Недостройка

— Опять плавать сейчас придётся, — продолжил я.

— Не придётся, — так же равнодушно отвечал тот, — сейчас отлив начался, по камням проскочим. Ты мне лучше вот что расскажи, друг ты мой ситный...

Тут он замолчал на продолжительное время, я уж думал, что он забыл, о чём он хочет спросить своего ситного друга, но нет, когда мы вышли в следующую бухту, последовало продолжение:

— Ты вот чего скажи — я всех людей насквозь вижу, дар такой у меня есть с детства, а вот тебя нет, не вижу... черная стена на входе. Ты или что-то скрываешь или кто-то тебе эту стену установил насильно, одно из двух...

— Ну и что же ты, например, увидел внутри нашего замполита? — сделал я попытку увести разговор в сторону.

— А то ты сам не знаешь — замполит же как книжка открытая, подходи и читай. Но ты на мой вопрос ответь... — не повёлся на мои уловки Коска.

— Хорошо, отвечаю, — смело бросился я на амбразуру, — я понятия не имею про твои способности и что ты там внутри других видишь, мне же скрывать нечего, биография вся как на ладони лежит. Так что не понимаю я, о чём ты...

— Ну не хочешь говорить, не надо... — ответил старик, — но всё-таки тёмная ты лошадка, Антон, ой, тёмная.

— Не всем же светлыми быть, — отвечал я, — по закону парности должны и тёмненькие появиться. Хотя бы парочка.

Так за этим немудрящим разговором мы и добрели до того самого места, через которое часа три назад переправлялись без одежды. Прав был коряк, во всём прав — отлив обнажил камни, по которым мы успешно и пропрыгали, не замочил даже штанов. Я правда один раз чуть было не навернулся, скользкие они всё же были, камни эти, но каким-то чудом удержался, балансируя на одной ноге. Поднялись на откос по бтр-вскому спуску, а вот и ограда нашей родной уже, можно сказать базы ВМФ Тихоокеанского Краснознамённого флота. Первым, кто нас встретил, был Петрович, хмурый и озабоченный, так что дальше некуда.

— Ну что там с проходом? — сразу взял он быка за рога.

— Стенка там, такая же, как на ручье, — ответил я, — но как раз, когда мы к ней подошли, случилась странная штука и стенку разорвало надвое. Мичман успел на ту сторону перебежать, а мы с Коской нет. Вот и все наши приключения, а у вас тут что-то случилось что ли? На тебе же лица нет.

— Случилось, — хмуро отвечал Петрович, — причём очень много чего... пойдем в казарму, на месте расскажу и покажу.

И мы все вместе вошли в главный вход здания казармы-общежития, не ожидая ничего хорошего. Петрович провёл нас в медпункт, подтверждая мои самые плохие ожидания.

— Вот, — сказал он, — показывая на лежащего на топчанчике замполита, — у него колотая рана живота. И ещё Андрей умер.

— Ничего себе, — потрясённо сказал я, — только по часик отошли, а тут вон оно что... и как же это случилось?

— Обыкновенно, — ответил Петрович, — за Андреем же никто не присматривал, вот он и нашёл где-то ножик, длинный и острый, на кухне наверно. А потом подстерёг Илью и всадил нож ему в брюхо. А тот в ответ разрядил своего Макарова ему в рожу — разворотило так, что смотреть страшно... мы тело Андрея перетащили пока в кухонный холодильник, там один свободный стоял. Такие дела вот.

— А по какой причине он на Илью-то накинулся?

— Да по той же самой, что и на тебя, из-за Оксаны... Андрей кричал что-то типа "ты, сука, у меня девку увёл"... одни проблемы из-за этой Оксаны, — выложил он, наконец, своё главное умозаключение. — И решать надо что-то с её выдачей, до шести вечера час остался с хвостиком.

— Так, — решительно сказал я, — раз замполит из игры вышел, а мичман сейчас недоступен, то главным на нашей базе вроде как ты должен быть, верно?

— Не надо мне такой радости, — замахал руками Петрович, — вон пусть Коска командует, он старше и опытнее.

— Я тоже не хочу, — тут же отозвался коряк. — Ты, Антоша, тут самый активный, вот и бери руль в руки.

— Думаете откажусь? — со злорадством отвечал я, — да не дождётесь, принимаю командование. Значит ты, Коска, посмотри, что тут с замполитом, вдруг поможешь чем-нибудь. А Оксана-то где?

— Ревёт в общаге, — ответил Петрович.

— Ладно, не до неё сейчас. А мы с тобой идём в радиорубку и попытаемся ещё раз связаться с этой страшной Айей, ситуация же изменилась, вдруг у них там какие-то новые требования возникли, а старые например пропали.

В коридорах научного корпуса ничего не изменилось... хотя нет, запах какой-то появился, и не затхлости, а химический, вроде карболки. Спросил у Петровича, не личный ли это мой глюк, оказалось, что нет, он тоже чувствует что-то такое, но очень слабо.

— Как тут с ними управляться-то, с этими рациями? — внезапно озадачился я.

— Здесь где-то инструкция была, сейчас почитаем, — не растерялся Петрович, выуживая со стеллажа толстую такую книженцию. — Значит Р-642Б Окунь это у них приёмник, а Р-677 Вихрь передатчик... частота здесь наверно та же самая стоит, не менял с тех пор никто... как включается... ага, это вот здесь.

И он поднял вверх толстый тумблер, стойка ожила, заморгав в разных местах разноцветными лампочками.

— А теперь бери наушники и вызывай свою Айю или как её там, — сказал мне Петрович.

Взял наушники, надел, постучал пальцем по микрофону, потом сказал:

— Вызываю Айю, вызываю Айю, ответьте... если есть кому отвечать...

Ответом мне была тишина.

— А точно эта частота? — спросил я у старшего, — и может мы чего тут включить забыли?

— Сейчас посмотрю, — углубился тот в методичку, — так... это не надо... это не обязательно... точно, мы ж на передачу не перещёлкнули.

И он перевёл ещё один большой тумблер вправо.

— Давай ещё раз.

Я повторил свою мантру про Айю, через несколько секунд в наушниках раздался холодный металлический голос.

— Айя на проводе, кто говорит?

— Говорит Антон Яблочкин, — быстро ответил я, — так сложилось, что все офицеры у нас не могут выполнять свои обязанности, так что я теперь за старшего.

— Понятно, — ответил мне голос, — и что ты хотел сказать, Антон Яблочкин?

— Хотел спросить, ваши условия по Оксане остаются в силе или как?

— По какой Оксане? — поинтересовался голос.

Я переглянулся с Петровичем и продолжил:

— Ну как какой — вы же с утра поставили условием нашего освобождения передачу вам Оксаны как её... Серебровой.

— Это ошибка, никаких условий мы не ставили.

— А замполит-то у нас хитрый гусь, — сказал я Петровичу, — свою игру ведёт какую-то.

— Вёл, — уточнил Петрович, — скорее всего он не выберется после такой раны.

— Хорошо, — сказал я в микрофон, — условий вы не ставили, а мы просто перепутали, тогда расскажите про ваши планы и что нам теперь делать?

— Наши планы это наши планы и знать вам о них не надо, — сурово отвечал голос, — а вам ничего делать не надо, потому что жить вам осталось около трёх часов в лбом случае.

— А если мы с этим не согласны? — уточнил я, — если мы подольше пожить хотим?

— Пожалуйста, хотеть вы вам запретить не можем.

— Тааак, — протянул Петрович, — они нас уже похоронили, получается... ну придумай что-нибудь, Антон, ты же парень умный.

— Сейчас, — включил я мозги, — постараюсь... а кто вы такие вообще?

— Ты всё равно не поймёшь, это слишком сложно, — ответил мне голос без единой эмоции.

— А мы чем вам мешаем? Может отпустить нас с миром это лучший выход, чем то, что вы наметили?

— Не знаю... — в голосе проскользнула некое сомнение, — не уверен. По вам есть согласованное решение, его и будем придерживаться.

— Один из наших прошёл, кстати, через защитную стенку и сейчас возможно к нам летит помощь, — решил я попугать голос.

— Это ты про мичмана что ли? Никуда он не прошёл, у нас на этот случай есть дублирующие средства.

— Вы и его убили что ли?

— Зачем, просто заперли в последней бухте перед Мутновкой, вот и всё.

— Ну я даже не знаю, что ещё тут придумать — может у тебя есть идеи какие-нибудь? — с отчаянием в голоске сказал я Петровичу.

— У меня нет, давай сам уж, — ответил он,

Я подумал немного и решил сыграть ва-банк: — А вы в игры какие-нибудь играете? В карты там или в шахматы например?

Голос призадумался аж на целую минуту.

— Ну допустим играем, и что дальше?

— Давайте на интерес сыграем — турнир из трёх партий в шахматы или три пульки в преферанс, если выигрываем мы, вы нас отпускаете...

— Мне надо посоветоваться... — ответил голос и исчез из наушников.

— Хорошая идея, — одобрительно похлопал меня по плечу Петрович, — как думаешь, прокатит?

— Пятьдесят на пятьдесят, — ответил я, — хрен его разберёт, как у этих айй принимаются решения...

— И ты думаешь, они свои обещания сдержат, если, допустим, мы выиграем? — продолжил Петрович.

— Сначала выиграть надо, — отозвался я, — а если совсем точно, сначала надо, чтоб они согласились сыграть, а потом уж обо всём остальном думать...

А тут и голос в наушниках прорезался:

— Мы согласны. Наши условия такие — играем три партии в стандартные шахматы с контролем времени по пять минут, с вашей стороны за доской сидит только один человек и никто ему не подсказывает, с нашей посредником будет ворон. Если в итоге получится ничья, играется четвёртая укороченная партия в три минуты. Если выигрываете вы, мы поднимаем стену в одном месте и всех отпускаем. Если выигрываем мы... — тут голос притормозил, а я его подбодрил:

— Ну и что будет, если победите вы?

— Там будет ещё одно условие с нашей стороны, огласим его позже.

— Я согласен... — быстро ответил я, а потом взглянул на Петровича и поправился, — то есть мы согласны. Играть буду я, никто мне подсказывать не будет, зуб даю. А этот ваш ворон, он сможет двигать фигуры и нажимать на кнопку часов?

— Не волнуйтесь, всё он может... начало турнира через полчаса в этой же комнате, готовьтесь.

— И тогда последний уже вопросик, — решил я расставить точки над ё, — а о чём вы говорили утром с замполитом, если не секрет?

— Секрет, — ответил голос, — детали я тебе не расскажу, но дам один намёк — в тихом омуте черти водятся.

Мда, вот и понимай его намёки, как хочешь, подумал я, а Петровичу сказал:

— Надо шахматы найти и часы шахматные тоже, да и проверить не мешало бы, что там в казарме творится.

Вернулись в общежитие, Петрович ушёл в медпункт проверять замполита, я тут же вытащил из хорошо знакомого места шахматы с часами, положил их на полочку возле выхода и решил навестить Оксану.

— Ну как ты тут? — спросил я её с порога, она сидела на кровати и уныло смотрела в окно.

— А то ты сам не знаешь? — зло ответила она, — хреново... меня вот-вот на съедение бросят, а ты где-то шляешься.

— Спокойно, дорогая, — уверенно отвечал ей я, — диспозиция малость поменялась, уже никто никуда тебя бросать не требует, мы передоговорились с этими айями...

— Да что ты говоришь? — расцвела она, — это правда? Дай я тебя поцелую за это!

Я подставил щёку.

— А какие новые условия они выставили? — продолжила допытываться она.

— Щахматный турнир из трёх партий, если мы... то есть я побеждаю, они нас всех отпускают.

— Классно! — зашлась она в восторге, — ну ты уж не подведи и выиграй.

— Я постараюсь. Ты мне лучше вот что расскажи, что там у замполита с Андрюхой-то произошло?

— Меня там не было, так что могу только в пересказе Севы.

— Давай в пересказе.

— Значит, сначала Андрей пропал куда-то из клуба, ну после нашего собрания, помнишь?

— Да помню конечно, ты не останавливайся, жги дальше.

— А потом он неожиданно обнаружился возле бревна на гимнастической площадке, там как раз сидел Илья и курил, а Сева сидел на скамейке недалеко, а в руке у Андрея был большой кухонный нож. Ну Андрей выкрикнул что-то вроде "Получи, гад, за мою девчонку!" и ударил Илью ножом в живот. Раза три что ли подряд. А потом замполит сумел наконец вытащить пистолет из кобуры и разрядил его в Андрюху. В лицо. Вот и всё...

— Да уж, зря мы Андрея развязали-то, — только и смог ответить я, и тут в комнату вошёл Петрович, и на лице у него были написаны плохие новости.

— Помер замполит, вот только что дух испустил, — уныло сказал он.

— Упокой, господи, его грешную душу, — сказал я, чтобы не молчать, а потом добавил, — однако надо о живых думать... ворона тоже найти надо, а то с кем же мы сражаться-то будем?

И мы все трое отправились искать Кешу. Долго нам трудиться не пришлось, он сидел, нахохлившись, на ветке каменной берёзы, ближайшей ко входу в казарму.

— Привет, Кеша, — сказал я ему, — как жизнь?

— Бьёт ключом, — быстро ответил он, — я уже в курсе насчёт шахмат, всё сделаю в лучшем виде.

— Справишься с фигурами-то? — решил уточнить я.

— И не с таким справлялся, — отрезал он и полетел к окну радиорубки.

Мы тоже отправились туда, вместе с часами и шахматами. Я расставил фигуры, как полагалось, завёл часы и установил стрелочки на пять минут, выгнал в коридор Петровичп с Оксаной (чтобы не обвинили в подсказках), потом включил Окуня и сказал в микрофон:

— Мы готовы. А вы будете через рацию ходы передавать или напрямую Кеше?

— Через рацию, — сухо щёлкнуло в наушниках. — мы тоже готовы, кто первым играет белыми?

— Об этом я как-то не подумал, — растерялся я, — давайте монетку что ли кинем, Кеша свидетелем будет.

— Давайте, — согласились на той стороне.

Я вытащил из кармана потёртый пятак, бог весть с каких пор там завалявшийся, показал его Кеше и сказал, что орел в нашу пользу. Потом подбросил... пятак, сука, попрыгал на полу, угодил в щель между половицами и замер на ребре!

— Повторим? — спросил я у Кеши, изумлённо смотря на такое чудо, первый раз в жизни монетка на ребро встала.

— Не надо, — быстро ответил Кеша, — они согласны на чёрные. Начинай.

Ну согласны, значит и хорошо, передвинул королевскую пешку на два поля и нажал на кнопочку часов. Кеша ответил с7-с5, сицилианка значит тут у нас, прекрасно... я ответил королевским конем на f3, они — ферзевым конём на с6, далее пошёл вариант Свешникова или в народе "челябинский". На первые десять ходов, короче говоря, мы израсходовали максимум по полминуте.

— Стоп, — неожиданно услышал я в наушниках, — ты жульничаешь!

Ничего себе предъявы, удивлённо подумал я.

— И в чём моё жульничество, позвольте узнать?

— Ты только что нажал на кнопку до того, как переставил фигуру! — было отвечено мне.

— Окей, уберу у себя на часах десять секунд (и я подкрутил немного стрелку вверх — десять там получилось секунд или не десять, на таких аналоговых девайсах не определить, но примерно где-то так), инцидент исчерпан?

— Да, — согласились со мной, — исчерпан, но в случае повторения тебе будет засчитано поражение.

Хорошо, играем дальше... я быстренько провёл кучу разменов, не люблю, если честно, когда на доске много фигур, соображаю я в таких случаях хуже. И к тридцатому примерно ходу у нас нарисовалось ладейно-конное окончание, причём у меня была одна лишняя пешка, проходная к тому же. Потенциал есть, надо его просто реализовывать. Посмотрел на часы — у меня полторы минуты осталось, у него минута.