19-21 главы

* * *

— А вот и он, — тихо сказал, как ни в чём не бывало, Дигон, со щелчком легко расколов в пальцах крупный орех.

Они — трое мальчишек-простолюдинов, явно с утра пораньше удравших от родителей или хозяев, чтобы поймать кусочек свободного времени хотя бы по восходу солнца, рискуя ближе к вечеру получить порку и принимая этот риск, как должное — занимались тем, что ничем не занимались. От века это важное дело, вызывающее у взрослых гневное возмущение, занимало у мальчишек очень важное место в жизни.

Вот и эти трое сидели себе под стеной и щёлкали орехи. Никто бы и не подумал, что они вообще кого-то ждут — скорей просто развлекаются, изучая всё новых и новых входящих в город людей десятка племён и народов.

Эгист был запылён от корней небрежно перехваченых алой лентой волос до пальцев ног, обутых в разбитые жёлтые сандалии, весел и бодр, невзирая на то, что, похоже, шёл всю ночь или по крайней мере отправился в путь до света. В одной руке он нёс кифару в чехле, в другой — посох, держа его, как дротик, за плечами — сразу два дорожных мешка. Шагавший рядом с ним огромный седой... старик? Нет, стариком он не выглядел, хотя явно прожил много лет на свете... шагавший рядом с ним седой муж в дорожной одежде на ходу трогал костяным плектром семиструнную чёрную кифару — явно тяжёлую, которую он, тем не менее, легко нёс на широком коричневом ремне, придерживая левой рукой. Мощный голос кифареда звучал в такт однообразным, но удивительно ровным и ритмичным гремящим ударам струн -

— Боги смотрят на нас.

В этот час

Боги смотрят на нас.

Свысока голоса.

Ты не думай, что это гроза -

Свысока голоса.

У границ наших мрак.

То не мрак, приближается враг -

У границ наших мрак.

Если муж, то бери копьё.

Защитить чтоб своё -

Если муж, то бери копьё.

Ты, жена, слёз не лей.

Собирай сыновей -

Ты, жена, слёз не лей...

Нелей заметил, что почти все, мимо кого проходил кифаред (словно тут и не было никого, хотя этим ранним утром поток людей, тянущийся в город, был самым густым!), потом долго смотрели ему вслед — внимательно и сурово глядели мужчины, покачивали головами и вздыхали женщины, нетерпеливо загорались глаза юношей, мальчишки только что не ловили слова песни открытыми ртами...

Идём следом, глазами показал Нелей Алкамену и Дигону. Они лениво поднялись и, на ходу дощёлкивая орехи, двинулись следом за Эгистом и кифаредом.

Нелей не обманулся. Через каких-то полсотни шагов Эгист отстал и присел на край фонтана, мимо которого проходил — в стороне от нескольких уже явившихся за водой женщин. Трое мальчишек прошли мимо, свернули следом за Нелеем в узкий проулочек, затенённый, словно кровлей, ветвями олив — и остановились, повернувшись лицами к вошедшему сюда же Эгисту. Несколько мгновений так и стояли, потом — обнялись все вчетвером. Нелей услышал, как Дигон тихо сказал:

— С прибытием тебя, друг... — и ощутил: судорожно дёрнулось горло. Эгист прерывисто дышал и улыбался, потом сказал:

— Я рад видеть вас всех... мне не раз казалось, что с вами что-то случилось, и я уже не застану... — он бережно поднял кифару, сердито сказал: — Уронил из-за вас. Вечно из-за вас у меня что-то происходит... о боги, боги, как же я рад вам, друзья!

— Да хватит уже, — сердито ответил Дигон, и Нелей увидел с изумлением, что у каменного характером сына наварха блестят глаза. — С кем это ты пришёл?

Эгист поднял глаза вверх и туда же устремил палец. Мальчишки кивнули; Нелей деловито сказал:

— Тогда, если это человек Иксиона, наверное, он сам тебе расскажет, что и как тут.

— Он просил передать Филосу, не знаю уж, кто это, — тихонько сказал Эгист, — что мы остановимся в доме вдовы Ференики. Сказал: очень важно, чтобы Филос узнал это быстро. Потому что я должен был прибыть один.

— Сказано, — пообещал Нелей. — Теперь же нам надо разойтись; когда понадобится общая встреча — я всех оббегу... — он оперся рукой о стену и улыбнулся всем троим.

Ответом ему были три улыбки — разных на разных лицах, но в то же время очень похожих. Это были улыбки его друзей — улыбки тех, вместе с кем он принёс клятву верности Родине задолго до того срока, когда этого требовал закон эллинов.

И теперь они были вместе — вместе в невидимом строю на никем не объявленной войне.

20.

По чести сказать, в последющие снова и снова сменявшие друг друга дни Нелей не раз сердито думал, что Филос отнёсся к его, Нелея, роли — роли мальчика на побегушках — слишком уж серьёзно. Нового слугу поднимали чуть ли не с рассветом и постоянно куда-то гоняли. Причём не только сам Филос, но и старый Агорей — а следом за ним попытался начать руководить новеньким и покрикивать на него и ещё кое-кто из слуг. Ну, этих-то Нелей быстро поставил на место. После пары стычек как-то сам собой возник, окреп и окончательно утвердился слух, что рыжий мальчишка даже не дориец, а македонянин и бежал с родины после того, как зарезал троих взрослых обидчиков, посему, сами понимаете...

...Вот только дел от этого ничуть не стало меньше. Временами ему казалось, что он постоянно куда-то бежит, даже ест на ходу. И особенно раздражало то, что все эти дела, которыми заполнялся день, никакого отношения — по крайней мере, видимого — к делам тайным не имели. Нелей урезонивал себя, напоминая, что, может быть, количество голов репы в корзине, которую он в очередной раз тащит с базара, значит что-то очень важное... но получалось плохо. Через день приходилось бегать в порт и обратно — но там хоть можно было посмотреть на море. Зато оттуда приходилось всякий раз волочь то рыбу, то осьминога, то ещё что-нибудь тяжёлое и неудобное. Не получалось даже искупаться в море.

Бромию жилось, если подумать, куда вольготней. Филос про него, можно сказать, не помнил — вспоминал только перед очередной полуночной пирушкой или если находил стих послушать музыку. В остальное время мальчишка волен был бродить по дому и саду — но он всё больше сидел в комнате, писал и читал свитки из большой хозяйской библиотеки, которую, по его собственному признанию, нашёл в таком состоянии, что волосы поднялись дыбом. Теперь Бромий её потихоньку разбирал и заново переписывал каталоги, находя в этом занятии чистое удовольствие. Когда Нелей вечером, усталый, пыльный, потный и злой, добирался до их комнаты, то Бромий встречал его виноватым взглядом — настолько искренне виноватым, что у Нелея тут же пропадала сердитость, накопившаяся за день. Бромий спешил выставить на стол какие-то лакомства, сбережённые для друга, развлекал его разговорами — вот только Нелей часто засыпал посреди такой беседы. И думал потом с испугом, что тупеет от этой жизни, заставлял себя проверять память, знания... Нет, всё было на месте. Просто он слишком уставал, чтобы интересоваться всерьёз чем-то новым. Неужели у людей небогатых такая жизнь с самого детства?!

Друзей после того дня, когда они встретились у ворот, увидеть по-настоящему тоже не получалось — никого, только Эгиста Нелей заметил как-то мельком около одного из постоялых дворов, да несколько раз приходилось передавать всем троим какие-то невнятные распоряжения, смысла которых сам Нелей уловить не мог, как ни старался.

Но такая суматошная и в то же время тягомотная жизнь кончилась внезапно и резко — словно оборвалась. Произошло это незадолго до Нового Года (1.), когда город уже начал готовиться к празднику.

1.Первое новолуние после летнего солнцестояния (первая декада июля)

Мальчишки как раз завтракали у себя в комнате — неразборчиво, тем, что осталось с вечера, когда они натаскали к себе еды сверх всякой меры. С этим в доме оказалось до удивления просто, зря Нелей опасался — несмотря на ворчание Агорея, в любой момент можно было зайти на кухню и просто набрать разного-всякого. Филоса же этот вопрос и вовсе не интересовал — кто там чем питается, еды в доме хватало, да и сверх того. Хозяин так умело играл роль богатого молодого мота и бездельника, что Нелей должен был признать: если бы не старик Агорей, то слуги (и даже рабы) начали бы обворовывать Филоса почём зря — а он бы просто не заметил этого.

Было уже жарко, а день обещал случиться и вовсе пеклом. Бромий ел и одновременно читал, прижав свиток локтем, Нелей — жевал, размышлял, что придётся делать сегодня и ждал Агорея с его скрипом.

Вместо старика появился сам Филос. На этот раз он снова никого не играл — сел на ложе Нелея, знаком показал подхватившимся ребятам, чтобы спокойно ели, а сам сидел так довольно долго, уставившись в стену неподвижным взглядом. Мальчишки не столько ели, сколько беспокойно косились на него и всё-таки оба вздрогнули, когда он хлопнул себя по коленям ладонями и сказал:

— Так. Нелей, ты ведь танцевать тоже умеешь?

Это "тоже" Нелея рассердило, если честно. На его взгляд, вот как раз танцевать он умел лучше Бромия. Поэтому вместо ответа он крайне невоспитанно задал свой вопрос:

— А что?

Брови Филоса поднялись вверх. Он хохотнул и выставил ладонь:

— Ничего-ничего. На праздники будешь танцевать в честь Посейдона с мальчиками из филы Леониды. Я уже всё обговорил. Это моя фила, и там про это помнят, хвала богам... даже если я забываю.

Нелей с трудом удержал желание ошалело развести руками. Вместо этого он задал ещё один вопрос — удивлённо:

— Без репетиции?! Чтобы опозориться самому, опозорить твою филу и тебя?! Ну, знаешь...

— Будешь ходить на репетиции с завтрашнего дня к полудню в школу Филекта... — и Филос предупредил очень точно следующий вопрос: — Там мальчики из простых семей. И никто не удивится, что Филосу пришла в голову фантазия послать танцевать своего слугу, тем более — с такими редкостными волосами, как у тебя. Кроме репетиции — на все дни будешь свободен, но дома не сиди. Как можно больше броди по городу. С самым деревенским видом. Как слуга, которому...

— ...наконец-то выпали по хозяйской прихоти свободные деньки, — Нелей выдохнул: — Фух. Слава тебе, Аполлон. И правда наконец-то... — потом осмелился спросить: — Что, наше дело... оно...

— Вступает, похоже, в завершающую стадию, — серьёзно ответил Филос. — Да. Когда ещё что-то нужно будет сделать — я сразу скажу; сам пока более порученного не предпринимай ничего и ни с кем не встречайся.

— Я понял, — кивнул Нелей серьёзно. — Всё будет исполнено.

— Так, теперь ты, — Филос щёлкнул пальцами в сторону Бромия. — Что там с библиотекой?

— Ты знаешь, господин?! — Бромий побледнел.

— Знаю и даже в какой-то степени благодарен тебе за эту возню... Так что?

— Кое-что ещё неразобрано, — озабоченно сказал мальчик. — Так запустить... о, прости, господин!

— Ничего, ты достаточно верно отразил её состояние, — вздохнул Филос. — Сможешь разобрать и привести в потребный вид то, что осталось, за дни до праздника? Хочу похвастаться ею перед гостями.

— Думаю, да, господин... да! — решительно оспорил сам себя Бромий. — Но прошу тебя — закажи ещё один шкаф по образцу тех, что уже есть там, и трид... нет, тридцать пять кожаных тубусов для свитков. И рабочий столик с парой сидений, иначе это не библиотека, а просто склад книг... а так же письменный прибор, и...

— Нелей, как раз закажешь, перечислишь ему всё, что нужно, — махнул ему рукой Филос. — Сегодня ты ещё не бездельничаешь. Найдёшь не какого-нибудь плотника, а хорошего мастера. И для футляров тоже; деньги я тебе дам, не скупись, а шкаф обмеряешь сам. Ты ведь учил геометрию?

— Учил, — буркнул Нелей. — Закажу... господин.

— Не ехидничай, — Филос поднялся на ноги и погрозил пальцем. — А то для пущей реальности прикажу тебя как следует выпороть.

— Не надо его наказывать, господин! — вырвалось у Бромия. Нелей и Филос посмотрели на него с одинаковым удивлением — и он смущённо опустил глаза...

* * *

Нелей часто и упорно пытался понять в этот хлопотный месяц — какой же Филос настоящий? Что его увлекает в жизни и как отделить это от тех масок, которые он носит, с такой небрежной лёгкостью меняя? Он не был похож на Иксиона, холодного и жестокого, живущего только мыслью о мести — ещё молодой, явно не терявший никого сам; не может же он жить лишь ради Игры? Нелею было просто интересно понять, что к чему.

Разгадка пришла случайно. Произошло это в тот же вечер. Город готовился к Новому Году — первому Новому Году, который Нелей встречал не дома. Праздник обещал быть весёлым, шумным... и вдруг вечером, когда мальчишки улеглись спать, Нелею вдруг стало ужасно грустно. До слёз. Он не заплакал только потому, что приказал себе не плакать — но настроение от этого лучше не стало.

Бромий давно уже спал, а Нелей лежал и люто, до желания завыть, тосковал. По дому, по маме, сестрёнкам, отцу, родному городу... Уснуть на этот раз не помогала даже усталость: он задрёмывал и просыпался — словно бы от безжалостного толчка.

Он собирался разбудить Бромия, чтобы поговорить — просто поболтать и разогнать тоску. Но потом стало стыдно делать это — Бромий спит, а он тут будет его поднимать, чтобы было не так тоскливо одному! Нелей сперва сел на ложе, поглядел в окно немного, но там не было ничего интересного, кроме мотавшейся время от времени туда-сюда с тонким писком летучей мыши. Она тоже готовилась к Новому Году, набивая брюшко мошкарой... и уж она-то будет встречать праздник точно дома... Поэтому мальчишка в конце концов со вздохом поднялся, накинул хитон и отправился бродить по дому — лежать или даже сидеть неподвижно было даже не скучно, а тягостно.

Это, кстати, само по себе было странноватым занятием. Временами Нелей всерьёз подозревал, что дом заколдован. Никак не получалось, к примеру, понять, сколько в доме комнат и как они расположены. А временами в доме наступала полная тишина — такая, какая бывает только в одном случае: если нет людей. Вообще. Бромий несколько раз рассказывал, что такое бывает и днём и это жутковато даже: сидишь в библиотеке или у себя в комнате и вдруг раз — и понимаешь, что в доме пусто. И можно ходить по комнатам сколько угодно — ни единого человека не встретишь, Бромий проверял. Да и Нелей пару раз попадал в такие странноватые моменты. Правда, ему было не жутко, а скорей интересно, но — всё равно же странно...

...Из кабинета Филоса — он располагался за малой пиршественной залой, которую Нелей пересёк быстро и не глядя по сторонам, потому что внезапно стало жутко и начало казаться, что ложа не пустуют и вообще в зале идёт какой-то странный праздник... праздник не для людей — падала полоска света. В кабинете Нелей не был ни разу и Филоса там не видел, только знал от Бромия, где этот кабинет располагается; впрочем, и Бромий туда не попадал. Филос его не звал, а сам соваться внутрь он опасался, в чём и признался честно.

Занавесь из плотной и тёмной тяжёлой ткани — мрачной, без расшива или рисунка — была отдёрнута в сторону, и Нелей осторожно заглянул внутрь. То, что он увидел, удивило его — так, что Нелей даже забыл вести себя тихо.

По стенам небольшой, без окон, комнаты крепились полки, на которых в одному хозяину ведомом порядке были разложены самые разные предметы. От кусков камня, в том числе — очень увесистых, до каких-то украшений, в свете трёх фитилей большой носатой лампы, горевшей на столе, видимых не очень хорошо, только по блеску. Вся эта картина напомнила Нелею его собственную комнату и такие важные для него "сокровища", уютно жившие в шкафчике вперемешку с яркими воспоминаниями детства — детства, которое, видимо, закончилось...