Щит. (Меченый-2)

Для того чтобы собрать разбежавшиеся глаза и поприветствовать 'гостя', мне потребовалось минуты полторы. И все это время мэтр Фитцко любовался на себя в изящное ручное зеркальце. А когда я, наконец, вымолвила подходящие к случаю слова, царственно повернул голову, оглядел меня с ног до головы и снисходительно улыбнулся:

— Смирения, ваша милость! Вседержитель дал вам главное — жизнь. Остальное дам я...

Я опешила. А через мгновение, подхваченная его помощницами, оказалась за здоровенной ширмой, невесть откуда появившейся в углу. Причем уже без халата и босиком!

Еще через пару-тройку ударов сердца я почувствовала себя куклой — девушки вертели меня так, как считали нужным, заставляли то поднимать руки, то разводить их в стороны, то опускать вдоль бедер и совершенно не обращали внимания на мою наготу.

В какой-то момент я с тоской вспомнила образец предупредительности — мэтра Лауна — и даже попыталась проигнорировать одно из требований моих мучительниц, но безрезультатно: разобравшись с кучей тряпья, бросаемого через ширму снаружи, они начали меня одевать.

Нижняя рубашка... Какой-то балахон... Пояс... Корсет... Платье... Длинные, по локоть, перчатки... Еще один пояс... Что-то вроде сапожек, только коротких и без задника... Лента через плечо... Пара перстней, почему-то поверх перчаток... Пяток заколок для волос и жемчужное ожерелье...

Потом они закололи чем-то не устраивающие их места иголками и вытолкнули меня наружу.

Я сделала пару шагов к центру гостиной и онемела: пока меня одевали, отполированный пол оказался заставлен невесть откуда возникшими сундуками с тканями. Диваны и кресла — завалены нижними рубашками, корсетами и платьями. Стол и все три подоконника — кружевами, пуговицами и тому подобной дребеденью. А рядом с окном появилось здоровенное зеркало, рядом с которым неторопливо прохаживался виновник всего этого безобразия.

Услышав перестук моих каблучков, мэтр Фитцко повернулся ко мне всем корпусом и покровительственно усмехнулся:

— Ну вот, теперь вы уже чем-то похожи на Женщину...

Я вспыхнула, мельком посмотрела на себя в зеркало и на десяток ударов сердца выпала из реальности: платье было... донельзя развратным! И вместо того чтобы скрывать особенности фигуры, их подчеркивало! Нет, не подчеркивало, а выпячивало на всеобщее обозрение: безумно глубокое декольте, скрывающее, разве что, ареолы и живот, демонстрировало грудь практически целиком, а кружева и корсет, стягивающий талию, визуально увеличивали ее чуть ли не вдвое. Юбка прибавляла объем бедрам и попе, а почти прозрачная вставка чуть ниже колен показывала внимательному глазу мои голени и икры!!!

— Ну, как вам этот наряд? — дождавшись, пока я обрету дар речи, самодовольно усмехнулся портной.

— Бесподобен! — с трудом сдержавшись, чтобы не наговорить ему гадостей, с издевкой фыркнула я. — Но я — в трауре. Поэтому носить его не буду...

— Так оно же траурное!!! — взвыл мэтр Фитцко. И, подбежав ко мне, куртуазно показал мизинцем на мое левое плечо. — Видите во-о-от здесь черную ленточку?

Для того чтобы разглядеть крохотный символ скорби, прячущийся в белоснежном облаке из тирренских кружев, мне пришлось подойти к зеркалу вплотную, повернуться к нему левым боком и хорошенечко приглядеться.

Да, ленточка там действительно была. И действительно черная... Но она обхватывала мою руку под полупрозрачной тканью, поэтому увидеть ее мог только тот, кто точно знал, где и что искать!

— Вы что, издеваетесь? — сглотнув подступивший к горлу комок, возмутилась я. — Вы бы ее еще под подвязку пришили! Или под пуфик в моей спальне! Тут ее никто никогда не увидит! Даже если очень захочет!!!

Портной посмотрел на меня, как на юродивую:

— Выпячивать свою скорбь уже давно не в моде. Вы должны переживать горе в глубине своей души и при этом радовать окружающих своей молодостью и красотой...

— Выпячивать? — побледнев от бешенства, прошипела я. — Скорбь? Да что вы несете?!

Видимо, видеть такую реакцию у одевающихся у него дам мэтру Фитцко не приходилось. Поэтому он отшатнулся, закрылся руками и попытался объясниться:

— Ваша милость, вы не поняли, что я имел в виду! Это платье — самое что ни на есть траурное! Просто оно пошито так, что позволяет вам оставаться со своими чувствами наедине... Ну, и дает вам возможность переживать потерю близких где бы то ни было, не вызывая лживого сочувствия у тех, кто не в состоянии вас понять...

Я прикрыла глаза, чтобы не сорваться, и услышала еще одно 'уточнение':

— И потом, по-другому уже никто не шьет!

— Шьет... Мэтр Лаун Чернобородый... — кое-как удержав рвущийся наружу рык, угрюмо буркнула я. А потом добавила: — И я буду одеваться у него...

— Правильно... — раздалось от двери. — Полностью с вами согласна...

— Ой, леди Этерия... — тихонечко пискнуло за моей спиной и я, повернув голову, хмуро уставилась на человека, сумевшего вызвать такой ужас у служанки 'самого мэтра Фитцко'...

...Девушка, невесть как миновавшая охрану, выставленную у моих покоев побратимом короля Неддара, оказалась лиственя на два-три старше меня. Правильное и довольно симпатичное, лицо, спокойный взгляд, простенькая, без особых изысков, прическа. Платье в цветах рода Кейвази, не столько подчеркивающее, сколько скрывающее фигуру. И полное отсутствие косметики и украшений. Если, конечно, не считать украшением родовое кольцо.

В выражении лица или жестах баронессы тоже не было ничего особенного — она не задирала подбородок, не поджимала губы и не изображала Свет : просто смотрела на мое платье и о чем-то сосредоточенно думала.

— Чтица его величества короля Неддара третьего, Латирдана, баронесса Этерия Кейвази! — запоздало объявила Омра.

Я склонила голову и заставила себя улыбнуться:

— Доброго дня, леди Этерия! Прошу прощения за нерасторопность моих служанок — они, как и я, не ожидали вашего прихода...

— Доброго дня, леди Мэйнария! Это вы меня простите — я явилась в гости без приглашения, не предупредив и несколько не вовремя...

— Ничего страшного... Проходите и... — я жестом приказала Атии освободить диван у окна — ...располагайтесь...

Баронесса поблагодарила меня за предложение, однако, вместо того, чтобы сесть на предложенное место, неторопливо прошлась вдоль выложенных платьев, внимательно осмотрела каждое и нахмурилась:

— Скажите, мэтр Фитцко, а кто вам их заказал?

— Его светлость граф Грасс Рендалл, ваша милость! — слегка побледнев, пробормотал портной. — Вернее, его мажордом. Он привез мне мерки, снятые с леди Мэйнарии мэтром Лауном, и свиток с описанием нарядов, требующихся ее милости в ближайшее время...

— Размеры и расположение траурной ленты им как-то оговаривались? — зачем-то уточнила моя гостья.

— Ну-у-у... да, ваша милость!!! — для пущей убедительности портной несколько раз кивнул. Причем так энергично, что я не на шутку испугалась за целостность его шеи. — Он попросил, чтобы она привлекала к себе как можно меньше внимания. Хотя куда уж меньше-то? Ее и так почти не видно!

— Что ж... Ясно... — баронесса задумчиво подергала себя за локон и вздохнула: — В общем, так: эти платья вам, конечно же, оплатят. Но работу над ними вы отложите эдак... до начала второго жолтеня . А пока сошьете леди Мэйнарии другие. Наподобие тех, которые для нее сшил мэтр Лаун. Или, если у вас нет такого желания, поручите эту работу Чернобородому... Ясно?

— Да, ваша милость!

— Тогда свободны...

Портной поклонился чуть ли не до земли, попятился к двери, потом сообразил, что не может уйти, оставив свое добро у меня в покоях, и мучительно покраснел:

— Ваша милость! Вы позволите собрать все, что я принес?

Леди Этерия кивнула, повернулась ко мне и тряхнула волосами:

— Баронесса! Как вы относитесь к тому, чтобы переждать это стихийное бедствие у меня в покоях?

Я согласилась...

Глава 21. Десятник Нивер Ветерок.

Второй день первой десятины первого травника.

...Кузнечик с оборванной лапкой описал невысокую дугу и шлепнулся в воду рядом с корягой, чем-то напоминающей голову водяного. Еле заметное течение повернуло его вокруг себя и поволокло под 'бороду' — десяток белесых сучьев, нависающих над стремниной. В этот момент в толще воды мелькнула стремительная серебристая тень, стрелой метнулась к поверхности — и насекомого не стало...

— С локоть, не меньше... — восторженно прошептал Румор. — А может, даже с полтора!

— Угу... — лениво подтвердил Ветерок.

— Чего 'угу'? Видел, какая красавица?

— Угу...

— Тебе все равно, а я проголодался!

— Я предлагал тебе репу. Ты отказался...

— Какая, к Двуликому, репа, когда тут прорва серебрянки? — возмущенно прошипел первач. — Рыбу я хочу, рыбу! Ты только представь: поймать пару-тройку вот таких красавиц, выпотрошить, натереть изнутри солью, завернуть в листья лопуха, обвалять в глине и засунуть в угли эдак на полчаса. Потом достать...

— И чтобы среди них обязательно была вот эта? Которую ты так добросовестно подкармливаешь уже второй день? — не отрывая взгляда от противоположного берега, усмехнулся десятник.

— Ну да... — сглотнув слюну, кивнул Румор. — Хорошо бы...

— Хоти дальше, я не против...

— Бездушный ты, Нивер! Сам жрешь, что попало, и других заставляешь...

— Может, мне нравится вас заставля-... — начал, было, десятник и тут же заткнулся: куст жимолости, за которым заканчивалась потайная тропка из Рагнара, едва заметно шевельнулся.

Первач, мечтавший о запеченной серебрянке, среагировал на движение веток чуть ли не быстрее Ветерка — застыл в том же положении, в котором находился, и скосил глаза, пытаясь проверить, не сместился ли дерн, скрывающий их погляд от посторонних взглядов.

Нивер мысленно усмехнулся: погляд готовил не кто-нибудь, а Филин. А в его добросовестности не сомневались даже самые придирчивые сотники Тайной службы Вейнара!

Впрочем, такая реакция новичка ему понравилась: парень старательно выполнял указания 'старичков' и пытался думать.

...Убедившись, что увидеть смотровую щель с того берега невозможно, Рагнар приник к ней и затих. Пожирая взглядом появившихся на берегу людей.

— Ну, что скажешь? — еле слышно спросил Ветерок, оценив внешний вид и ухватки спускающихся к воде мужчин.

— Одежда — вейнарская. Но мне почему-то кажется, что они не наши... Первые два — мечники и, наверное, неплохие... Второй, скорее всего, левша: перевязь с метательными клинками надета наоборот, и руками он двигает как-то не так...

— Пока меня интересует только то, в чем ты уверен. Давай дальше...

— Третий — телок . Думаю, вершина : за ним постоянно присматривают четвертый и пятый. Так, как будто готовы подхватить... Да, они тоже мечники. И получше первых двух... Не удивлюсь, если последний — обоерукий... В мешках — груз... Ведра по три-четыре — у мечников, и вполовину меньше — у телка... Идут — с утра... Воины — не устали, а телок еле стоит на ногах...

— Все?

— Нет! Первый — не в духе. Скорее всего, потому, что телок натер правую ногу и еле ползет. Второй дергается: то ли что-то почувствовал, то ли понимает, что брод — неплохое место для засады. У четвертого этот выход — один из первых: он слишком напряжен и смотрит не так и не туда...

— Кто из них самый опасный?

— Пятый... Кажется... — неуверенно прошептал Румор.

— Почему ты так решил?

— Обоерукий... И идет замыкающим...

— Тогда почему его так нагрузили?

— А-а-а, точно! Тогда... первый?

— Второй: он не смотрит, а чувствует. Не делает ни одного лишнего движения. Совершенно расслаблен. У него у одного лямки мешка наброшены только на края плеч — в случае чего он избавится от груза быстрее, чем ты моргнешь... Посмотри, как он ставит ноги — при желании он сорвется с места даже с таким грузом и о-о-очень неплохо атакует... Ну, и оружие у него расположено удобнее, чем у других... Видишь?

— Теперь — да...

— Ничего, научишься...

— Скорее бы... — расстроенно вздохнул первач. Потом подтянул поближе арбалет и поинтересовался: — А какой из них — мой?

— Четвертый. Кладешь вглухую. Сразу. Ясно?

— Да...

— Готовься...

Румор отполз от смотровой щели, снял с арбалета чехол и вставил ногу в стремя. Потом согнулся в три погибели, зацепил тетиву крючками колец и выпрямился.

'Силен...' — мысленно восхитился десятник. Потом вытащил из-за пазухи манок и дважды крякнул...

...Услышав утиное кряканье, 'второй' застыл, что-то коротко рявкнул — и 'четвертый', торопливо сбросив с плеч тяжеленный мешок, первым вошел в воду.

Двигался он, конечно, не как телок, но и не как воин: вместо того, чтобы вглядываться в противоположный берег, смотрел под ноги. При этом умудрился дважды забрести на глубину и, кажется, подвернуть ногу. А еще он довольно громко сопел, поэтому Филину пришлось выпустить уток еще до того, как мечник добрался до середины реки.

Птицы захлопали крыльями, взметнулись в темнеющее небо и исчезли. Слегка перепугав посланного на разведку недотепу — поскользнувшись на поросшем водорослями камне, тот выронил из рук дорожную палку и... в сердцах помянул Двуликого!

Расслышав последние слова вырвавшейся у него фразы, Ветерок помрачнел: монахов, поминающих Бога-Отступника, он не встречал. Значит, люди, переправляющиеся через Наиру , были обычными несунами , шушерой, пытающейся сэкономить на въездных пошлинах и поэтому таскающей через границу всякую дребедень.

Брать их было глупо. А пропускать — поздно: команда к началу захвата уже прозвучала, а отменить ее было невозможно.

'В худшем случае разжалуют до первача...' — угрюмо подумал он. — 'В первый раз, что ли?'

...Увидев уток, 'второй' успокоился. Но все-таки дождался, пока разведчик пересечет реку и внимательно осмотрит прибрежные кусты. Конечно же, засады там обнаружить не удалось, и воин разрешил остальным двигаться дальше.

Чуть ли не на первом же шаге телок ухнул в какую-то яму, зачерпнул голенищем воды и что-то пробормотал себе под нос. Как ни странно, никто из его спутников даже не улыбнулся. Мало того, 'четвертый' и 'пятый', сорвавшись с места, подхватили его под локти и понесли! Так, как будто он был стеклянным!!!

Ветерок задумчиво хмыкнул: мужчина действительно был вершиной. А это здорово меняло дело. Ведь скрытно переводить через границу такого человека имело смысл только в том случае, если он был одним из глав Серых. Или его приметы были розыскных листах хотя бы одного из двух королевств.

Пропускать такую фигуру он не имел права в любом случае. Значит, разжалование откладывалось...

...Выбравшись на берег, телок вырвался из рук своих сопровождающих, опустился на траву, торопливо стянул с себя сапог и вылил из него воду.

'Второй' криво усмехнулся:

— Воды-то — пара ложек! До заимки — полчаса ходу. Можно было бы и потерпеть...

— Да я уже стер обе ноги! В кровь! И иду через не могу! — визгливо воскликнул телок, осторожно размотал мокрую портянку, пощупал кровоточащую пятку и... осенил себя знаком животворящего круга: — Прости меня, Вседержитель, за излишнюю вспыльчивость и недостаток смирения! Даруй мне силы, чтобы укрепить мою душу, и убереги от Неверия...