Spice and Wolf 3

С того самого времени Лоуренс не осмеливался притрагиваться к моллюскам, как к речным, так и к морским.

К счастью, улитки не были поделены на порции, и Хоро уплетала их с явным удовольствием.

Всю пищу, которую Лоуренс не осмеливался попробовать, он предоставил Хоро.

— Ммм... вот, значит, каковы на вкус моллюски, — произнесла Хоро, не переставая одну за другой отправлять себе в рот улиток, выуженных из раковин кончиком ножа, который ей для этой цели одолжил Лоуренс. Что до самого Лоуренса, он наслаждался вкусом засоленной щуки.

— Не увлекайся. Если слишком много съешь, живот будет болеть.

— Хмм?

— В раковинах речных улиток селятся демоны. Если ты случайно одного проглотишь, результат будет ужасен.

Хоро, задумчиво склонив голову набок, посмотрела на улитку, только что извлеченную из раковины, а затем кинула ее в рот.

— За кого ты меня принимаешь? Я не только пшеницу могу различать хорошую и плохую.

— Ну, вообще-то ты сама говорила как-то, что съела однажды красный перец, и тебе потом было очень плохо.

Хоро при этом замечании Лоуренса слегка рассердилась.

— Определить вкус исключительно по внешнему виду невозможно даже для меня. Та штука была вся красная, как спелый фрукт!

Говоря эти слова, Хоро одновременно извлекала из раковины очередную улитку. Время от времени она прикладывалась к своей кружке и всякий раз после этого зажмуривала глаза.

Поскольку власть Церкви в здешних краях была слаба, крепкое спиртное, запрещенное Церковью к продаже, встречалось тут повсеместно.

Кружки Лоуренса и Хоро были наполнены почти бесцветным напитком, известным как "жгучее вино".

— Хочешь, я закажу для тебя что-нибудь послаще?

— ...

Хоро молча покачала головой. При виде того, как она сидела, зажмурив глаза, Лоуренсу подумалось, что, вероятно, если убрать плащ Хоро, под ним обнаружится очень, очень сильно распушившийся хвост.

Наконец Хоро удалось проглотить вино. Глубоко выдохнув, она вытерла уголки глаз обшлагом рукава.

Разумеется, крепкое спиртное, известное также как "вино Выбейдух", Хоро пила не будучи одетой в облачение монахини. Сейчас, в повязанной на голову треугольной косынке, она походила на типичную городскую девушку.

Перед ужином Лоуренс вместе с уже переодевшейся Хоро вновь подошел к Амати, чтобы поблагодарить. На лицо Амати тогда было просто жалко смотреть. Не только Лоуренс — даже владелец постоялого двора не смог удержаться от смеха.

Хоро же, словно специально стремясь усугубить тяжесть своих грехов, еще сильнее, чем обычно, старалась изображать юную скромницу, когда благодарила Амати.

Если бы Амати увидел ее манеры сейчас, за ужином, его мечты, вне всякого сомнения, разбились бы в мгновение ока.

— ...Я уже почти забыла этот вкус, — произнесла Хоро, сделав очередной глоток.

То ли потому что напиток был очень уж крепок, то ли из-за того, что его вкус разбудил воспоминания о родном городе Хоро, на глаза ее навернулись слезы.

И правда, чем севернее, тем чаще встречалось вино Выбейдух.

— Даже я плохо разбираюсь в спиртном такой крепости.

Хоро, которой, по-видимому, надоели улитки и которая поэтому принялась за блюда из вареной и жареной рыбы, весело ответила:

— Цвет, форма — это легко забыть уже через десять лет, а вот вкус и запах и через века не забудешь. У этого вина вкус совершенно такой же, какой был в Йойтсу. Сразу такие воспоминания...

— Крепкие напитки вообще на севере чаще встречаются. Ты всегда пила такие? — поинтересовался Лоуренс, кинув взгляд сперва на свою кружку, а затем на Хоро.

Хоро, в уголке рта которой прилип кусочек жареной рыбы, гордо ответила:

— Сладкие вина не подобает пить столь благородной и мудрой волчице, не правда ли?

"Какие сладкие вина? Хоро, когда она в человеческом обличье, выглядит так, словно ей подобает пить лишь молоко с медом", — подумалось Лоуренсу, но он предпочел лишь согласно улыбнуться.

Несомненно, вкус вина пробудил в Хоро ностальгические воспоминания о родине.

Перед Хоро был вкуснейший ужин, подобным которому она не могла наслаждаться уже очень долгое время, но не это было причиной улыбки на ее устах.

Каким-то образом Хоро вдруг всей кожей ощутила, что Йойтсу совсем близко. Подобно юной деве, получившей нежданный подарок, она вся светилась улыбкой.

Лоуренс был не в силах оторвать взгляда от Хоро.

Его не волновало, что он может забыться, так вот на нее глядя, и подвергнуться затем ее насмешкам.

Все время, что Лоуренс был знаком с Хоро, он скрывал от нее легенду о том, что Йойтсу был давным-давно разрушен.

Из-за этого смотреть на невинную улыбку Хоро, вызванную воспоминанием о родине, было тяжелее, чем на слепящее солнце.

И тем не менее Лоуренс не мог разрушить с таким трудом достигнутое радостное настроение.

Чтобы не дать Хоро заглянуть в его мысли, Лоуренс не без усилий прогнал из головы всю грусть и улыбнулся Хоро, которая как раз потянулась за куском вареного карпа.

— Похоже, вареный карп тебе пришелся по вкусу.

— Да, я и не знала, что вареный карп... такой вкусный. Дай еще кусок.

Вареного карпа подали в большом горшке, который стоял далековато от Хоро, поэтому добавку ей клал Лоуренс. Всякий раз, когда он это делал, в его собственной деревянной миске прибавлялось луковиц. Похоже, Хоро не выносила лук даже в вареном виде.

— А где ты раньше ела карпа? Его мало где подают.

— Хмм? В реке, конечно. Карпов легко ловить, они такие неуклюжие.

Вот, значит, как. Хоро была в волчьем обличье, когда ловила рыбу.

— Никогда не пробовал карпа сырым. Каков он на вкус?

— Чешуя застревает в зубах, и костей слишком много. Я всегда завидовала птицам, которые глотали их целиком. Сырая рыба — это не для меня.

Лоуренс попытался представить себе, как Хоро впивается карпу в голову.

Карп был известен тем, что очень долго живет. Церковь считала его священной рыбой, но одновременно называла слугой дьявола. Поэтому в пищу карпов употребляли только на севере.

Конечно же, почитать карпа с его лишь немного большей, чем у человека, продолжительностью жизни, в краях, где живут волки, подобные Хоро, просто смешно.

— Да, пища, приготовленная людьми, хороша. Кстати, хороша не только готовка, но и вся рыба очень свежая, ее наверняка специально отбирали. Этот мальчуган Амати превосходно разбирается в рыбе.

— Он еще так молод, а уже торгует таким потрясающим количеством рыбы.

— А ты, наоборот... что у тебя в повозке?

Взгляд Хоро внезапно потяжелел.

— Э? Там гвозди. Как в этом столе... это не имеет никакого отношения к...

— Я прекрасно знаю, что там гвозди. Я имела в виду, что ты мог бы купить что-нибудь более впечатляющее. О, или тебя напугала неудача в Рубинхейгене?

Лоуренса это замечание немного рассердило, но, поскольку Хоро всего лишь высказала чистую правду, возразить ему было нечем.

Из-за собственной жадности он накупил оружия и доспехов на сумму вдвое большую, чем у него была; это привело к тому, что он оказался близок к полному разорению и к тому, чтобы провести остаток дней в рабстве. Кроме того, Лоуренс причинил большие неприятности Хоро, и из-за него она оказалась в очень постыдном положении.

Учтя все это, Лоуренс принял решение накупить гвоздей на четыреста серебряных монет Тренни — довольно осторожная покупка. Зато в результате он остался с неплохим запасом денег.

— Конечно, мои товары не столь привлекательны на вид, но они дадут нам неплохую прибыль. Кроме того, у меня в повозке не только непривлекательные предметы.

Хоро с щучьей костью в зубах по-кошачьи уставилась на Лоуренса, склонив голову чуть набок.

Лоуренсу пришла в голову гениальная фраза.

Чуть прокашлявшись, он раскрыл рот и громко заявил:

— У меня в повозке есть ты.

Прозвучало вообще-то довольно неестественно, но Лоуренсу казалось, что сказано прекрасно, и он не смог сдержать довольный смешок.

Однако когда он, все еще посмеиваясь и потягивая вино, глянул на Хоро, то увидел, что она перестала уплетать рыбу и сидит, изображая покорность судьбе.

— ...Что ж, похоже, это самое большее, на что ты способен, — и она вздохнула.

— Эй, ничего с тобой не случится, если отнесешься с немного бОльшим сочувствием, знаешь ли!

— Если с самцом обращаться слишком мягко, он быстро избалуется. А если он привыкнет к такому обращению и его собеседнику придется раз за разом выслушивать одно и то же, как же это будет скучно.

— Эээ...

Решив, что смолчать сейчас никак нельзя, он попытался возразить:

— Ну хорошо же, с этого момента я...

— Дурень.

Лоуренс замолчал на полуслове.

— Сколько нужно денег, чтобы самец себя нормально вел?

— ...

Наморщив брови, Лоуренс принялся безмолвно потягивать вино; но волчица не желала выпускать свою жертву.

— Кроме того, когда у меня грустный вид, ты ведь хочешь быть со мной ласковей, да?

Глядя на невинно улыбающуюся Хоро, Лоуренс не мог найти что сказать.

Хоро была просто-напросто слишком хитрая.

Все, что оставалось Лоуренсу, — возмущенно смотреть на Хоро; та ответила самой великодушной из своих улыбок.

* * *

К тому времени, когда Лоуренс и Хоро закончили наконец свой давно предвкушаемый полноценный ужин и вернулись в комнату, улицы близ постоялого двора наконец затихли.

Несмотря на то, что к их приезду в Кумерсон солнце уже садилось, степень буйства городских улиц превзошла все ожидания Лоуренса.

Не наткнись они на Амати, Лоуренс, вне всякого сомнения, был бы вынужден обратиться в иностранное отделение своей гильдии с просьбой о помощи в поиске комнаты. А в худшем случае ему с Хоро пришлось бы остановиться в самом этом отделении.

Повсюду на улицах Кумерсона виднелись непонятные соломенные чучела и деревянные статуи. Не только улицы, даже самые узкие проулки были забиты толпами зевак, движущихся следом за скоморохами и музыкантами.

На большой площади в южной части Кумерсона по-прежнему работал рынок — в эти дни он закрывался намного позже обычного. Площадь буквально кипела жизнью; ничего удивительного, ведь сейчас было время городской ярмарки. Даже ремесленники, которым вообще-то было запрещено продавать товары собственного изготовления, выставили лотки вдоль больших улиц, примыкающих к площади.

Лоуренс открыл окно, чтобы охладить свое тело, которое после крепкого спиртного, казалось, все горело. В лунном свете он увидел, что некоторые из уличных торговцев начали наконец-то сворачиваться.

Постоялый двор, комнату в котором Амати нашел для Лоуренса с Хоро, был заведением высшего разряда, одним из лучших в Кумерсоне. Самому Лоуренсу даже в голову не пришло бы здесь остановиться. Комната их была на втором этаже, и ее окна смотрели на большую улицу, проходящую через центр города с юга на север. Сам постоялый двор располагался на углу этой и еще одной крупной улицы, что шла с запада на восток. Как Хоро и желала, в комнате были две кровати. Лоуренс, однако, сильно подозревал, что это явилось результатом сверхнастойчивых усилий Амати.

Хотя это подозрение вновь подарило Лоуренсу легкое ощущение превосходства, в то же время он был благодарен Амати за то, что тот нашел для них с Хоро комнату; поэтому он уставился в окно и решил прекратить гадать попусту.

На широких улицах, похоже, остались теперь одни шатающиеся.

Слегка улыбнувшись, Лоуренс обернулся и обнаружил, что Хоро сидит, скрестив ноги, на кровати, и наливает в свою деревянную кружку еще вина, словно ей было мало.

— Еще раз повторяю: если завтра утром ты начнешь помирать, я и пальцем не шевельну. Ты что, уже забыла, какое похмелье у тебя было в Паттио? — сказал Лоуренс.

— Мм? А, не беспокойся. От хорошего спиртного плохо не бывает, сколько его ни пей. Но если я не буду пить, плохо станет моему сердцу, поэтому как же мне не пить?

Наполнив кружку, Хоро с довольным видом сделала глоток и откусила от ломтя сушеной лососины, оставшегося с ужина.

Лоуренс не сомневался, что если он предоставит Хоро самой себе, она продолжит пить и есть, пока не лишится чувств от опьянения. Однако хорошее настроение Хоро было для него важнее.

А все из-за того, что Лоуренс знал что-то, что никак не мог ей рассказать.

Лоуренс изменил своему обычному торговому пути и заехал зимой в Кумерсон, куда обычно наведывался лишь летом, потому что направлялся на родину Хоро.

И тем не менее Лоуренс ни разу не спросил у Хоро, где именно находится Йойтсу. Хотя название это он прежде слышал, но только в легенде, и потому точное местонахождение Йойтсу для него было загадкой.

Не спрашивал он Хоро потому, что всякий раз, когда упоминалось название Йойтсу, Хоро ностальгически улыбалась, а потом вспоминала, как далеко от нее Йойтсу и в пространстве, и во времени, и ее охватывало уныние.

Самого себя Лоуренс находил в таких случаях бесполезным, и одного этого достаточно было бы, чтобы он не мог решиться заговорить про Йойтсу.

Правда, Лоуренсу показалось, что Хоро не будет так уж сильно расстроена, если поднять эту тему именно сейчас. Приняв решение, Лоуренс уселся за стоящий у стены стол и сказал:

— Да, кстати, пока ты не лишилась чувств от выпитого, я хочу с тобой кое о чем поговорить.

Не скрытые сейчас под одеждой уши и хвост Хоро показали, что она вся внимание.

Взгляд обратился к Лоуренсу секундой позже.

— О чем?

Проницательная волчица, похоже, поняла по тону Лоуренса, что он не просто хотел побеседовать. В уголках губ притаилась легкая улыбка — Хоро явно пребывала в хорошем настроении.

С трудом разомкнув потяжелевшие губы, Лоуренс произнес:

— О твоем городе.

Услышав, как Лоуренс без обиняков перешел сразу к делу, Хоро безмолвно рассмеялась и вновь хлебнула из кружки.

Лоуренс был уверен, что Хоро от его слов посерьезнеет, и такая реакция застала его врасплох.

Лоуренс начал думать, не слишком ли Хоро уже опьянела; но тут она проглотила то, что было у нее во рту, и заявила:

— Все-таки ты не знаешь, где он. Я уже давно догадалась и начала беспокоиться, когда же ты меня спросишь.

Улыбнувшись своему отражению в кружке, она вздохнула и продолжила:

— Ты, видимо, веришь, что от любого разговора о Йойтсу я начинаю печалиться, я угадала? Неужели я кажусь настолько слабой?

Лоуренс собрался было напомнить ей, как она плакала, увидев сон о своем городе, но решил, что это она и так помнит. Хвост Хоро радостно вилял.

— Нет, вовсе нет, — ответил он.

— Дурень, в таких случаях ты должен отвечать "да".

Впрочем, Хоро, судя по всему, получила именно тот ответ, которого ждала. Сейчас, виляя хвостом, она выглядела еще радостнее, чем прежде.

— Тебя такие странные вещи беспокоят. То, что ты наконец-то решился, — это потому, что ты увидел мою реакцию за ужином и решил, что теперь можно? Да уж... какой же ты добряк.

Улыбнувшись немного смущенно, Хоро вновь отхлебнула из кружки и продолжила.

— Не скажу, что твоя заботливость мне так уж неприятна. Впрочем, видимо, можно сказать, что на твой дурацкий вид в такие минуты интересно смотреть. А если бы ты продолжал молчать, пока не выяснилось бы, что мы уже пришли на север, но совершенно не туда — что бы ты тогда делал?