Талые воды

А учитывая, что выбора как-то особо и не было, Дима радовался и тому, что имел... В частности, сейчас он был доволен тем, что его ЛГН-222 исправно выдает необходимую мощность, не фырчит, не дымится и вообще не выпендривается.

Подкорректировав схему записи и сняв необходимые параметры он традиционно перекрестился, пробормотав про себя что-то в духе "Господи, милостив ко мне буде, и подай мне еду на блюде..." и открыл затвор лазера, экспонируя фотопластинку. Экспозиция составляла полторы минуты, и единственной мечтой Димы на это время было то, чтобы сейчас никто и нигде не вздумал завибрировать. Закон подлости всегда оставался законом подлости, поэтому во время важной записи с лестницы в подвал пьяный сантехник обязательно ронял батарею, Ромка крыл матом непослушную голограмму, а Гано падал с кресла, не выдержавшего его величественной задницы.

Разумеется, закон подлости оставался таковым и в этот раз!

С криком: "Алле, Алле, Сема, не теряйся, я тебя не слышу!" в коридор вылетел Володя, держа у уха сотовый телефон. В его голографичке из-за могучих электромагнитных полей лазера (а точнее — его блока питания) не ловился не то, что сигнал сотового, но даже и обыденное радио.

Тихо выматерившись, Дима закрыл затвор и, теперь уже не боясь издать лишний звук, вышел из-за ширмы, отделявший его голографичку от коридора и встал перед Володей, уперев руки в бока.

— Ну и что?! — спросил он. — Ну и какого?!...

— Извини, — неопределенно пожал плечами Володя, — Ты ж знаешь, у меня там связи нет... Ты ж не предупредил, что пишешь.

— Тебя предупредишь... — пробурчал Дима и тихо матюкнувшись про себя вновь вернулся в голографичку.

Ромка, надо сказать, был изрядным пофигистом, принципом которого всегда было: "Все, что не касается меня — меня не касается". Таким образом, если Дима громко топал ногой, пытаясь раздавить таракана, Володя обзывал его вредителем и угрожал сдать НКВД (а еще лучше — Гано). Но если причиной "ухода" голограммы был сам "кормилец" Володя — это было всего лишь досадным недоразумением.

Вновь двухминутная выдержка, на время которой Дима даже задержал дыхание, затем минутная экспозиция и тихие мольбы о том, чтобы именно в этот момент Ромке опять кто-нибудь не позвонил. И вот вожделенная голограмма в его руках. Если быть точнее, то пока что это всего лишь темно-красная фотопластинка, безнадежно боящаяся дневного света. Но стоит пропустить ее через пяток специальных химических растворов, а затем просушить в сушильном шкафу (который в "Лазере" благополучно заменил фен), и перед Димой теоретически должна была предстать картина неземной красоты. Точнее, великолепной и фантастической она была бы только для него, ибо сторонний наблюдатель, промучавшись минут пятнадцать в попытках поймать свет от лазера под нужным углом, увидел бы лишь яркую красную точку, удаленную вглубь голограммы на полста метров.

Для Димы же это было бы верхом счастья на данный момент, ибо все это время точка получалась тусклой, бледной, и скособоченной от центральной оси. И более того, наверняка не смотря на все его усилия, она осталась таковой и в этот раз.

Проходя через офис в химическую лабораторию, в просторечии — в химичку, он машинально отметив, что Насти нет за компьютером. Собственно, это было ее законное рабочее место, ибо ей по рангу полагалось принимать телефонные звонки и изображать перед Гано усиленную работу, однако, в отсутствие шефа Настя любила потрепаться с кем-нибудь из парней о том — о сем. Скорее всего ей полагалось сейчас быть в химичке, обсуждать с Ромкой новые научные заморочки.

Ромка действительно оказался в химичке, карпея над заполнением маршрутного листа, в который полагалось вписывать данные о каждой проявленной голограмме из партии. Но вот Насти там не было.

— Ром, ты мне место не уступишь?

Для проявки голограмм на этом фотоматериале требовалась полная темень, а для заполнения маршрутных листов, естественно, некое подобие освещения. Делить химичку на двоих, конечно же, не нравилось никому, но такова была суровая жизненная реальность.

— Уступлю... — буркнул Ромка, собирая свои записи со стола, — Петровича пока нет — посижу в офисе.

— А где Настя ты не знаешь?

— Без понятия. А тебе что, хотелось бы провести здесь пятнадцать минут в полной темноте?

— Пошляк! — беззлобно отозвался Дима, — Давай, дуй отсюда. Мне работать надо.

— Всем надо... Но не все умеют...

Настя, как единственный член мужского коллектива, естественно, была той, кто мужественно принимал ухаживания троих скучающих парней. У Ромки с ней был даже бурный, но короткий роман, закончившийся разрывом с переходом в дружеские отношения, у Володи — одноразовый секс, после которого его переставала интересовать любая девушка, а у самого Димы — долгий роман, интенсивность которого изменялась по синусоиде. При чем сейчас синусоида проходила свой минимум.

Щелчок выключателя, и химичка погрузилась во тьму. Дима осторожно развернул листок упаковочной бумаги, вынимая голограмму, на ощупь нашел проявочную ванную и каретку и опустил голограмму в проявитель, медленно покачивая каретку из стороны в сторону.

Две минуты в одной ванне, потом пятнадцать — в другой, и все это — в кромешной тьме. Было отчего сойти с ума..

От скуки Дима глазел на потолок, параллельно считая вспышки красного огонька пожарной сигнализации. Одна вспышка в пять секунд. Соответственно, двенадцать вспышек — минута.

Двадцать четыре вспышки — новая ванна. А потом пятнадцать минут можно отмерять не точно, а на глазок. Переставив каретку Дима краем глаза отметил какую-то зеленоватую вспышку слева, и тут же перевел взгляд на дальнюю стену комнаты.

Ничего. Темнота. Черная и липкая, как безлунная ночь в глухом лесу. Темнота, в которой прячется беспричинный детский страх. Но что интересно, в полной темноте он лишь прячется, а вот в сумерках — выбирается на поверхность вашего сознания, подбирается к вам поближе. Мы пугаемся игры теней, а не самой темноты...

Прежде, сидя в химичке в обществе одних лишь колб и голограмм, Дима никогда не испытывал даже намека на этот беспричинный страх. Ни разу даже в подсознании не ворохнулась мысль о том, что темнота может таить какую-то опасность. Сейчас же он явственно ощущал, как шевелятся волосы на его затылке. Он напряженно всматривался в темноту, пытаясь засечь эти зеленоватые всполохи, и вскоре увидел еще одну маленькую точку, вспыхнувшую лишь на мгновение.

Он поднялся со стула, на ощупь найдя опору и двинулся к стене. Зеленые точки каждый раз появлялись в новом месте — то выше, то ниже, но лишь на одной стене. На той, позади которой не было ничего — лишь земля, любовно обнимавшая фундамент института.

Дима протянул руку, нащупывая стену. Еще одна ошибка героев в стандартных ужастиках. Если ты — герой фильма ужасов, и видишь что-то странное — никогда не пытайся узнать, что это такое. Беги сразу, ибо ничего хорошего не может там тебя ожидать. Но ведь жизнь, какой бы отвратительной она, порою, не казалась — это не ужастик? А значит стена не должна поддаться по его рукой, а зеленоватые искорки не могут оказаться многочисленными лазами какого-нибудь жуткого чудовища?

Стена была мокрой. Уперевшись в нее двумя пальцами Дима даже ощутил легкий ток воды, бежавшей вниз.

Всего лишь талые воды, опять нашедшие лазейку в стене и силящиеся прорваться в помещение. Но откуда эти зеленые вспышки, едва уловимые человеческим глазом. Люминесценция каких-то частиц, растворенных в воде? Скорее всего.

Успокоенный таким простым объяснением Дима на ощупь двинулся обратно к своему стулу, но не успел сделать и пары шагов, как услышал вдалеке, вероятнее всего — в цехе, полный ужаса вопль Ромки. Он потянулся, было, к крышке от ванночки с фиксажом, дабы закрыть голограмму и выскользнуть из комнаты, но не успел сделать и этого.

Громкий топот ног через весь офис и "слесарку," к его двери, Ромкин крик "Володя! Дима!", все также наполненный ужасом и срывающийся на всхлип... А через секунду дверь распахнулась, и на пороге появился Ромка, с лицом, белее собственной парадной рубашки и хватающий ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

— Дима!!! Настя... Она...

За его спиной вырос Володя, обеспокоенный и тоже побледневший.

— Что?! — крикнул он, встряхнув Ромку за плечи, — Что стряслось?!

— Настя... Умерла. — выдохнул тот и, сказав это, разом поник и осунулся, будто бы это слово, произнесенное вслух, стало для него страшнее недавно увиденного.

— Как? — одновременно вырвалось у обоих.

— В цехе... В ванне.

Ромка глотал слова и целые предложения.

Володя сорвался с места, но сделав пару стремительных шагов обернулся и крикнул Диме:

— Успокой его, я гляну там.

Дима кивнул, включая свет. Ртутная лампа под потолком загудела, пару раз сверкнула неярким светом, а затем вдруг заискрила в местах крепления, заставив Диму сначала отскочить в сторону, а затем — вновь щелкнуть выключателем, обесточивая лампу. В свете последних гаснущих искорок он увидел, как вода БЕЖИТ по потолку. Не сбирается каплями, чтобы упасть вниз, а бежит к выходу из химички, расстилаясь по потолку широким тонким слоем, словно прижимаясь к нему, чтобы не упасть. Исходя из трещинки под самым потолком поток воды раздваивался. Одна половина устремлялась вниз, по стене, которую он ощупывал минуту назад, а другая — ползла по потолку к выходу, охватив своим прозрачным полотном и лампу.

— Да что же это?... — пробормотал Дима, осматриваясь. Теперь, в свете, идущим лишь из слесарки он видел, как в дальнем углу на полу собирается лужа, и как эта лужа, перебирая ложноножками будто амеба, ползет к центру химички. Нет, не к центру — к выходу! В воде то и дело вспыхивали и гасли короткие зеленые искорки, добавлявшие жути к и без того невероятной картине.

— Пойдем отсюда... — пробормотал он, беря Ромку под руку и выводя его сначала в "слесарку", а затем и в офис, — Сядь вот сюда. Спокойно. Успокойся... Дыши ровно.

В Ромкиных глазах был страх. Что же он такого увидел там, в цехе, что так потрясло его? Сам Дима, наверное, выглядел не лучше — после лицезрения "живой воды" у него подкашивались ноги.

Тем не менее, усадив Ромку на стул, он направился в цех, стараясь побороть дрожь в конечностях. Чтобы там ни было? Нужно было знать, что происходит. Что случилось с Настей? Действительно ли она умерла?...

— Володь, ты где? — крикнул он, перешагнув порог цеха.

— Здесь... — негромко отозвался тот сверху — громадное помещение подвала было поделено на два этажа посредством своеобразных антресолей, державшихся на громадных металлических балках. Первый этаж был оприходован под хозяйственные работы, а на втором велась гудронка голограмм. Там же стоял небольшой стол, за которым ребята иногда обедали, когда лицезреть лицо шефа было уж совсем невмоготу.

— Если нервы крепкие — поднимайся сюда. — добавил Володя.

Глубоко вздохнув и медленно выдохнув воздух из легких Дима ощутил, что ватные ноги обретают нормальную твердость. Еще неизвестно, что он увидит наверху, но сейчас он, по крайней мере, мог идти. Собравшись с духом он ступил на лестницу.

Вытяжная вентиляция, гнавшая воздух из шкафа с печкой для гудронки, гудела словно лодочный мотор. Проходя мимо шкафа Дима краем глаза заметил, что кастрюля с гудроном вновь дымит, но печка уже была выключена, а значит пожар "Лазеру" не грозил.

Первым, что бросилось в глаза, была одежда Насти, разбросанная по всему полу, начиная от лестницы. Кофта, блузка, джинсы — все это валялось на расстояния одного шага друг от друга, будто бы девушка шла вперед, постепенно разоблачаясь. Лифчик, трусики... Володя стоял у края громадной ванны, занимавшей в длину все помещение цеха, в которой некогда велась промывка голограмм особого типа, нуждавшихся в сильном напоре воды. По сути своей это был здоровенный канал, намертво сваренный из стальных листов. Девять метров в длину, метр в ширину и в высоту. Два крана в начале ванны, и сток в конце.

Почему Володя стоит возле нее? Почему смотрит в ванну? Поднимая взгляд Дима уже догадывался, что увидит.

Громадная ванна была до краев заполнена водой. Удивительно было, как сварочные швы выдерживали такую массу воды... И страшно было даже подумать о том, что произойдет, если один из стальных листов вдруг оторвется от другого. Такое количество воды просто смыло бы и его и Володю на первый этаж. А там... Второй лазер и его блок питания сейчас отключены, зато включен калориметр. Они, конечно, получат не несколько тысяч вольт, а всего 220, но и этого должно хватить.

Настя лежала в воде, лицом вверх, устремив бессмысленный взор широко распахнутых глаз в потемневший от копоти гудронки потолок. Обнаженная почти полностью — лишь на ее ногах остались толстые шерстяные носки, которые она, почему-то, не стала снимать, перед тем как погрузиться в воду.

Хотя... применимо ли к мертвому телу слово "обнаженная"? Дима никогда не задумывался об этом, но если бы кто-то попросил его описать Настю в тот момент он сказал бы, что она была голой. Не обнаженной, а именно голой, ибо от прелестных девичьих форм не осталось и следа. Тело посинело и раздулось, превратив девушку в подобие через чур сильно надутой резиновой куклы. Нетронутым осталось лишь лицо — оно лишь посинело, но не увеличилось в объеме, уже за это Дима мысленно поблагодарил судьбу. От мысли, что когда-то он целовал эти губы, ставшие лиловыми, его желудок судорожно ухватился за позвоночник и пополз по нему к пищеводу.

— Мертва? — спросил Дима, глядя в пол.

— Да.

— Ты пульс проверил?

— Да. Хочешь — и ты проверь.

Притронуться к этому телу было выше его сил, поэтому Дима промолчал.

— Что будем делать?

— Как что? Вызовем скорую... Милицию.

Одним словом, Володя, который был на три года старше Димы и успел повидать в жизни гораздо больше него, тоже был растерян и испуган.

Володя уже направлялся к лестнице, когда Дима все же решился еще раз посмотреть в лицо Насти. В ее глазах не застыла боль, рот не был сведен судорогой. Она умерла тихо и спокойно, лежа в холодной воде и глядя в потолок.

Сам не зная, зачем, Дима поднял голову, проследив направление мертвого взгляда, и замер на месте. По потолку цеха ползла вода, слева направо, от стены, за которой заканчивался институт, к двери в цех. Медленно и неторопливо, аккуратно огибая мельчайшие выступы. Зеленых всполохов не было заметно, но это, скорее всего, объяснялось тем, что в цехе было достаточно светло.

— Володя... — тихо позвал он, испугавшись собственного хриплого голоса.

— Что?

Дима не ответил — у него пересохло в горле. Но Володя и сам все понял, лишь подняв глаза к верху.

— Моп твою ять!... — пробормотал он, — Что ж происходит то, а?

Дима двинулся к выходу, отслеживая взглядом направление тока воды. Пройдя по потолку практически весь цех она, теперь, спускалась к двери, явно намереваясь выбраться в офис.

— Она... Она как живая! — зачарованно пробормотал Володя, и эти его слова явно не относились к насте, свободно плававшей в ванне, до краев наполненной водой.