Черные гремлины

"Сегодня будет траур, — объяснил пять-раз-Швепс, прежде чем мы расстались: — Зеленые отнесут трупы своих близких и друзей на один большой помост, а потом подожгут его. Черные не привыкли к такому и всю ночь будут следить за ними. Лучшее время, чтобы угнать корабль".

"Горе" держали на стоянке переделанных кораблей у подножия Скайдла Борд, и рядом с могучими фрегатами черных гремлинов наспех сбитый самоход Бурошкура казался неуклюжим карликом. У стоянки дежурили двое сонных боевичков, топчущихся на морозе. Всего лишь двое — потому что никому не могло прийти в голову красть корабль сейчас, когда единственным теплым местом был скайдл Борд.

Никому, кроме нас.

Неожиданно в отдалении грохнул взрыв, и в небо устремились клубы черного дыма. Двое боевичков побежали к месту взрыва, поднимая тревогу. Бурошкур хмыкнул.

— Погнали, — покинул укрытие серый пират, когда боевички пропали из вида. Мы с Мышонком поспешили за ним. Миновав периметр, мы прокрались к "Горю" и шустро в него забрались. Бурошкур погрузил завернутую в теплое покрывало и мирно сопящую Ниро в корабль и, усевшись спереди, схватился за рычаг.

— Заклинило, — пропыхтел он.

Я и Мышонок попробовали крутить ручки на задних сиденьях, но не смогли сдвинуть их и на коготь. Бурошкур перегнулся через бортик и выругался:

— Сцепили, заразы, — он вылез и начал что-то отламывать от передних колес. Я спрыгнул, чтобы помочь, и увидел, что передние колеса были скручены железной цепью. Серый пират бил по цепи когтями и рвал ее лапами, но она не поддавалась.

— Можно же просто снять колесо, размотать цепь и поставить обратно, — предложил Мышонок.

— Башковитый? — буркнул Бурошкур, но внял совету младшего брата. Вскоре мы вновь залезли в "Горе" и уселись за ручки. На этот раз корабль послушно скрипнул и сдвинулся с места.

Сзади раздались гневные вопли. Оглянувшись, я увидел несущихся к нам вприпрыжку боевичков, грозно размахивающих двузубцами. Бурошкур оскалился, приналег на ведущий рычаг — и самоход пошел вперед. Мы с Мышонком тоже закрутили ручки, разгоняя "Горе" по холодной глади Белого моря. Не прошло и нескольких вздохов, как мы ушли в отрыв от проваливающихся в холодный пепел черных гремлинов.

— Они не снарядят погоню? — забеспокоился я. Мы планировали украсть корабль тихо и без шума, чтобы пропажу заметили как можно позже, но запланированный Бурошкуром отвлекающий маневр в виде взрыва все испортил. Я до сих пор не понимал, где серому пирату удалось раздобыть бомбу, а он не хотел об этом распространяться.

— У них своих забот по пасть, — хохотнул Бурошкур. Свобода и скорость привели его в хорошее расположение духа: — Куда держим курс, капитан?

— На Обсидиановый остров, пожалуйста, — попросил я.

— Надо командовать не "пожалуйста", а "смердящие шкуры"! — снисходительно поправил Бурошкур.

— Ага, брат знает, как капитанить! — подтвердил Мышонок.

— На Обсидиановый остров, смердящие шкуры, — неуверенно приказал я.

Бурошкур нахмурился.

— Ладно, как раньше говори, — после недолгих раздумий буркнул он.

Все сильней мы отдалялись от скайдла Борд, который издалека казался маленькой побрякушкой по сравнению с невообразимо огромной Мегастеной. Сейчас, когда пеплопад прекратился, ее ужасающие размеры поражали еще больше: она уходила высоко в небо и терялась где-то в бесконечной выси. Казалось, что у Мегастены вообще нет конца.

Лапы и спина заныли от нагрузки. Мы откроем Мегастену. Мы попадем на другую сторону и найдем теплый и сытный остров. Мы выживем.

— Зачем поперли розовую с собой? — поинтересовался Бурошкур, когда мы отъехали далеко от скайдла.

— Она умеет говорить в голове, — объяснил я. — Даже если ты очень далеко.

— О-о-о, — многозначительно заворчал серый пират.

— А долго ехать? — поинтересовался Мышонок.

— Три перехода, — сощурился Бурошкур. — Ух и пограбим черных! Ежели там что завалялось, понятное дело.

На привале мы перекусили скромными запасами зефира и улеглись спать, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Ниро все еще дремала, но я надеялся, что она проснется к прибытию на Обсидиановый остров.

Розовая владычица воли обладала удивительной способностью передавать свои чувства другим при соприкосновении. Ниро снилось что-то уютное, мирное и приятное, поэтому все мы заснули с глупыми улыбками на мордах. Я уже и забыл, когда последний раз улыбался.

Проснувшись, мы съели еще немного зефира, и оказалось, что взяли его с собой слишком мало — едва ли хватит на обратный путь.

— Не хочу есть, — соврал я и разделил свой завтрак между братьями и Ниро. Бурошкур с Мышонком недоверчиво переглянулись, но зефир съели. Владычица воли все еще спала, и я кормил ее с лап, кроша зефир в пасть и следя за тем, чтобы она не подавилась. Я действительно не так сильно нуждался в еде после того, как меня изменил безвкусный зефир с нижних этажей Железного острова.

— Еще пару переходов, и будем на месте, — облизнулся Бурошкур, когда мы вновь сели за рычаги и отправились в путь: — Ты уверен, что морской дьявол нас не грохнет? Он пиратов на дух не переносит.

— Он мой друг, а вы больше не пираты. Вы члены нашей команды.

— Лады, — вздохнул Бурошкур. — Хуже не будет.

— Как тебе удалось подружиться с морским дьяволом? — поинтересовался Мышонок.

— Не знаю, — я никогда об этом не задумывался.

— Морской дьявол топил все корабли, которым не посчастливилось с ним встретиться, — объяснил маленький гремлин. — Я даже не думал, что он умеет разговаривать.

— Меня он тоже пытался убить, — это были грустные воспоминания.

— В открытом море?

— Конечно.

— И у него... не получилось? — округлил глаза Мышонок.

— Конечно получилось. Жаль, что я умер, — пошутил я, но маленький гремлин испугался еще больше: — Шутка.

Бурошкур зароготал, чуть ли не давясь от смеха. По крайней мере, его мне удалось рассмешить.

Дальнейший путь мы провели в тишине. Мышонок вытянул заднюю лапу, дотронувшись подушечкой до хвоста Ниро, и до самого привала ехал с глупой улыбкой. Я ему немного завидовал.

— Она такая хорошая. Неудивительно, что ее все любят, — сказал он, когда мы остановились.

— Ты много знаешь о Ниро?

— Она второй самый главный гремлин Черного Архипелага после адмирала Чаро, но адмирал злой, а она добрая. Адмирал силой всех заставляет подчиняться, а Ниро всегда мирно договаривается. Наверное, благодаря им двоим Черный Архипелаг такой сильный.

— Если б не розовая, черные с зелеными до сих пор бы грызлись, — сплюнул Бурошкур.

— Они воевали? — удивился я.

— Откуда ты вылез? — заворчал Бурошкур. — Об этой бойне только глухой не слышал.

— Я затворничал некоторое время, — смутился я.

— Зеленошерстные объявились через полцикла, как черные вломили пиратам Тысячи Островов. Они назвались Изумшером и начали втюхивать черным свою веру, а когда не вышло, пустили кровушку. Мало того, что зеленых много, — Бурошкур невесело хохотнул каламбуру: — они еще и шарят в забытой механике. Зеленые поклоняются побрякушкам и клепают с них всякие вредные штуки. Дерутся бестолково, но отчаянно: сами подохнут, но и тебя с собой на дно утащат. А с этими механическими штуковинами вообще стали опасными психами. Война затянулась, и если бы не Ниро, сейчас что от черных, что от зеленых — горстка бы осталась.

— Она в одиночку отправилась к главным Изумшера и заставила их встретиться с адмиралом Чаро, — воодушевленно добавил Мышонок. — А после переговоров они заключили перемирие! Правда, черные и зеленые до сих пор друг друга недолюбливают, зато не дерутся.

— Откуда они взялись? У них тоже был плавающий остров?

— У них были летучие корабли, — взмахнул лапами Мышонок. — Которые парили на больших-пребольших круглых шарах. Только когда похолодало, они перестали на них летать, потому что замерзали наверху, падали и тонули.

— Ничего себе. Я столько пропустил.

— Наверстаешь еще. Что за хрень с горизонтом? — прищурился Бурошкур. — Малой, ну-ка глянь, у тебя глаз зорче.

Мышонок перебрался на нос корабля и начал всматриваться вдаль. Я проследил за его взглядом — действительно, какая-то белая и высокая полоса тянулась вдоль всего горизонта.

— На стену пара похоже, — удивленно сказал Мышонок.

— Снова появилась? Мы тогда до острова черных хрен дойдем, — почесал ухо Бурошкур. — Пора дрыхнуть, завтра разберемся.

— Верно, — согласился я и улегся на бок, взяв Ниро за лапу. Настроение сразу поднялось, словно я оказался дома, в тепле и безопасности.

— Интересно, как там остальные, — зевнул Мышонок, устраиваясь рядом: — Их ведь не поймали?

— Они прячутся лучше всех, — заверил его я. — Когда вернемся, они уже починят Ежи и откроют двери.

— И помирятся с черными? — с надеждой спросил маленький гремлин.

— Конечно.

— Здорово! — обрадовался Мышонок и уснул. И я тоже.

Я проснулся первым и, зевнув, огляделся по сторонам. Мир вокруг был мутным и расплывчатым, а воздух — плотным и густым, как вода. Подумав, что еще сплю, я замахал лапами и подул, пытаясь разогнать густой воздух, но только перебудил остальных.

— Какого хрена? — удивился Бурошкур, протирая глаза.

— Ничего не видно, — пожаловался Мышонок.

И действительно, поверхности Белого моря не было видно в двух прыжках от корабля. Этот густой воздух оказался неожиданно противным и едким, и после следующего вздоха я закашлялся. Зашлись в кашле и братья.

— Псик, — чихнула Ниро и уселась, щуря слепые глаза. Сморщив носик, она чихнула еще раз: — Псик.

— Ты проснулась, — обрадовался я.

— Вы испортили весь воздух же, — пожаловалась Ниро. — Я похищена?

— Вовсе нет, — я попытался ее успокоить. — Только если немножечко.

— Мы в этой бане хрен найдем остров, — сплюнул Бурошкур.

— Зато теплее стало, — добавил Мышонок.

Действительно, стало теплее. Теперь нам по крайней мере не грозила смерть от холода. Я взял Ниро за лапу и попросил:

— Не могла бы ты позвать Йокту? Он плавает под водой и обязательно нам поможет открыть двери в Мегастене.

Вместо ответа Ниро задумчиво понюхала мою пятерню. Потом она пожмякала ее, облизнула и даже собралась попробовать на вкус.

— Не надо меня кусать, — отдернул я лапу.

— Твоя лапа не пахнет, — объяснила Ниро. — Совсем. Как так?

— Ну ты глупая, — засмеялся Мышонок. — Он же призрак!

— Сам ты глупая, — ответила Ниро. — Призраков не бывает же.

Мышонок хотел что-то ответить, но у него исчезла пасть. Он изумленно потрогал себя за морду, а Ниро сделала вид, что она тут ни при чем. Бурошкур насупился.

— Надо найти Йокту, — повторил я. — Ты не могла бы поговорить у него в голове, чтобы он приплыл?

— Я ничего не делаю просто так, — серьезно сказала Ниро: — На самом деле делаю, но сейчас я хочу кое-что взамен.

— Что?

— Твое настоящее имя же, — она подошла и начала ощупывать мою морду: — Ты необычный.

Никогда не называй мастерам воли свое настоящее имя.

— Меня зовут Лак-Лик, — смирился я.

— А меня Ниро! — обрадовалась розовая владычица воли. — Что передать подводному другу?

— Скажи Йокте, чтобы он плыл к скайдлу Борд, нашел под ним трещину, ведущую на другую сторону Мегастены, и попробовал открыть ворота изнутри.

— Псик, — зачихала она меня с лап до головы. — Хорошо.

— И еще скажи, что я прошу прощения.

Глаза Ниро вспыхнули, и что-то невидимое и неощутимое разлетелось во все стороны. На мгновение мне показалось, что я слышу ее голос у себя в голове.

— Крутяк, — уважительно покачал головой Бурошкур.

— Я все сказалу-а-а-а, — зевнула розовая гремлинша. — Но это не значит, что все услышано.

— Спасибо.

Что-то зашипело, и запах стал еще более едким, чем раньше. Потерев слезящиеся глаза, я свесился с бортика и посмотрел вниз. Шипели колеса, медленно разъедаемые плавящимся Белым морем, чья поверхность пошла трещинами, которые росли и ширились прямо на глазах.

— Разворачиваемся, — сглотнул я, но остальные только растерянно на меня посмотрели: — Белое море тает.

— Есть, капитан! — рявкнул Бурошкур и схватился за руль.

Мы бросились к рычагам и закрутили их изо всех сил, но только пробуксовали на месте, разбрызгивая мягкую слякоть. Шипение усилилось, а воздух стал еще более густым и противным. Что-то хрустнуло, и передняя часть "Горелой" ухнула вниз — это колеса провалились под воду.

— Тонем! — с ужасом проорал Бурошкур.

Ниро растопырила лапы и сделала два резких взмаха — что-то невидимое и огромное схватило самоход и подняло в воздух. Ниро развернулась в полкорпуса и растопырила когти, она выглядела сосредоточенной и серьезной. Повинуясь ее воле, парящая "Горелоя", медленно набирая скорость, понеслась в обратную сторону — прочь от едкого тумана и плавящейся кислотной тверди.

— Мы летим, — сказал я, с ужасом глядя туда, где мгновение назад стоял наш корабль. Холодная корка моря обваливалась, а там, где оно вновь становилось жидким, рождались пузыри, которые миг спустя лопались облачком густого воздуха, освобождая место для новых пузырей

Белое море кипело.

Мы ускорялись, пока не вырвались из объятий едкого тумана. Впереди показались очертания огромной Мегастены. "Горелоя" летела с невероятной скоростью.

— Мы далеко? Больше не могу, — хрипло выдохнула Ниро. Ее лапы дрожали, а глаза слезились.

— Мы в безопасности, — поспешил ответить я, и "Горелоя" резко пошла вниз. Корабль грохнулся о твердь Белого моря, и во все стороны полетели обломки и щепки. Я спрятался в лапы и закрыл глаза, чтобы не пораниться, но все равно несколько раз ударился о бортики. Вздох спустя самоход резко остановился, и мы кубарем полетели в пепел.

Сначала поднялся Бурошкур и первым делом откопал своего брата, рыжая половина которого торчала из сугроба.

— В поряде? — тревожно спросил серый пират.

— Угу, — простонал Мышонок.

— Я тоже в поряде, — сказал я, отряхиваясь от пепла. Ребра и плечи ныли, но не так сильно, чтобы жаловаться: — А где Ниро?

Ниро лежала позади меня и плакала, держась за заднюю лапу, вывернутую под неправильным углом. Я бросился к ней и осмотрел рану, с ужасом понимая, что это перелом. Чуть ниже коленки торчал обломок кости, под которым обрывки розовой шерсти смешались с лужицей красной крови. Ниро хныкала и изредка лизала рану, но кровотечение не останавливалось. Это было страшно, и я почувствовал, как меня охватывает паника.

— Больно, больно, — из слепых глаз Ниро катились слезы. Бурошкур скрипнул зубами, а Мышонок замер, словно парализованный.

Я вспомнил. Эта рана была почти такой же, как у гремлина, свалившегося с мачты на Обсидиановом острове. Я задвинул страх и отвращение куда-то далеко внутрь себя, настолько далеко, пока они не исчезли совсем, пока лапы не перестали трястись, а из голоса не пропала боязливая дрожь. Остались только концентрация и воспоминания.

— Бурошкур, надо покрывало, — сказал я.

Бурошкур сорвался искать покрывало среди обломков корабля.

— И две маленьких крепких доски, — добавил я Мышонку, и он понесся за досками.