не интересен. Мне-то уж точно.

— Павел Дмитриевич, вы забыли, где вы находитесь и кто тут хозяин. Ребята, объясните ему, что и как. Отмудохайте как следует! Кости не ломать, морду не портить. Остальное — полностью на ваше усмотрение.

Что тут и как, спецназовцы объясняли очень подробно, пиная Павла преимущественно по почкам. Он очень бы хотел вновь потерять сознание, но ему это не удавалось.

Тем временем один из офицеров вышел в коридор и позвонил по мобильному.

— Алло, Лысый? Напомни, Миша — твой человек? Да? А с каких пор твои люди катят нам телеги как терпилы? Как это нет? Я своими глазами его телегу видел. Ладно, разбирайся...

* * *

У Лысого не было оснований не доверять своему информатору в милиции. Какой смысл тому врать? С другой стороны, прошлым вечером звонил Миша и рассказал, что к нему приходил Кирилл (как только его нашёл?) и требовал ту самую бумагу, о которой и говорил информатор. Однако Миша уверял, что Кирилл ушёл от него без этой бумаги, а не верить Мише в таких вопросах тоже оснований не было.

Итак, вечером Кирилл ищет Мишу, Лысый ему сообщает, где тот отлёживается. Кирилл едет в больницу и требует, чтобы Миша подал заявление на Воронцова. Миша ему якобы отказывает, но наутро у Кирилла заявление имеется. В итоге получалось, что кто-то или врёт, или ошибается. Лысый не понимал, что происходит, а такого положения вещей он весьма не любил. Что-то необычное произошло в той проклятой больнице, и будь она под его крышей, люди Лысого легко бы разобрались, что именно. В их арсенале имелись весьма эффективные средства, заставляющие не только говорить правду, но и говорить всю правду.

Однако медсанчасти железнодорожников "покровительствовал" Вокзал, и вторжение на его территорию легко могло привести к крупной разборке, не нужной ни одному, ни другому. Вражды между Лысым и Вокзалом не было, но и особой дружбы тоже не водилось. Лысый ещё раз обдумал ситуацию, и понял, что рассматривал её под неправильным углом зрения. Он ведь считал, что его раненый боец случайно попал в "чужую" больницу, а это, скорее всего, было не так.

О дружбе Миши с Вокзалом он прекрасно знал, и тем не менее почему-то её не учёл. А ведь отсюда следует, что Миша, скорее всего, сам выбрал медсанчасть железнодорожников. Раз так, всё значительно упрощалось. При таких обстоятельствах проблему должен решать Вокзал. Лысый ему позвонил и всю историю подробнейшим образом изложил, утаив только ту деталь, что он лично помог Кириллу быстро найти Мишу.

Вокзал, наверно, знал Мишу лучше всех. Знакомы они были ещё с девяностых. Вокзал, тогда всего лишь рэкетир средней руки, пытался взять под контроль один лакомый кусочек, товарную станцию, где творились интересные вещи, в результате которых переходили из рук в руки довольно крупные нелегальные суммы. Тамошние грузчики платить отказались, и переговоры закончились банальной дракой. Грузчики по определению люди достаточно сильные, и уголовный мир терпел очевидное поражение. Поначалу дрались довольно лениво, но тут один из бандитов пустил в ход нож, и грузчики осатанели. Все бандиты с позором бежали, выкрикивая невнятные угрозы, а вот Вокзал не успел. По всему выходило, что этим неудачным наездом и завершится его пребывание в нашем грешном мире, но внезапно судьба послала ему спасение в лице случайного проходившего мимо незнакомого юнца, своей комплекцией напоминающего шкаф. Парень влез в драку, чем внёс изменения в соотношение сил. О победе, разумеется, и речи быть не могло, но неожиданное нападение ошеломило грузчиков, а когда они пришли в себя, Миша уже убегал, унося избитого до полусмерти Вокзала на плече. С тех пор Вокзал за Мишу готов был любому, как говорится в этой среде, "пасть порвать".

Прошлым вечером Миша звонил Вокзалу, рассказал, что Кирилл пытался заставить его накатать телегу на Воронцова, но, само собой, безуспешно. Миша был романтиком криминального мира, зная его, невозможно было представить, чтобы он пошёл на сотрудничество с властями. "Не, не по понятиям", по его выражению. Но и не верить Лысому оснований тоже нет. Вокзал подумал, что нужно разобраться с этим делом, для чего придётся ехать в больницу. Что ж, проведать кореша — тоже неплохо. Прихватив с собой телохранителя, он этим и занялся.

— Гы! Привет! — расплылся в улыбке Миша, увидев входящего в палату друга.

— Привет, Миша! Вот, решил взглянуть, как ты тут устроился. Тебе удобно?

— Ага.

— А чувствуешь себя как? Болит?

— Ну. Ничё.

— К тебе вчера тот мент приходил, Кирилл?

— Ага. Только обломался.

— А мог он тебя как-то обмануть? Типа ты думал, что подписываешь что-то другое, а подписал то, что он тебе подсунул?

— Не. Во! — Миша продемонстрировал загипсованную руку. — Как писать?

— Может, он сам за тебя подписал?

— Это хэ зэ. А зачем ему такая липа?

— А не мог ли он тебе вколоть какую-нибудь дрянь, которая волю подавляет, и ты подписал по его приказу, а сам ничего не помнишь?

— Не! Рука сломана. Писать не могу. Ручку даже держать не могу. И укол мне делали только один. Лепила здешний вколол, до сих пор жопа болит. И всё.

— Лепила? Не сестричка?

— Гы! Такая небритая сестричка, ага!

— Странно это, Миша. Врачи уколы не делают. Для этого есть медсёстры. А тебе, я так понял, сделал лично врач. Зачем?

— А хэ зэ.

— Вот именно. А у Кирилла, Лысый говорит, есть подписанная тобой телега.

— Да он гонит! Я никогда!...

— Спокойно, Миша. Я знаю. Кому лучше меня это знать? Сколько лет мы уже знакомы? Кирилл сделал какую-то подлость...

— Точно! Он по жизни беспредельщик!

— А лепила ему, похоже, помог. До Кирилла мне не дотянуться, руки коротки...

— Ага.