Страна Арманьяк. Бастард

Иоф, я успел назвать своего мула по примеру Тиля Уленшпигеля — Иофом, жалобно заржал, рванул с места и внес меня в замковый двор, чуть не скинув с седла. Я с трудом остановил бедное животное и спрыгнул на землю собираясь попросту набить морду наглому латнику, но меня остановил зычный голос:

— Святой отец, не горячитесь. Подойдите ко мне.

Я обернулся и чуть не столкнулся со средних лет рослым кабальеро в золоченой кирасе и щегольском малиновом берете.

— Не тратьте свои усилия попусту, падре. Солдаты грубы по сути своей и недостойны вашего внимания, — кабальеро слегка поклонился. — Я виконт Гастон дю Леон.

— Отец Фома, из братства отцов проповедников ордена Святого Доминика, — я сдержанно кивнул, хотя злость продолжала сдавливать горло, и мне все еще очень хотелось прирезать усатого латника. — Потрудитесь объяснить мне, виконт, с какой стати ваши солдаты захватили меня столь бессовестным образом.

— Подождите, святой отец, я вам скоро дам ответы на все ваши вопросы, — кабальеро отошел к подбежавшему низенькому толстяку в коричневой одежде горожанина.

Я, пользуясь возможностью, прислушался...

-... ничего не могу... ваша милость... — толстяк разводил руками и тряс головой так, что его массивный красный нос трясся как курдюк овцы на бегу. — Кровотечение... часы сочтены...

— Я прикажу тебя повесить на крепостных воротах, собака... — виконт в ярости вырвал кинжал из ножен. — Ты же клялся...

— ... плод... нельзя предусмотреть... — я улавливал только обрывки фраз, но ясно видел, как толстяк в отчаянии бухнулся на колени и попытался обхватить ботфорты виконта.

Аптекарь одним своим видом вызывал омерзение: остроконечная голова, покрытая редким рыжеватым пушком, тоненькие кривые ножки и как противовес выпирающему брюху, обширный рыхлый бабский зад.

Вдруг очень захотелось, что бы кабальеро с размаха двинул его сапогом в морду...

— Оставьте его, Гастон... — во дворе появился новый персонаж.

Еще один кабальеро, только в алой корацине. Худой, с наглым презрительным выражением на лице. Он был уже здорово навеселе, и продолжал вливать в себя вино из глинянной бутылки. Кабальеро рыгнул, покачнулся и выдал глумливым тоном.

— Этому выблядку и подстилке Арманьяков, самое место в аду... Так что аптекарь сотворил благое дело, отправив их туда разом.

— Еще одно ваше слово барон Гийом де Монфокон и мы скрестим клинки, — у дю Леона от ярости исказилось лицо. — Потрудитесь уйти, я приказываю вам как сенешаль*округа.

Барон! Де Монфокон! Рядом! Стоит сделать всего несколько шагов и всадить клинок чуть выше горжета...

Рука сама потянулась под сутану за мизерикордом и только диким усилием воли я смог ее остановить.

— Ладно, ладно, Гастон... уже ухожу ... — миролюбиво забормотал барон, но я заметил, как блеснули ненавистью его глаза. — Право слово не стоит нам ссориться... одно же дело делаем...

Де Монфокон развернулся и, пошатываясь, скрылся в пристройке к донжону.

— Итак, фра Фома, — кабальеро обернулся ко мне. — Насколько я понял из объяснения сержанта, вы сами следовали в замок. С какой целью?

— У меня письмо к отцу Варсонофию, вашему капеллану, — я достал письмо и показал его дю Лиону. — Письмо от приора нашего ордена.

— Мда... Воистину удачнейшее и одновременно нелепейшее совпадение... — кабальеро озадаченно повел головой.

— Я жду ваших объяснений, виконт, и если их не последует, о случившемся будет извещен генерал нашего ордена, — едва сдерживая себя, сквозь зубы процедил я.

На самом деле, по обрывкам разговора я уже примерно понял, что случилось, но все равно гнал свои догадки прочь, боясь, что случилось непоправимое.

— Отец Варсонофий в результате нелепейшего случая умер, — досадливо кривясь, объяснил виконт. — Он, будучи под воздействием горячительных напитков упал со стены замка. Так что вы не сможете выполнить свою миссию. Однако нам необходимы ваши услуги, святой отец.

— Что вы от меня хотите?

— Вы просто исполните свой долг. Примете исповедь от одной особы и отпустите ей грехи... Увы, к моему величайшему сожалению и не по моей воле, эта особа сейчас при смерти. Если господь не явит чудо, то вам еще придется совершить погребальный ритуал.

— Ведите... — я не стал тратить время на лишние разговоры.

Не было больше никаких сомнений... Эти твари меня опередили... Видит Бог, я отомщу, отомщу так, что содрогнутся небеса...

Поднялись по винтовой лестнице под самый верх башни. Виконт открыл маленькую дверцу и жестом руки приказал удалиться аптекарю, успевшему забежать в комнатку вперед нас и теперь демонстрирующему показное усердие, сидя на скамеечке и щупая пульс у смертельно бледной женщины лежащей на кровати.

— Контесс, — виконт поклонился. — Я выполнил ваше желание и свой долг христианина. Священник со мной.

Женщина... скорее девушка, лежала без движения с закрытыми глазами, разметав по подушке копну золотистых волос. Она попыталась что-то сказать, едва пошевелив начавшими синеть губами, но не смогла и только чуть кивнула головой.

У меня все поплыло перед глазами...

— Жан... Жан... Жан... — девушка крепко сжала бедра и, ускоряясь, принялась скакать как дикая амазонка на необъезженном жеребце, размахивая головой и хлеща меня по лицу спутанной гривой волос. Разогнавшись до невероятного темпа, она вдруг хрипло вскрикнула, и, содрогнувшись, упала мне на грудь.

На несколько секунд замерла и откатилась в сторону. Я убрал прядь волос с покрытого испариной лба и поцеловал ее в губы.

-Я тебя люблю, Жанна... и всегда любил...

-Я знаю... — девушка торжествующе улыбнулась и укусила меня за губу. — Ты гораздо лучше, чем твой отец...

— Не говори так...

— Но это правда... — Жанна опять вскарабкалась на меня. — Надо повторить милый. Я хочу быть уверенна, что зачала...

— Жанна! Не усугубляй наш грех...

— Молчи, — девушка прижала пальчик к моим губам. — Я все делаю правильно. Роду Арманьяк, нужен наследник. Мое предназначение — родить Арманьяка и я его рожу в положенный срок наперекор всему. А если одному Арманьяку, надо в этом деле помочь другому Арманьяку, то так решил Господь. Я молилась, и мне было откровение. Но... Жан... Я делаю это с удовольствием, так как тоже полюбила тебя...

Сознание внезапно вернулось, и я опять увидел комнатку с ободранными стенами, едва прикрытыми ветхими гобеленами, грубую кровать и Жанну...

Мою Жанну...

— Выйдите все, — взвыл я, стараясь не потерять сознание от осознания произошедшего.

— Я не могу их оставить наедине, — в комнатку ввалился де Монфокон. — У меня на этот счет есть совершенно ясные приказы.

— Вы мне мешаете совершать церковное таинство. Вы же прекрасно знаете, что я должен остаться наедине с этой женщиной и свидетелем исповеди может быть только Господь Бог, — я чуть не вцепился барону в глотку, наяву почувствовав, как поддаются под моими пальцами его шейные позвонки.

— Хватил блеять, монашек, приступай к делу, иначе это сука помрет без причастия. Меня вынесут из этой комнаты только мертвым. — Монфокон гнусно рассмеялся и влил в себя еще вина из бутыли.

— Барон, вы недостойны носить золотые шпоры, — Гастон дю Лион сделал шаг вперед и швырнул свою перчатку к ногам де Монфокона. — Имею честь сегодня в час пополудни скрестить с вами клинки.

— Ну что же. Я с удовольствием снесу вам голову, виконт... Нет, скорее всего, я пожалею вас. Голову вам снесет палач за измену, — лицо барона исказила злобная гримаса, и он зловеще расхохотался. — Но это будет чуть позже. Пока эту суку не исповедают, я не выйду из этой комнаты.

Я остановил дю Лиона, потянувшего из ножен рапиру:*

— Да будет так, виконт. Я совершу должное, даже в присутствии этого кабальеро. Вы же с аптекарем, должны покинуть нас.

— Не забудь, барон! Ровно в час пополудни, возле замковой часовни, — виконт круто развернулся и, таща за шиворот аптекаря, скрылся за дверью.

Я подошел к двери и задвинул тяжелый засов, затем вернулся и присел рядом с постелью. Барон как раз отвернулся, собираясь подвинуть стул поближе к нам, и мне без помех удалось достать мизерикорд и спрятать его в широком рукаве сутаны.

Собой в этот момент я не руководил, разумом и телом полностью завладел бастард д"Арманьяк. Почему так произошло? Не знаю... хотя догадываюсь. Да и плевать. Плевать на все. Я сейчас хочу только одного. Вырвать жизнь из этого ублюдка.

Встал и, сделав быстрый шаг к барону, всадил ему клинок туда, куда и намеревался во дворе. Чуть повыше горжета, под самый подбородок.

Легкий хруст...

Выпяченные в недоумении глаза де Монфокона...

Горячая струя крови, ударившая мне в руку...

Удар оказался верным, мизерикорд пробил сонную артерию и трахею. Барон пытался закричать, но синеющие губы извергли только легкое сипение. У него подогнулись ноги и я, подхватив тело, мягко опустил его на ковер.

Присел возле него и откинул капюшон:

— Знай, собака, тебя убил Божьей милостью конт Жан Шестой д"Арманьяк, отомстив за всю свою семью...

Барон стекленеющими глазами уставился на меня, попытался протянуть руку, что-то прохрипел, но в тот же момент его тело скрутила страшная конвульсия и через несколько секунд де Монфокон испустил дух.

— Тварь... — я плюнул на тело.

— Ты отомстил за меня и за своего сына, Жан... — раздался позади меня зловещий шепот.

Обернулся и увидел, как Жанна де Фуа приподнялась на постели...

— Жанна, — я бросился к ней.

Смысл сказанного молнией пронзил мое сознание.

— Ты пришел за нами, Жан, я верила... — девушка обмякла в моих руках. — Они убили нашего мальчика. Заставили меня выпить зелье, и случился выкидыш. Это он, он, заставил меня выпить... — Жанна указала тонким пальчиком на тело Монфокона.

— Он уже в аду... — постарался я ее успокоить.

— Мальчик... был мальчик, совсем уже большой... Я должна была родить тебе сына... Я ухожу к нему, Жан, — лицо Жанны исказилось в предсмертных судорогах. — Я ни о чем не жалею, любимый... Прости...

Девушка сильно дернулась и обмякла.

— Отпускаю тебе все грехи, сестра моя, покойся с миром... — я перекрестил ее тело и закрыл покрывалом лицо.

Потом, прочитал молитву. Чувствовал себя полностью опустошенным, по лицу лились слезы, но мысли были четкие и ясные.

Как же так?

Почему меня заполняет щемящая тоска, а из глаз сами по себе катятся слезы...

Я же не имею к этой несчастной женщине и ее ребенку никакого отношения...

И зачем я обрек себя на смерть? Из замка живым мне уже не выбраться...

— Да потому, что я и бастард теперь одно целое и его горе автоматически становится моим... — прошептал я сам себе и решительно встал.

От кого-то я слышал отличное выражение. Умирая — убивай...

Оттащил тело барона в угол, затем на деревянных ногах подошел к двери и отодвинул засов.

— Мне нужен аптекарь. Заходите, метр, она умирает, и я могу не успеть, — сказал я толстяку и втащил его в комнату, захлопнув дверь перед носом дю Лиона.

Очень хотелось вырвать у него признание о том, кто приказал отравить Жанну, но вместо этого молча вонзил ему клинок под лопатку.

Аптекарь приглушенно вскрикнул и ничком повалился на пол.

Все... Пока, все...

Рывком распахнул дверь.

— Заходите, виконт, я сделал свое дело...

Дю Леон шагнул в комнату и, увидев валяющиеся на полу тела, выхватил рапиру.

— Именем его величества Луи Одиннадцатого, ты арестован, монах... — виконт вдруг запнулся и тряхнул головой. — Это ты, бастард?

— Да, это я. И я счел своим долгом отправить на тот свет этих мерзавцев. Я в своем праве, виконт, не так ли? А теперь делай, что должен, — сказал и скрестил руки на груди.

Убить виконта вполне реально, но из башни я не выйду в любом случае. В ней десятка два латников в полном вооружении и еще человек пятьдесят, если не больше, во дворе и на стенах и что-то мне подсказывает, что сейчас я поступаю правильно

— Ты действительно в своем праве, бастард. Этим ублюдкам давно приготовили место в аду... — дю Леон задумался, на лице у него отразились какие-то внутренние сомнения и наконец, тяжело вздохнув, с видом человека принимающего тяжелое, но верное решения, он произнес. — Уходи. Я не поступлюсь своей честью кабальеро, отпустив тебя... Я лишь немного нарушу клятву верности своему сеньору. Он вассал Паука. Но Паук, не мой сеньор. Сам знаешь, бастард, — вассал моего вассала, не мой вассал. Так что в данном случае я могу поступить по совести, потому что сеньор моего сеньора не мой сеньор. Но знай, бастард, через половину часа после твоего отъезда я подниму тревогу и вышлю погоню. Большего я сделать не могу. Идем, я проведу тебя, только сначала оботри от крови свои руки...

Не веря в случившееся, я покорно пошел за виконтом. Воистину чудеса чудесатые. Не на что большее, чем кандалы и свидание с палачом, я не рассчитывал.

Спустились вниз. На молчаливый вопрошающий взгляд того самого усатого сержанта, стоявшего на посту возле выхода из донжона, дю Леон со смешком сказал:

— Монах свое дело сделал. Там сейчас аптекарь и де Монфокон. Аптекарь оживляет контессу, а барон опять вгоняет ее в гроб...

— Ха... — сержант хохотнул, обдав нас густой чесночным перегаром, зачем-то подмигнул мне, и мы беспрепятственно прошли во двор.

— Виконт, вы только что приобрели себе друга и брата, — я внимательно посмотрел в глаза дю Леону.

Честный взгляд... Вот даже не знаю, как пояснить по каким признакам я его охарактеризовал как честный, но это так. Резкие волевые черты лица... Чем-то дю Леон, напоминал мне Шарля Ожье де Батца, де Кастельмора, графа д"Артаньяна, генерал — лейтенанта Франции, прообраза знаменитого героя Дюма, с его средневековой гравюры.

— Оставьте, бастард. Я поступил по велению своего сердца и не о чем не жалею. Но вы мой должник. Барона де Монфокона должен был убить именно я. И я вам этот долг еще вспомню, — виконт рассмеялся.

— Как барон оказался здесь?

— Приехал вчера, рассказал, что убил вас в честном сражении. Меня немного насторожило-то, что он прибыл один, без свиты и своего отряда. Но, к сожалению, я не обратил особого внимания на это. Как раз прибыли сеньор де Кастельно де Бретену с аптекарем мэтром Гернадоном и предъявили мне приказ руа, допустить их к контессе. Барон присоединился к ним и... В общем, вы уже знаете, чем это закончилось. Я протестовал, но они уверили меня, что не нанесут ей вреда.

— Я действительно сражался с отрядом барона. Я и мой эскудеро, уничтожили его полностью.

— Как? Весь? — изумился виконт.

— Да, около двадцати человек. Но не стоит удивляться. С нами был Бог, так как мы сражались за правое дело. Де Монфокон перед этим, вырезал приют для паломников ордена доминиканцев и лично подвергнул пыткам их приора, отца Иакова. Так что господь вложил меч мщения в мои руки. Но... после того как погиб весь его отряд, даже его пажи, которых он заставил сражаться, де Монфокон не принял бой, а позорно сбежал...

— Святая дароносица... — воскликнул виконт. — Как он мог. Эта собака недостойна носить золотые шпоры.