Голод и Хлеб

— Плакат, — Спросил гость. — Китайский? Что написано?

— Написано — "учись у старшего брата, крепи советскую дружбу". — Перевел Ли.

— Откуда такой?

— Родственники из Китая прислали. Пока еще можно было.

— Ну... — Посмотрел в бокал гость. — Вот про это я и приехал поговорить.

— Про плакат? — Удивился Ли.

— Я уже на пенсии, — поглядел ему в глаза гость. — от дел отошел. Но ты же знаешь, — у нас бывших не бывает.

— Я же — бывший, — улыбнулся Ли.

— Ты ушел, до того, как мы вполне оформились, — криво ухмыльнулся гость. — А ко мне по старой дружбе поступают сигналы. И скажу тебе Миша-ходяк так: — над тобою тучи ходят хмуро.

— Поясни?

— Да вот так. Идут на тебя сигнал за сигналом — по партийной линии.

— Леня, — вздохнул Китаец. — Ты говоришь, — а ясности никакой. Мы с тобой в молодые годы не так говорили.

— Прав. — Качнул головой гость. — Ну, давай напрямки. Идут сигналы. Что у тебя в колхозе, — поп косорылый живет. Пугало — без половины лица. Смущает людей. Втягивает граждан в религиозное мракобесие. Занимается антисоветской пропагандой.

— Это Василий, — улыбнулся Ли. — Я его... почитай с двадцатых годов знаю. Так он не поп. Бывший. Не с прихода живет. Он сторож при колхозе. И никакой антисоветской пропаганды он и близко не ведет. Это я ручаюсь. Все тяготы с нашим колхозом — он пережил. А если, к нему люди за какой своей надобностью идут, — так это, их дела. У нас гражданам общаться между собой, не запрещено.

— Я тебе только передаю, — что по своей линии узнал, — развел руками гость. — Далее: ты сам активно сносишься с иностранными гражданами. И ладно еще из братской ГДР. Но и из оппортунистического Китая. И в переписке, — позволяешь себе откровенные антисоветские высказывания. Ведешь пораженческие разговоры в райкоме партии.

Ли помолчал.

— Все? — Наконец спросил он.

— А мало? — Вскинул брови гость. — Когда ты с районными секретарями из ГДР, ругаешь в письмах первого секретаря ЦК КПСС! Это уже, знаешь чем пахнет?

— Ну ты-то, надеюсь, — не думаешь, — что я антисоветчик? — Спросил Ли.

Гость посмотрел в окно.

— Что я думаю, — дело десятое. — Не я буду решение принимать.

— Я не про это. — Напрягся Ли. — Я своего боевого товарища спрашиваю. Ты знаешь, что я не антисоветчик? Веришь мне?

— Ну, положим, — знаю. — Кивнул гость. — Иначе не был бы здесь.

— Ну вот, — Выдохнул Ли. — Это уже разговор.

— Сейчас, времена помягче стали. — Наклонился к Ли гость. — Страна за ядерным щитом. Поэтому с плеча не рубят. Ты — человек заслуженный. Герой труда. Пенсионер местного значения. Тебя трогать — много шуму. Никто этого не хочет. Просто... чуть... прикрути фитиль. Не надо бегать по округе, и всем рассказывать, что ты думаешь о Хрущеве. Понимаешь?

Ли помолчал. Посмотрел в бокал.

— Леня... — Наконец сказал Ли.

— Да.

— Ты еще жив?

— Чего?! — Вскинул брови гость.

— Много думаю в последнее время, — провел по поредевшим волосам Ли. — Покуда человек может считаться живым? Помнишь, — если кто из наших товарищей предавал дело — умирали они для нас. Даже если еще были живы, и землю коптили. А сколько наших умерло. Но не изменило нашим идеям. За моей спиной целый полк наших мертвецов...

— Не улавливаю, — отставил бокал гость.

— Я воевал. За то, — во что свято верил. — Ли сжал руки. — Во что верю до сих пор. И победил! И здесь, и в моем родном Китае, — люди стали строить лучший мир. А я, остался тут. Потому что — какая разница, где жить, если Китай и Союз — братья навек? И Катерину я здесь встретил... А потом, вдруг, — вижу. Впереди — недостойные командиры. Они — держит мои флаги. Они — говорят мои речи. Они — приказывают моим товарищам. А люди вокруг — даже не понимают, что происходят. Знаешь, что мне писали мои немецкие друзья, — после Хрущевского съезда? Где он на мертвого Сталина порочил? Для немцев — это был удар! Сталин — освободил их от нацистов. Сталин — для них — был лицом коммунизма. И вот, — хилый наследник, говорит всем — мол, извините. Нас всех вел к светлому будущему, по трупам — кровавый палач. Секретари из ГДР писали мне — не знаем, что говорить людям! Ты поднимешь — какая бомба? И там. И здесь. Скольким людям веру сломали? Какой подарок врагам? А потом? — Ли еще крепче сжал Кулаки. — Индийско-Китайский конфликт, в прошлом году. Мой Китай — наш брат! Почему Хрущев поддержал в тот момент Индию — а не Китай?

— Ну... — Прикусил губу гость. — Может... там, наверху, видели какие-то политические и экономические резоны.

— Очнись! — Вздрогнул Ли. — Наш коммунистический Союз пошел против коммунистического Китая — за капиталистическую Индию. Какой мог быть резон, — чтоб сотворить такое? Мы перестали бы получать в наш сельский клуб индийские фильмы? "Мунна — потерянный ребенок"? "Девушка из Бомбея"? — Душевное кино! Но ради этого предавать брата?! Если в тот момент наверху — все решали выгоды... Ты понимаешь, — что это значит? Где выгоднее по деньгам — так не мыслят коммунисты. Только капиталисты!

Гость молчал. Ли выдохнул.

— А Хрущевские экономические выкрутасы? Укрупнение колхозов, — так что никаких рук управлять не дотянешь. А уничтожение артелей? А машинно-тракторных станций? Я сейчас матом начну — на двух языках! Но главное — как он смог? Вот что меня убивает. У нас же снизу доверху коллективное правление. Ведь было политбюро. Был съезд. И все народные наказники слушали этого предателя? Никто не встал — не выбил слякотника с трибуны? Ты понимаешь? — Ли положил кулаки на стол. — Падалица! Яблоко красивое. А внутри — черви. Долго не пролежит.

Гость молчал.

— Вот и скажи мне, боевой друг. — Ли сгорбился. — Мы с тобой — еще живы? Тогда — молодыми. Что бы мы сделали, — если бы наш командир, оказался перевертышем? А? И ты и я — знаем. А что сейчас?

— А сейчас, — мы с тобой уже старики, Миша. — Печально улыбнулся гость.

— Молодыми — мы ничего не боялись. В любой момент могли потерять жизнь. А сейчас — боимся за ее жалкий остаток? У нас отнимут звания? Награды? Пенсии? — Но разве мы с тобой воевали за пенсии? Разве не за лучшую жизнь?

Гость молчал.

— Или мы с тобой — как бараны? — Допытывался Ли? — Нам повезло оказаться в нужном стаде, и мы бодро бодались в строю. А когда стадо растеряно — и не в едином порыве — и мы иссякли?

Гость молчал.

— Я боюсь смерти. — Признался Ли. — Но я не боюсь смерти.

— Китайская мудрость? — Улыбнулся гость.

— Человеческая мудрость. Человек живет — пока борется. — Утвердил Ли. — Если прекращает бороться — это уже тление фитиля. Пусть даже он продымит еще годы... Я боюсь умереть вот так. Заживо. Сидя на персональной пенсии. Под дежурные славословия непуганых жизнью молодых; — которые уже и не знают, против какого ужаса мы бились. Бессильно наблюдая, — как враги, пробравшиеся на места командиров — разлагают все вокруг. Отнимают нашу победу. Губят будущее. Вот чего я боюсь. — Потряс сухим сморщенным кулачком Ли. — Но я не боюсь, умереть как человек. В борьбе за людей. А ты?

— И что ты будешь делать? — Вперился в него гость. — Эмиграция в Китай?

— У меня в Китае большая семья, — улыбнулся Ли. — Много братьев. Они там постоят за дело. А мне — надо дать бой здесь.

— Добром для тебя это не кончится, — покачал головой гость.

— Значит — Твердо глянул на него Ли — это хотя бы кончится достойно.

* * *

Эпилог 5: Век спустя.

Наши дни.

 Согласно данным ООН, каждый год, несколько миллионов человек на Земле, умирают от голода, и связанных с ним болезней.

 В 2014м году, опубликован доклад организации ООН по продовольствию и сельскому хозяйству ООН. Согласно ему, треть(!) всех пищевых продуктов, производимых на Земле, используется не по назначению, или специально уничтожается.

 Главным мерилом мировой капиталистической экономики, продолжает считаться денежная прибыль.