Ленивый засранец

Но что она тут забыла? Зачем богатейке инкогнито приплывать в зловонную дыру, рискуя нарваться на беду пострашнее привычного для здешних мест грабежа? В голове сами собой прозвучали недавние слова Тима о пресловутой Конюшне, и все тайное сразу стало явным. Натянув капюшон поглубже, я побрел за парочкой аки заправский асассин, ловко лавируя в толпе бедняков. И мысленно благодаря Птичку за то, что снял шмотки именно с бомжа, ведь в противном случае я бы вряд ли сумел затеряться среди голытьбы.

У провожатого охочей до экстремальных развлечений секс-туристки под плащом топорщились ножны, которые высокий плечистый мужик особо и не прятал, намекая лиходеям, что лезть — чревато. Я взял на заметку держать ухо востро — телохранитель наверняка опытный солдат или наемник, ведь молодая особа не взяла бы в охранники кого попало в столь опасном для молодых особ месте. Интересно, что за услуги предлагает заведение, раз леди не стесняется тащить с собой бугая, который так-то и проболтаться может. Неужели подобных заведений нет в безопасном старом городе... или же там все давно испробовано и успело приесться?

Богатеи побродили вокруг рынка, неумело путая следы, и свернули в подворотню. Выждал немного — и юркнул а ними, успев заметить их у неприметной хибары — точно такой же, как и десятки вокруг: ни вывесок, ни каких-либо знаков, если не знаешь наверняка — никогда не сыщешь нужную дверь.

Девушка постучалась — два раза громко, трижды — тихо и быстро. Из-за двери что-то спросили, что именно — не расслышал, но гостья ответила низким скрипучим голоском избалованной прожигательницы жизни и папиных сбережений:

— Красный сокол.

Щелкнул замок, за ним — второй, заскрежетал засов — к облавам эти ребята подготовились неплохо, не удивился бы, найдись в заведении потайной ход за городские стены. Похотливая леди кивнула охраннику и вошла в сруб, а дуболом подпер дверь спиной, поглубже натянул капюшон и скрестил распухшие мышцами руки на бочкообразной груди.

Время пошло.

При моем появлении амбал вздрогнул и потянулся к мечу. Я изобразил пьяную походку (в этом опыт небольшой, но имелся) и пошел прямо на него, не обращая внимания на оружие.

— Куда прешь?! — прорычали из-под капюшона.

— А тебе какое дело? — буркнул я, едва ворочая языком. — Это что, твоя подворотня?

— Иди отсюда, — охранник отлип от дубовых досок и на четверть вытащил клинок из ножен. — По-хорошему.

Я приблизился на расстояние удара и с вызовом произнес:

— Или что?

— Ах ты ублюдок! — Проводник полностью выхватил короткий узкий клинок и направил мне в грудь.

Сложенные пистолетом пальцы едва не порезались о дрожащее острие. С ногтя с оглушительным треском сорвалась молния, сияющей змейкой скользнула по стали и прожгла кожаную оплетку. Как оказалось, если добавить к дару немного ума и смелости, вполне хватит и малой его толики. Бугай стиснул зубы, выпучил глаза и рухнул как подкошенный, а я, кряхтя и надрываясь, оттащил тяжеленную тушу за хибару — и вот тут без магии уже никак не обошлось. Помня заветы лысого убийцы, снял с обмякшего тела плащ и сапоги, и пока натягивал на себя трофеи, услышал из-за стены глухие стоны, словно кого-то зверски душили.

Не удержался — глянул в щелочку меж бревен, из которой кто-то с понятной целью выдрал паклю и смолу. В полутьме на ворохе соломы мускулистые длинноволосые "жеребцы" жарили молодую дворянку в три смычка, и жарили нещадно, вставляя до упора во все щели. Леди тряслась как в припадке, выла и закатывала слезящиеся глаза, но стоило кому-то хоть на йоту сбавить темп — тут же выплевывала болт и орала:

— Быстрее, б-дь! Я вам за что плачу?!

После чего глотала шишку с усердием сосущего вымя теленка.

Вот так да — в высшем свете таких развлечений, небось, и вовсе нет. Очень хотелось досмотреть, но все же переборол себя и встал у двери. Порка продолжалась минут сорок, и наконец девушка выползла из Конюшни — помятая, вспотевшая, в соломе и потеках сурьмы на щеках. Не сказав ни слова, враскоряку потопала прочь, охая и шипя на каждом шагу. На меня даже не взглянула — не до того было, поэтому и не заметила подмену: роста мы с охранником примерно одинакового, а вот в плечах я раза в два уже.

Я натянул капюшон и забрался в лодку, спутница села напротив, раздвинув ноги как на приеме у гинеколога. Грести пришлось спиной вперед и постоянно оглядываться, чтобы не врезаться в рыбацкие корыта. К счастью, дворянка смотрела в пол и видела лишь носки знакомых сапог.

— Божественно, — выдохнула она. — Сейчас бы еще нажраться вдрызг, но папка скоро вернется со службы.

Молча кивнул — мол, какая досада.

— Вот все думаю — может в обычную конюшню сходить? — мечтательно произнесла спутница, зевнув и ойкнув от боли в натруженных челюстях. — А то знаешь, годы идут, пи-да уже не становится. Маловато как-то. — Она почесала промежность. — Чего молчишь?

Пожал плечами — хочешь, сходи, но в этот раз тишина не на шутку разъярила благородную шлюху:

— Я, б-дь, с тобой разговариваю, кастрат ху-в! Отвечай, когда спрашиваю!

До берега метров сто, рот открою — шаболда начнет визжать и меня тут же заметут. Поэтому стиснул зубы, как пленный партизан, хотя до колик в затылке хотелось высказать все этой наглой шалаве. Но с глупыми девушками безотказно срабатывает один забавный трюк — промолчишь, и они начнут отвечать на свои же вопросы.

— Не поняла... — Леди сдула со лба белокурый локон и нахмурилась. — Ты что, ревнуешь? Может, сам меня отодрать хочешь? — над водой пронесся раскатистый смех, в котором с первых нот угадывалась тупая хабалка. — Ты свою пипетку видел? Ей только мышей е-ать. Нашелся тут рыцарь без страха и упрека. Рыцари с короткими копьями никому не нужны, они все — неудачники. А на конюшню все же схожу. Вот прям завтра, как только папаня уедет к любовнице!

Яблоко от яблони. Что же, все закономерно: чем удобряли — то и выросло. Уверен, ее ротик сам распахнулся бы при виде моей "пипетки", но от мысли о близости с этой шалавой внутри все сжалось от отвращения, будто предо мной лежал полуразложившийся труп. И невольное сравнение с Лирой залило грудную клетку горьким подогретым медом — да, с ней не прыгнешь в постель по щелчку, но и бегать по конюшням воительница точно бы не стала.

Каким-то чудом (и с небольшой помощью магии) причалил со второй попытки, выслушивая ругань и упреки спутницы. Моя удача, что она оказалась настолько тупой, что в упор не замечала ничего подозрительного, а вот латник у кованых ворот заметно оживился при нашем приближении. Я напрягся, прокручивая в мыслях варианты отступления — один другого поганее, но интерес стражника был в ином — блудница швырнула ему звенящий мешочек и прошипела:

— Ты меня не видел.

Второй кошель достался кучеру — прямо за чугунной решеткой стояла белая карета с занавешенными окнами. По местным меркам настоящий лимузин: посеребренные спицы, вырезанные из кости дверные ручки, пара лошадей с расшитыми золотом попонами и "водитель" в нарядном камзоле. На широкую ногу живут господа, и будет крайне забавно, если папаня узнает, на что дражайшая дочурка тратит карманные деньги.

Свистнул хлыст, колеса заскрипели по мостовой. Хотел полюбоваться роскошью старого города и заодно запомнить дорогу, но чертовы шторки были намертво приколочены блестящими шпильками. И все же какое-никакое впечатление от района богачей получил: здесь не воняло навозом и тухлой рыбой и было ощутимо тише. Никто не орал, не дрался, лишь редко-редко доносился перестук копыт и едва слышные разговоры гуляющих по улицам господ, под чьими дорогущими обувками не шлепала грязь.

— Эй, Энри. — Распутница пнула меня по сапогу. — Ты же не злишься?

Качнул головой.

— А чего молчишь? — не унималась девушка, но явно не из-за угрызений совести, а из страха, что я обижусь на хамское обращение и разболтаю все папаше.

Пожал плечами.

— Ну хватит дуться. И смотри отцу не ляпни.

И тут я медленно, словно злодей из дешевого фильма снял капюшон, одарил негодяйку зловещим оскалом и ледяным тоном произнес:

— Ляпну.

Эх, видели бы вы лицо потаскушки. Словно в замедленной съемке распахнулись карие глаза, челюсть отвисла, кожа буквально выцвела до мучной бледности, а в стиснутом горле застрял немой крик. Не устояв под напором не самых приятных чувств, бедняжка грохнулась в обморок. Хорошо хоть удалось оживить ее бодрящей тряской за плечо, а то сперва показалось, что шелковое сердечко таки не выдержало.

— Т-т-ты кто?.. — прохрипела дворянка, хлопая ресницами и озираясь в поисках телохранителя, словно тот заполз под кресло или мог внезапно возникнуть из воздуха. — Где Энри?

— Неважно, — тоном инквизитора на допросе прозвучал ответ. — Я спрашиваю — ты отвечаешь. Быстро, четко и тихо. Кем работает твой папаша?

Не знаю, за кого меня приняла леди — скорее всего, за вражеского шпиона, но сопротивляться и отнекиваться даже не подумала, ведя себя как после укола сыворотки правды.

— Б-б-банкиром...

— Где?

— В Первом ангварском...

— Высоко забрался. И почему я не удивлен? Да ты не бойся, не дрожи. Поможешь мне — и никто не узнает о твоих тайных... пристрастиях, — я выделил голосом последнее слово.

Акцент попал точно в цель — щеки девушки залило багрянцем, а страх тут же смыло безудержной ненавистью:

— Ах ты... — зашипела она, но я подался вперед и проговорил по слогам:

— Заткнись, шлюха. Тебе слова не давали. Откроешь свою обкончаную пасть, когда разрешат, поняла?

Тирада вобрала в себя весь накопившийся гнев — и за потерю спутницы, и за проблемы с даром, и за отвращение к падали напротив, и за все пережитые злоключения, и каждое слово пудовым молотом раздробило все попытки к сопротивлению. Если прежде дворянка не представляла, с кем имеет дело, то теперь убедилась воочию — с кем-то крайне опасным, и ему не стоит перечить.

— Да, господин, — всхлипнула она, не сводя от меня вытаращенных глаз. — Поняла.

Я удовлетворенно хмыкнул и откинулся на спинку:

— Прекрасно. Приедем скоро?

— Да.

— Возьмешь деньги — немного, пару сотен золотых. Есть столько?

— Да.

— А потом пойдем за покупками. Будешь хорошей девочкой — и очень скоро забудешь обо мне. Начнешь выеживаться — весь город узнает, что ты е-шься с конями. Уверен, папаша за такое по головке не погладит.

— Но я не еб-сь с конями! — взвизгнула девушка. — Ты ничего не докажешь!

Я не сумел сдержать злорадный смешок:

— А мы не в суде. Слух — как воробей: вылетит и не отмоешься.

Леди громко засопела и буркнула под нос:

— Ладно.

Я наградил правильное поведение добродушной улыбкой и спросил:

— Как звать?

— Бетани, — с неохотой ответила попутчица.

Кивнул:

— Будь умницей, Бетани, и никто не пострадает.

Хвала хаосу, карета вскоре остановилась, а то уже начало подташнивать от частых поворотов и постоянной качки. Девушка нетрезвой походкой сошла на тротуар и велела кучеру ждать. Хлопнула дверь, даже с такого расстояния я слышал, как грохочут ступени. Где-то через полчаса (вот что значит правильная мотивация) Бет вернулась, успев привести себя в порядок, напудриться и переодеться в изящное зеленое платье и шляпку с вуалью. На сиденье рядом со мной плюхнулся пухлый кошелек.

— Что дальше?

Я указал на нее пальцем и шепнул:

— Едем в магазин, где продают такие же шмотки.

* * *

Пока распутница отвлекала хозяина кокетливой беседой, я кабанчиком метнулся по рядам, выбрал нужную одежду и скрылся за ширмой. В темно-синих брюках с бурыми лампасами и двубортном кителе с давящими на плечи эполетами, трясущимся при ходьбе аксельбантом и удавкой впившимся воротником чувствовал себя крайне неуютно, и это, считай, самое мелкое и незначительное неудобство из тех, что предстояло вытерпеть.

С одной стороны, мое мертвецкое лицо жутко контрастировало с нарядом боевого капитана на параде, словно в мундир вырядили первого попавшегося бомжа, но в то же время играло на руку легенде о распутном гуляке. И чтобы совсем уж отвести подозрения, на оставшиеся деньги купил роскошный красный плащ до пят, и, по словам услужливого продавца, преобразился в настоящего ангварского аристократа.

Расплатившись и еле отвязавшись от предложений взять вот эту замечательную треуголку и ножны из настоящей акульей кожи, велел Бет катить в ближайшую к ее дому гостиницу. Когда карета остановилась, поманил дворянку пальцем и тихо, но внятно сказал:

— Узнаешь у отца имена и адреса трех самых крупных должников, у которых отбирают имущество или грозят долговой ямой.

— Да как я узнаю?! — зашипела дворянка, вытаращив глаза. — Мне с детства чхать на его дела!

Вместо долгих разъяснений я покачал правой ладонью, изобразив чашу весов:

— Имена и адреса.

Затем качнул левой:

— Трах с конями. Выбирай.

— Первое, — проворчала она.

— Молодец. Завтра на рассвете оставишь портье письмо для... — не смог сдержаться от ехидной улыбки: — Красного Сокола.

Бет шумно вдохнула, запасаясь воздухом для шквала отборной ругани, но в последний миг выдохнула и понурила голову:

— Да, господин.

— Умница, — я улыбнулся и подмигнул. — До завтра.

Подождав, когда карета скроется за углом, догнал первого попавшегося господина и вежливо спросил:

— Извините, сударь! Не подскажите, где найти гостиницу получше того клоповника?

И кивнул на здание, куда меня привезла Бет. Естественно, ночевать там никто не собирался — слишком опасно, ведь у потаскушки достаточно денег и влияния, чтобы послать вместо письма наемного убийцу.

Усатый джентльмен учтиво поклонился.

— Сударь, а у вас есть вкус. "Саммерен на закате" — знатная дыра. Прошу за мной, тут неподалеку есть маленькое, но донельзя уютное заведение.

Мы прошли пару кварталов, болтая о всякой ерунде. Я больше молчал, а лорд Данкан все жаловался на бесчинства пьяных гвардейцев, мэра-взяточника, разгул преступности, босяков с того берега, плохую еду и бессилье короля, неспособного раз и навсегда покончить с синими крысами. Без ложной скромности заявляю, чир за одну прогулку узнал больше, чем Тим за месяц. Жаль ничего не услышал о крепости, а спрашивать прямо побоялся.

Ночь прошла спокойно. В том смысле, что никто не устроил облаву и не попытался задушить подушкой. Спал же плохо, волнуясь об успехе задумки и терзаясь мыслями о Лире. Сам-то в теплой мягкой постели, а она в вонючем каменном мешке, где в лучшем случае мокрая солома на полу. Примерно раз в час проваливался в беспокойные сны, заканчивающиеся одним — в комнату врываются латники, волокут на площадь и рубят голову. Иногда я вскакивал сразу после удара топора, иногда взлетал над эшафотом бесплотным духом и с ужасом смотрел, как обезглавленное тело носится как курица вокруг плахи.

Утром кое-как запихнул в себя яичницу с салом и отправился слоняться по району, пока не встретил подходящую цель — толстого мальчишку лет десяти с глупым доверчивым лицом. За оставшийся со сдачи серебряк пухлик с радостью согласился сбегать в "Саммерен" и проверить почту, и вскоре вернулся с хрустящим запечатанным сургучом конвертом.