Еретик. Книга 1

— Ты уже говорил с епископом?

— Говорил, — невесело усмехнулся Вивьен.

«Тот еще вышел разговор».

— Что он тебе сказал?

— Грозился снять с поста и отправить в тюрьму, — снова с усмешкой отозвался он. Элиза в страхе ахнула, ее руки сжались на его плече. Вивьен успокаивающе улыбнулся ей. — Послушай, не волнуйся раньше времени. Думаю, как только его злость поутихнет, он забудет об этом. Некоторое время мне, правда, стоит воздержаться от того, чтобы снова его злить, но в целом, думаю, скоро все будет, как прежде. Просто запомни версию случившегося на всякий случай. Хорошо?

Элиза с готовностью кивнула.

— Я сделаю все, обещаю! Я не хочу, чтобы тебя… — Она осеклась и уткнулась лбом в его ладонь, накрывающую ее руки, лежавшие у него на плече.

— Ничего со мной не будет, — снова успокоил он ее. — Итак, пройдемся по деталям?

Элиза с готовностью кивнула и в подробностях выслушала рассказ Вивьена о том, как проходил допрос по версии, рассказанной судье Лорану. Внутри Элиза тряслась от страха при одной мысли о том, что ее могут вызвать на допрос, однако Вивьен неустанно заверял ее, что ей лично ничего не грозит, и она, наконец, успокоилась.

Еще несколько часов Вивьен провел на поляне с Элизой, обучая ее начальной грамоте и основам письма. Элиза была благодарной ученицей и схватывала основы налету. Она рьяно рвалась написать каждое услышанное слово на земле тонкой веточкой и старательно выводила буквы.

— Как будто я вывожу на земле символы, в которых заключена сила, неизвестная мне до этого! — с восхищением воскликнула она.

Вивьен усмехнулся.

— Кроме меня об этом лучше никому не говори, — беззлобно заметил он. Элиза невинно посмотрела на него и заметила, что он снова хмурится.

— Ты еще о чем-то хотел поговорить со мной? — спросила она.

— Да, пожалуй, — хмыкнул он. — Ты, верно, помнишь Ренара? Того светловолосого инквизитора, который встретил нас у дверей допросной.

Элиза неуютно поежилась, прижавшись к Вивьену. Он улыбнулся.

— Ну же, — ободряюще протянул он. — Ренар вовсе не такой грозный, как может показаться на первый взгляд. Хотя в аббатстве, где мы провели наше отрочество, многие его побаивались из-за его неприступно хмурого вида.

— Кроме тебя, надо думать? — криво ухмыльнулась Элиза.

— Кроме меня, — кивнул он.

— Ладно, положим, он не так суров, — нехотя согласилась Элиза. — И что ты хотел еще насчет него сказать?

Он снова посерьезнел.

— Он спрашивал о тебе. Интересовался. Я, разумеется, рассказал ему, что ты не представляешь опасности как еретичка — в конце концов, ты не искажаешь каноны христианской веры, ты… исповедуешь другую и не создаешь из этого культ. Инквизиция вполне может закрыть на тебя глаза, как она делает это в моем лице.

— А если бы не ты… меня бы сожгли? — опасливо спросила она.

Вивьен покачал головой.

— В первую очередь нашей задачей является возвращать людей в лоно истинной Церкви, Элиза. Тебя бы после длительной беседы попытались обратить в истинную веру, и, если б ты не стала упорствовать, этим бы все и кончилось. Я знаю, какие толки о нас ходят среди простого народа, но, поверь, нам вовсе не доставляют удовольствия казни еретиков. Мы служители Бога, и мы не хотим терять с концами заблудших овец.

Элиза прищурилась.

— Почему вы называете людей овцами?

Вивьен удивленно приподнял брови. Иногда вопросы Элизы на миг заставали его врасплох.

— Однажды Иисус Христос сказал слушавшим его фарисеям: «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам. Ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени и выводит их. И когда выведет своих овец, идет перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его. За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса». «Истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам. Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники; но овцы не послушали их. Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. А наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь»[10].

Элиза слушала, широко распахнув глаза.

— Ты… знаешь слова Иисуса наизусть? — удивилась она. Вивьен искренне рассмеялся.

— Знала бы ты, с каким усердием аббат Лебо пичкал нас Священным Писанием, прости, Господи, поняла бы, что выбора у меня не было.

Элиза пожала плечами.

— А какой же вывод вы делаете из этих слов? Что все вы — собственность Бога?

Вивьен смиренно опустил голову.

— Ты права лишь отчасти. Неправа ты в том, какой негативный окрас этому даешь одной своей интонацией, — улыбнулся он. — Принадлежать Богу — значит быть ведомым и направляемым им. Он — наш добрый Отец и единственный истинный Создатель. Быть вверенным ему — значит не лишаться его милости, его доброты и его прощения. Он — Добрый Пастырь, который надзирает за своими овцами — то есть, за нами — потому что мы не чужды ему, потому что он дорожит нами и жизнь своего Сына готов положить за нас, тем самым предавая за нас и собственную жизнь, потому что Отец, Сын и Святой Дух — есть три составляющие одной непостижимой сущности Господа. Вот, что такое «Добрый Пастырь». А если придет на его место пастырь-наемник, который пренебрежительно относится к порученному ему стаду, то он оставит нас в самый трудный момент, и мы не узнаем любви, милости, прощения и заботы, которую дает нам Господь, как не узнаем и его испытаний, нужных для укрепления нашего духа, что поможет нам после смерти воссоединиться с Отцом.

Элиза улыбнулась.

— Ты говоришь очень красиво. Я, кажется, понимаю, почему люди слушают вас и обращаются к Богу. Вы даете им надежду, которую они не могут почерпнуть сами. Из окружающей их природы.

Вивьен вздохнул.

— Наши с тобой невинные разговоры могут обернуться теологическим диспутом, — усмехнулся он. Элиза приподняла бровь, словно готова была пуститься в спор с охотой, но Вивьена интересовало не это. Он внимательно посмотрел на нее и прищурился. — А, знаешь, я ведь тоже хочу послушать. О надежде, которую ты черпаешь из природы. О других жизнях. Расскажешь мне?

Элиза передернула плечами.

— Я ведь, вроде, рассказывала тебе…

— Совсем немного, — игриво прищурился он. — А я бы хотел знать подробнее. Что ты, к примеру, черпаешь из природы?

Элиза невинно улыбнулась.

— Она — источник силы, властвующий над людьми, но при этом позволяющий пользоваться своими благами. Матушка всегда учила меня, что человек — часть земли, и он не имеет права отделять себя от нее, потому что это высокомерие, за которое придется дорого заплатить, если его демонстрировать. Потому что Мать-Земля способна показать, насколько она сильнее нас, и она требует, чтобы мы уважали ее.

— А если ее уважать, как положено? — заинтересованно спросил Вивьен.

— Тогда Земля принимает тебя как свое дитя. Пусть люди — самые сложные и тяжелые в воспитании из ее детей, она любит нас и по-своему проявляет заботу. Основной принцип основан на отсутствии злоупотребления.

Вивьен кивнул.

— Ресурсы нужно тратить не попусту, а на созидание. Нужно помнить, что, забирая, потом непременно должен что-то отдать, хочешь ты того или нет, — вспомнил он ее слова. Элиза улыбнулась, порадовавшись, что он понимает ее.

— Да. Как я тебе как-то рассказывала, природа составляет бесконечный цикл жизни, смерти и возрождения. Если ресурсы Земли использовать с умом и благими намерениями, она не беднеет от этого, а восполняет свои силы. Мы с Рени, к слову, выказываем дань уважения Земле и ее стихиям, когда танцуем у костра. Так пробуждается очищающая сила, она — проводник обновления.

Вивьен чуть приобнял ее.

— А что насчет перерождения?

Элиза пожала плечами.

— Ну, мы… перерождаемся, — только и сказала она. — Когда мы заканчиваем один цикл жизни, переходим в состояние смерти, через какое-то время за этим следует перерождение, и мы возвращаемся в этот прекрасный мир обновленными и можем снова действовать здесь и сейчас, совершая поступки и пожиная последствия своих действий.

Вивьен качнул головой.

— Ты говоришь об этом, как о чем-то хорошем.

Элиза, к его удивлению, вспыхнула.

— А почему это должно быть плохо?! — с необычайным жаром вскрикнула она. Вивьен недоуменно приподнял брови.

— Есть люди, — кивнул он, — которые считают, будто весь вещественный мир — это зло, и, если мы раз за разом будем возвращаться в него, это можно счесть настоящими муками.

Элиза разозлилась пуще прежнего и поджала губы.

— Это… просто несусветный бред! — воскликнула она. — Мы возвращаемся сюда, чтобы наш дух продолжал жить и обогащаться, взаимодействуя с миром, а не потому что здесь — мучительно плохо! Какой будет твоя жизнь в этом твоем воплощении, зависит только от тебя! Здесь, в мире, в единении с землей, если уметь обратиться к ней, всегда хорошо!

Вивьен улыбнулся и приобнял Элизу.

— И все же не распаляйся так в этих рассказах, — усмехнулся он. — А то мне все-таки придется тебя сжечь.

Едва произнеся это, он испугался, что Элиза среагирует резко, отстранится и обвинит его в одном том, что он — инквизитор. Однако, к его удивлению, она лишь хихикнула и прильнула к нему.

— Прости, — качнула головой она. — Просто мне больно слышать, если вдруг мир, который мне так дорог, называют злом.

Вивьен хотел расспросить ее, где она слышала такую ересь раньше и слышала ли она ее вообще, но отчего-то передумал. После сегодняшнего разговора с судьей Лораном ему вовсе не хотелось возвращаться воспоминаниями к катару по имени Ансель де Кутт, поэтому он предпочел отложить этот разговор до лучших времен. Или до худших — это как посмотреть.

Он поджал губы и кивнул.

— Послушай… мне ты о перерождениях можешь рассказывать, и я не сочту тебя опасной еретичкой. Но вернемся к тому, с чего начали этот разговор.

— Ренар, — понимающе кивнула Элиза.

— Да. Если он когда-нибудь поговорит с тобой — а я думаю, рано или поздно он таки захочет познакомиться с тобой не только мельком — не говори ему про перерождения. У него очень болезненная реакция на все, что касается этой темы. Он не поймет тебя. Хорошо?

Элиза недоверчиво приподняла бровь, но все же решила согласиться. Вряд ли Вивьен стал бы просить о таком из собственной прихоти. Должно быть, он снова пытается уберечь Элизу от проблем.

Еще некоторое время они разговаривали, изредка возвращаясь к основам грамматики, а затем Вивьен все же решил отправиться домой. Раненый бок к вечеру все сильнее давал о себе знать, и он подумал, что лучшим лекарством станет отдых.

Перед его уходом Элиза все же попросила его подождать и вынесла из дома небольшую бутылочку какого-то отвара.

— Вот, возьми, прошу, — мягко произнесла она.

— Элиза, я не…

— Не спорь! — воскликнула девушка, строго поглядев на него, но тут же смешавшись. — Пожалуйста, не упрямься. Я ведь просто хочу, чтобы тебе легче спалось.

Вивьен вздохнул и все же принял отвар из ее рук.

— Приворотное зелье тебе без надобности, если что, — усмехнулся он. — Я и так буду возвращаться к тебе постоянно, так уж, видимо, рассудила матушка-природа.

Элиза вспыхнула от негодования.

— Я никогда никаких таких зелий не делала! — заявила она. — И не стала бы!

Вивьен примирительно кивнул.

— Кажется, сегодня шутник из меня никудышный, — вспомнив разговор с Ренаром о еретических книгах, покривился он. Элиза тут же смягчилась.

— Я не хотела так резко говорить. Просто не хочу, чтобы ты думал, будто я…

Он нежно поцеловал ее, зарывшись рукой в ее пышные светлые волосы. Она податливо прильнула к нему, поднялась на цыпочки и обвила руками его шею.

Отстранившись, он мягко улыбнулся.

— Я не думаю, будто тебе даже теоретически могло бы потребоваться зелье, чтобы меня приворожить. И не думаю, что ты бы стала. Ясно?

Она улыбнулась.

— Спасибо.

— Доброй ночи, Элиза.

Вместо ответа она подняла с земли тонкую веточку и аккуратным старательным почерком вывела: «Спокойной ночи, Вивьен».

‡ 10 ‡

Утром Ренар явился на постоялый двор и разбудил Вивьена, едва рассвело. Он принес с собой задание от судьи Лорана: требовалось срочно собираться и отправляться на север, в одну из деревень близ Лилльбонна, жители которой обратились с просьбой к инквизиторам допросить местного травника на предмет колдовства и ереси.

Вивьен устало вздохнул, понимая, что Лоран, скорее всего, попросту придумал лишний повод убрать их, — а точнее, непосредственно Вивьена, — с глаз долой на некоторое время.

В голове попутно родилась беспокойная мысль, что в этот самый период он может бросить много сил на разбор случая Базиля Гаетана, но выбора не было. Пришлось повиноваться и отправляться в путь, не имея даже возможности предупредить Элизу.

Вивьен чувствовал себя прескверно. Бок продолжал болеть и, казалось, со вчерашнего дня боль сделалась только сильнее, однако на то, чтобы проверять состояние раны, не было времени. Вивьен понимал, что эта физическая боль не идет в сравнение с той, какую может обеспечить ему судья Лоран, если действительно отыщет хоть одно обстоятельство, бросающее на него тень в деле Базиля Гаетана. Оставалось лишь надеяться на личную симпатию епископа и на то, что он простит своему нерадивому подопечному эту вольность.

Предстоящее путешествие обещало занять не один день. Основная его сложность состояла даже не в том, чтобы как можно быстрее добраться до нужной деревни верхом, а в том, чтобы провести допрос всех возможных свидетелей.