Граф-1. "За гранью Долга"

— Открывать ворота и поднимать решетки они и не будут, сир! Насколько я знаю, на стенах Запруды есть два барабана, на которые намотаны длиннющие канаты. Если у защитников крепости появляется необходимость скрытно выдвинуться на эту сторону ущелья, скажем, при осаде, то они соскальзывают по ним прямо в реку...

— И разбиваются о камни или тонут в водоворотах? — фыркнул монарх.

— Увы, нет: говорят, что воины Утерса Неустрашимого плавают в реке даже зимой. И не особенно от этого страдают... Так что, сплавившись по течению, они довольно быстро оказываются в тылу осадившей крепость армии и...

— Дальше можешь не рассказывать... — вздохнул король: на что способен десяток головорезов Логирда Утерса, пробравшихся в полевой лагерь, он знал и без рассказов командира Снежных Барсов. — Значит, ты планируешь забраться на стены по этим самым канатам? А что, должно получиться... О! Вспышка!! Вон там, прямо под воротами Запруды!!!

— Сигнал о том, что оба прохода расчищены, сир... — кивнул барон Игрен. — Значит, можно выдвигаться...

— А со стен его точно никто не увидел? — вглядываясь в еле видное в ночной тьме лицо командира Снежных Барсов, на всякий случай поинтересовался монарх.

— Нет. Они приподняли защитный полог только с нашей стороны, сир... Ткань на нем достаточно плотная. Именно для того, чтобы не пропускать свет искр от кресала...

— Что ж, не будем терять времени. Командуй...

...Проводив взглядом первые три десятка Снежных Барсов, под прикрытием маскировочных пологов поползших к Запруде, Иарус дважды щелкнул пальцами, и, с трудом дождавшись, пока проверявший обмундирование очередного десятка барон окажется рядом, хмуро поинтересовался:

— А где мой комплект накладок?

Командир Барсов почесал мясистый нос, потом посмотрел на носки своих сапог, и, тяжело вздохнув, мотнул головой в сторону небольшого уступчика, торчащего из скалы чуть ниже по ущелью:

— У меня все давно готово, сир... Только вот, может, все-таки стоит подождать, пока мои люди захватят стены?

— Идем. Поможешь мне все правильно закрепить... — пропустив мимо ушей последнюю фразу, приказал монарх. И, заметив, что барон не двигается с места, раздраженно зашипел: — Я тебе что, Бадинет Ленивец? Или Вильфорд Скромняга? Или Аристарх Бурдюк? О чем ты думал, когда предлагал МНЕ остаться? Я — король-воин! И не привык прятаться за спины своих воинов!

— Этим гордится вся армия, сир... — буркнул Игрен. — Только вот прежде, чем ввязаться в бой, до крепости надо доползти. А это...

— Военная хитрость чести не пятнает... — разозлился Иарус. — Если я не успею к краю рва до того момента, как твои люди подадут сигнал о начале штурма, эта военная кампания станет для тебя последней!

— Мы успеем, сир... — сглотнув подступивший к горлу комок, выдохнул барон. — Десяток моих лучших людей ждет, пока вы будете готовы...

— Вот это — совсем другой разговор... — ухмыльнулся Молниеносный, и, сместившись за скалу так, чтобы его не было видно со стен Запруды, быстрым шагом двинулся к свертку с накладками. И, с трудом дождавшись, пока обогнавший его барон достанет из него налокотники, вытянул перед собой обе руки: — Затягивай ремни, как положено. Не хочу, чтобы они мешали двигаться или отцепились...

...Увидев сноп искр, посыпавшихся со стены, Иарус приподнялся на локтях, и, убрав с глаз хлестнувший по щеке угол маскировочного полога, повернул голову направо. В ту же секунду барон Игрен, лежащий рядом с ним, схватил кремень с кресалом. И через мгновение ночную тьму ущелья разорвал сноп ярких, как звезды, искр...

'Хорошо, что там, внизу, шумит река...' — поморщившись от звука удара камня о камень, подумал король. — 'А то он бы перебудил всех защитников крепости...'

'Приготовились...' — 'прочитав' жест командира Снежных Барсов, Иарус оглянулся назад, и усмехнулся, заметив, что по поверхности дороги прокатилась едва заметная волна: воины расстегивали ремешки налокотников, наголенников и набрюшников. И доставали из ножен короткие мечи...

— Вы пойдете первым. В третьем десятке, сир... — тоном, не терпящим возражений, прошептал барон.

Лезть на стены самым первым монарх не собирался, однако, прекрасно понимая, что каждое его слово после штурма обязательно будет оцениваться обычными воинами, сделал небольшую паузу. И, грозно нахмурив брови, злобно прошипел:

— Это почему еще?

— Сигнал, который подали, не основной. Штурм начнется после того, как на стены поднимутся первые два десятка, и удостоверятся, что там все так, как и должно быть. То есть я хочу быть уверен в том, что там нет ловушки. Вот когда сигнал подадут они, тогда вы сможете подняться на стены... Как и положено королю-воину — первым...

— Что ж, так и быть... — буркнул удовлетворенный ответом барона король, и, перевалившись на левый бок, принялся разминать слегка затекшие пальцы правой руки.

— Канаты упали... — буквально через минуту выдохнул командир Снежных Барсов. — Сейчас должен рухнуть мост!

— Проснутся все, кто там есть... — представив себе жуткий грохот от удара края моста о скалу, монарх вдруг почувствовал, что его начинает знобить.

— Да. Поэтому у нас будет всего минут пять, чтобы занять северную стену и стены над захабом. И не дать защитникам расстрелять тех, кто будет защищать тревожный рычаг у внешних ворот...

— А если не успеем?

— Тогда кто-нибудь за него рванет, мост сложится пополам, рухнет в пропасть, и те из нас, кто в этот момент окажется в крепости, смогут забыть про подкрепление... — криво усмехнулся барон.

— У меня еще очень много планов на будущее. И умирать сегодня я не собираюсь... — фыркнул Иарус. — Так что можешь быть уверен: на стены над захабом не поднимется ни один вассал Скромняжки... Смотри! Мост задвигался!!!

...Лязг скручивающихся с лебедок цепей, скрип оси, на которой закреплен мост, жуткий удар по краю скалы..., и время словно сорвалось с места, увлекая в безумный водоворот и самого короля, и всех тех, кто в этот момент находился с ним рядом. Настоящее воспринималось урывками, так, как будто способность видеть и думать периодически куда-то пропадала. Силуэты летящих над мостом бойцов первых двух десятков вдруг сменились картинкой с двумя силуэтами, на мгновение замершими между зубцами стены с обнаженными клинками в руке; ощущение покалывания в ладонях от ворсинок толстенного каната — острой болью в колене от удара об угол зубца; растерянные вопли защитников, выбегающих во внутренний двор крепости — щелчками тетив коротких штурмовых луков, зажатых в руках невесть как оказавшихся по обе стороны от короля Снежных Барсов.

Бег времени вернулся к нормальному ритму только тогда, когда где-то справа заскрипели распахиваемые ворота, а сам Иарус сообразил, что стоит в тесной караулке под надвратной башней и растерянно смотрит на торчащий из дверного косяка арбалетный болт...

— Ну, нельзя же так рисковать, Ваше величество?! — ворвавшийся в его сознание возмущенный вопль барона Игрена заставил короля покоситься на зажатый в правой руке меч, и, вспомнив очередной фрагмент только что закончившегося боя, поднять взгляд на злого, как собака Снежного Барса.

— А как можно? — видя перед собой перекошенное лицо пятого пронзенного им защитника крепости, прошипел монарх.

— Мы же теперь перед ними как на ладони! Как только стало ясно, что ворваться в донжон на их плечах не получилось, надо было сразу забегать под прикрытие стен, сир! А вы рубились до последнего!!!

— Зато теперь и внешняя стена, и двор наш... — тщательно подбирая слова для будущих сплетников, пробормотал монарх. — Значит, каждое движение моего меча было НЕОБХОДИМЫМ! Кстати, как ты собираешься проводить армию перед донжоном?

— 'Черепахой', ваше величество... — слегка успокоившись, тоном ниже произнес барон. — Закроются щитами с боков и сверху — и вперед... Без потерь, конечно, не обойдется, но это уже неважно — дорога на Элирею открыта, и ее дни уже сочтены. Мы победили, сир!

— Не гневи Судьбу, Игрен! — поморщился король. — Она капризна и непоследовательна, поэтому радоваться победе мы будем только тогда, когда я сброшу с постамента родовой трон Берверов и водружу на него свой. Вместо того чтобы мечтать, лучше приведи мне тех, кого вы сюда засылали: хочу знать, как можно захватить донжон. А после того, как они мне все расскажут, я прямо тут награжу тех, кто ворвался в крепость в числе первых и сражался со мной плечом к плечу... Ну, что стоишь? Можешь не волноваться: выходить во двор под стрелы тех, кто сидит в донжоне, я не собираюсь...

Глава 24. Суор Заяц.

— Заяц, не спи! — голос отца донесся откуда-то издалека. И прозвучал как-то странно, словно со дна колодца. Суор даже представил себе этот колодец — узкую трубу, выложенную поросшими черным мхом голышами, на самом дне которой должно темнеть черное зеркало воды. Легкое поскрипывание ворота — и откуда-то сверху на зеркало медленно упадет тяжелая капля воды. Миг — и поверхность воды преобразится: волны, рванувшиеся в разные стороны, с легким шелестом столкнутся со стенами и...

— Зая-я-яц!!!

Черная бездна, в которой на мгновение появилось отражение его лица, подернулась странной рябью, потом откуда-то сбоку и сзади раздался жуткий хруст, и колодец исчез. А там, где только что разбегались круги от капель, падающих со дна поднятого кем-то ведра, возникла несущаяся в лицо земля...

...— Больно... — почувствовав острую боль в правой руке, выдохнул Суор. И заставил себя открыть глаза.

— Еще бы... — прошипел склонившийся над ним отец. И выругался. А потом, мрачно посмотрев на стоящего рядом с ним брата, вдруг отвесил сыну тяжеленную оплеуху.

— За что?

— И ты еще спрашиваешь? — ошарашено поинтересовался Кейр Комель. Потом ощупав голову сына, криво усмехнулся: — Голова цела. Соображать должен...

С трудом повернув голову влево, мальчишка почувствовал, что ему не хватает воздуха: рядом со стоптанным сапогом отца валялся аккуратный березовый чурбачок. За ним — еще два. А чуть ближе к дороге громоздилась целая гора дров, которая буквально недавно находилась на телеге! На той, управлять которой доверили ЕМУ!

— Я сейчас все загружу обратно... — выдохнул Заяц.

— Ты? Сейчас? — Комель нахмурился, склонился над лицом Суора, и, оттянув ему нижние веки, встревожено заглянул в глаза: — Чем? Куда?

— Руками... Обратно в телегу... — попытавшись вскочить на ноги, Заяц оперся правой рукой о землю и взвыл...

— У тебя рука сломана! — нервно расхохотался дядя Кугс. — А телегу сначала надо починить: она слетела с дороги и лишилась правого заднего колеса... Так что нам придется ее не только загружать, но и чинить. Не тебе, а нам. И дрова загружать придется тоже нам. Но не 'сейчас', а когда вытащим телегу обратно на дорогу и посадим колесо на ось. Тебе отец говорил, что спать нельзя? Говорил?!

— Да, говорил, дядя Кугс... — откинувшись на спину и прижав к груди горящую огнем конечность, сокрушенно вздохнул Суор...

...— Вот тебе и 'сейчас'... — обессилено рухнув на землю рядом с телегой, и похлопав ладонью рядом с собой, пробормотал отец. — Садись, брат, передохнем... Нет, ну надо же было ему не просто съехать с дороги, а влететь именно в эту яму? Что, ничего менее глубокого тут не нашлось?

Заяц виновато посмотрел на свои ноги, поежился и зачем-то пошевелил пальцами. Стопы тут же закололо острыми иголочками...

— Видимо, нет... — угрюмо буркнул Кугс. — Кстати, если бы не твой 'уже совсем взрослый' сын, мы бы уже давно были в Запруде. И, получив свои деньги, спокойно спали бы на сеновале...

Представив себе сеновал над крепостной конюшней, тарелку с наваристой солдатской кашей и добродушное 'кушай, постреленок' поварихи Магды, Суор с трудом удержал наворачивающиеся на глаза слезы. Потом наклонился, подобрал с земли очередной чурбачок и медленно побрел к дороге.

— Тяжелая, сожри ее тля... Еле вытянули... Сейчас передохну, поставим колесо на место и начнем грузить дрова... — утерев со лба пот, сказал отец. — Кстати, Заяц, как там твоя рука? Болит?

— Почти нет... — стараясь не смотреть на свои порядком опухшие и то и дело простреливающие болью пальцы, соврал мальчишка.

— Приедем в крепость — покажешь руку лекарю. Эти чурбачки, к которым я ее примотал, конечно, не дают костям двигаться, но если они срастутся неправильно... — Комель вдруг прервался на полуслове, и, вскочив на ноги, принялся за работу.

Суор грустно усмехнулся — то, что будет, если рука срастется не так, он знал не хуже отца. Говорили, что их деревенский калека Бертон по прозвищу Кривой, тощий, еле переставляющий ноги мужчина с изможденным и вечно голодным взглядом, некогда был писаным красавцем. И собирался жениться на дочери самого деревенского старосты! А еще ему прочили место егеря в имении графов Шорров с окладом чуть ли не в две серебрушки в месяц... Увы, все надежды самого завидного жениха деревни рухнули в одночасье — однажды ранней весной он вернулся с охоты на носилках. С перебитыми ногами и разорванной грудью. Надсадно кашляющий и мечущийся в лихорадке.

Деревенская травница Марфена сделала все, что могла — Бертон выжил. И через год с небольшим снова научился ходить. Однако превратился в жалкого и никому ненужного калеку, живущего на то, что успевал заработать за лето пастухом...

— А он что, станет меня смотреть? — запретив себе думать о своем будущем, воскликнул Заяц.

— Будет... — кивнул отец и вцепился в валяющееся рядом с телегой колесо. Увы, особенной уверенности в его голосе Суор не услышал...

...Последний чурбак занял свое место часа за три до рассвета. И обе телеги, наконец, сдвинулись с места и медленно поползли вниз по ущелью.

В этот раз обеими правили мужчины — дядя Кугс, пробормотав что-то вроде 'мал он еще, чтобы править лошадьми', забрался в первую, и, вцепившись в поводья, от души хлестнул дрожащую от холода Гриву...

Несмотря на то, что фраза звучала достаточно обидно, Зайцу было не до нее — свернувшись калачиком под обоими кусками овчины, он никак не мог согреться. И слышал исключительно перестук собственных зубов.

Рука отца, опустившаяся на его затылок и слегка потрепавшая его по волосам, оказалась такой же ледяной, как и ветер, задувающий под овчину. И вместо успокоения принесла новую вспышку боли — попытавшись сжаться в комок, Суор неловко пошевелил сломанной рукой и чуть не прокусил себе губу от новой волны огня, прокатившейся от кончиков пальцев и до самого плеча.

— Терпи, сын... — невесть как почувствовав его состояние, еле слышно прошептал отец. — Через час доберемся до Запруды, покажем тебя лекарю, и все будет хорошо...

'Это вряд ли...' — мрачно подумал мальчишка. — 'Лекарь наверняка давно спит. Встанет он не раньше восхода солнца, и займется своими делами... Что ему какой-то мальчишка с Волчьего подворья? У него там граф Шорр, челядь, воины, в конце концов... Хотя... воины не падают с телег и не ломают руки! Их ранят только во время войны... Или во время учебных поединков... А какие поединки по ночам? Значит...'

— Комель! Ты слышал? — в громком шепоте дяди Кугса, разорвавшем тишину ущелья, Зайцу вдруг послышался страх.