Дочь фаворита Елизаветы.

Баба Аня оказалась не только прекрасной сказочницей, что хорошо, но и чудесной слушательницей, что ещё лучше. Во всяком случае, скомканное изложение всех трёх частей Шрека ей понравилось, и уже через неделю русифицированную версию этой эпопеи знала вся окрестная детвора. С этого дня для Наташи лечь спать без "сказки на ночь" от "доброй Бабы Яги Ани" представлялось делом немыслимым!

Сказочная идиллия продолжалась до двух часов дня, пока не явился Михайло Васильевич, что его домочадцы не могут "вот так сразу" переехать. В выделенном Иваном Ивановичем экипаже пока лежала лишь часть вещей, остальные, вместе с хозяйками, должны были приехать послезавтра. Сказки были окончены, все лишние удалены. чай остался на столе, на нём же Михайло Васильевич стал расставлять, что бы вы думали? Астролябии? Или соки, для детей полезные? Нет, прихваченные из дому шахматы. О том, что Наташа умеет играть в эту игру, она обмолвилась ещё вчера. Для всей четвёрке это стало одним из доказательств, что девочка действительно "не от мира сего".

Тут автор сделает отступление в наш мир, чтобы пояснить причину того, что семилетняя девочка может играть в эту игру. Пусть не на уровне КМС, пусть её обыграет любой третьеразрядник... Виноват Папа Игорь. Изучив эту игру в глубоком Советском Детстве, получил даже первый разряд. Но дома, куда он приполз после обмывания сего радостного события, без одного туфля и в драной куртке, его уже ждала повестка. Дальше была на долгие годы Германия, предательство Меченого "гомо", простите "ген" сека. Развал, вывод, гражданка, купленный диплом "пищевого техникума". Сейчас он зарабатывал четвертной, что по провинциальным меркам сугубо не плохо, и работал Фаршесоставителем.

Как уже было сказано, жил он и трудился в городе "К" на реке "К", в посёлке "Энка" на улице Репнина 6. Хорошая зарплата компенсировалась в должной мере нервотрёпкой на работе, после чего, обычно, следовали "срывы". А так как последствия срывов лучше всего переносились со "скользкой печенью" её приходилось часто смазывать. Приходя домой он шёл "на гаражи", якобы для починки машины, на самом же деле подальше от жены и поближе к водке и шахматам. Но, когда жене в очередной раз пришлось его принудительно будить по звонку с работы, ибо засыпал он тоже иногда в гараже, Папе Игорю был предъявлен ультиматум. Было больно, скалкой жена владела в совершенстве, а, являясь подкаблучником, ответить в полную силу он не мог.

С тех пор с гаражными посиделками было покончено, пить он стал "по пути" и на работе, а в шахматы играть с сыновьями. К пятому году третьего тысячелетия сыновьям исполнилось по 11 и 13, и шахматам они предпочитали занятия по вечерам с одним из учеников Кадочникова... Сбегали они от отца, в общем. И тогда взгляд его упал на пятилетнюю дочь... Орлиный взор его, затуманено устремлённый в даль грядущего, уже видел её чемпионкой мира по шахматам, когда он объяснял ей ходы. За шахматами, а играли они раза три в неделю, он часто вываливал на неё "уроки мудрости", те, что иным детям преподают классе в пятом. Географию там, или историю, в собственном изложении.

Вот в один из таких дней и случился "урок", пересказ которого позже и дал Академику пищу для размышлений. А в день самого "урока" всё у Папы Игоря не заладилось. Сначала литр пива "Золотой Колос" по дороге на работу заставил его вспомнить, какое же сегодня число. Нет, в том, что сегодня понедельник он был уверен стопроцентно, в месяце сомневался, но вот точную дату обычно не знал. А тут слова продавщицы, мол, хорошее пиво, только вчера сделанное. Потом взгляд на дату... И перед его взором встал опять тот день в 1987, ГДР. Ну и что, коли те лихачи, которых не отпускали за пивом для опохмелки, и вынесшие танком технические ворота, были не из его взвода?

Да если бы знать, чем всё закончиться, он бы сам им ящик преподнес, а лучше пристрелил идиотов, чтобы не мучились... Срезать они решили до сельского магазина, мол, по шпалам быстрее на сотню метров. Ни эти двое, ни почти никто из пассажиров того поезда не выжил. Эта "чёрная метка" и тогдашнее понижение на одно звание, аукнулись ему уже в Ельцинской России при дележе квартир в Энке. И т он получил в "как бы съемную", которую приватизировать не мог, вместо полноценной. А за полгода до исчезновения дочери пришлось перебираться в бывшую родительскую хату, за два километра от городской черты, потому что из квартиры его "попросили"...

Вспомнил Папа Игорь эту дату, пиво допил и пошёл в цех. На работе допил всё из своей заначке, в обед приложился к заначке коптиля, потом, в холодильнике, нашёл одну из заначек обвалки... Итогом стали запоротые 200 кг ветчинных колбасок, в которые он и соль и нитрит добавил целых три раза, как в том анекдоте, про старого мужа, "пришедшего исполнить свой супружеский долг". Сначала он был бит управляющим, доставлен домой, и бит женой. Вечером он немного оклемался, жена скалкой не ограничилась и, исключительно из вредности, не только "накапала ему на мозги" но и сделала клизму. После чего заставила его выпить двадцать литровых кружек воды, и после каждой второй, совать два пальца в рот...

Нет, она не была жестокой, просто у соседки сверху, её лучшей подруги, был день рождения, не с дочерью же туда идти? Сыновья были в станице, у её родителей, оставался её "козёл" муж... Но если русская женщина сможет на скаку остановить коня, что для неё какой-то козёл? К шести вечера Папу Игоря трясло, но он находился "в приемлемом" для присмотра за дочерью состоянии. Оставив на плите две кастрюли на медленном огне и заведя будильник на полседьмого, она сунула по нос мужу скалку, мол, всё прежнее покажется ему цветочками, если не выключит. Сама же, уже в боевой раскраске, направилась к подруге.

Вот в таком антураже и проходила партия в шахматы, тут раздался будильник, отец с дочерью последовали на кухню, где осуществили приказ матери, выключив конфорки. Две отпрыгивающие крышки на кастрюлях и воспоминания о поезде в 87-ом подвигли Папу Игоря к лекции о паровозах. Паровые котлы были заменены кастрюлями, прямо на плитке за плитой он стал рисовать синим маркером... В общем это веселье дочке запомнилось.

Михайло Васильевич об опытах Ползунова с паром знал, но знал так же, что КПД его установки было крайне низко, а так же о трудностях в его работе. Но Наташа рисовала хорошо, на память не жаловалась, а то, что она или её Папа по молодости или по пьяни упустили он понял сам. Повод для разговора о паре он поднял сам, совершенно случайно задав вопрос, не хочет ли его маленькая соперница есть. Та ответила, что уже ела, даже была "в замковой кухне". А там, с двух похожих кастрюль на огне, её память перескочила на тот давний урок... Ломоносов был в научном экстазе, если кому-то на голову падают яблоки, то сейчас он держал в руках то, что обессмертит его имя, в виде листа, с детским изображением двух кастрюль, наскоро переделанных в паровые котлы. Да что там! Если бы ему в этот момент на голову упали бы эти казаны, он их даже не заметил бы!

Чуть успокоившись, он начал аккуратно "пытать" девочку использовалось ли это в кораблях. Когда Наташа поняла, что от неё хотят, она смогла лишь нарисовать маленький пароходик из Чунги-Чанги, с трубой и гребным колесом. После этого Академик с ГГ вернулись к шахматам, где последняя, вскоре, получила мат.

Где-то через полчаса на Невский приехали Чекист и Чиновник, привезя хорошие новости. Фаворит отсутствовал, но на то он и Фаворит, чтобы спать в постели у хозяйки, а не шляться незнамо где! Арест людьми тайной канцелярии Шумахера, его зятя и прочих причастных к "делу учённых" прошёл почти без сучка и задоринки. Лишь один, самый молодой и прыткий, выпрыгнул в окно первого этажа и нарвался на двух "наушников в штатском". У всех прочих непричастных и "временно невиновных" стали собирать показания на "подлый клан Шумахеров" который втёрся в доверие сначала к Петру Алексеевичу, а, затем, и к Кириллу Разумовскому.

Своеобразная "выжимка" из этих "преступлений" и из признаний самих задержанных была предоставлена Попечителю Санкт-Петербургской Академии лично начальником Тайной Канцелярии. Тот всё понял правильно, своё сравнение с Петром оценил и, со спокойной душой, от инородцев и иуд отрёкся. А когда было иначе? Может при Рюрике? Или при советах? Да нет, всё так же было. А тут сдать попросили не начальство, а лишь подчинённого! Вон, в 49-ом, при "настоящем деле врачей", будущий генсек Андропов из всей верхушки тогда один "чистым" вышел, правда сдав своего наставника и друга, первого секретаря Ленинграда, а Вы говорите... Всегда так было.

Пётр, выступив вторым, сказал, что канцлер и вице-канцлер, с "выжимкой" кратко ознакомлены. Конечно, хотелось бы обойтись без этого, но к обеду слухи уже прокатились по столице, и явившийся к полудню "на работу" Бестужев отправил курьера к Петру Шувалову. К счастью, он просматривал только что доставленную "выжимку" с подписями брата Саши и Кирилла Розумовского. Бестужев, повертев бумагу в руках, сделал тот же"выбор Андропова". С Воронцовым Шувалов встретился чуть позже, и так как сейчас они принадлежали к "одной партии" лишь кратко изложил версии о "зажравшихся на казённых харчах инородцах от науки". Проблем от Воронцова не было, да и не ожидалось их от вице-канцлера.

Ломоносов тоже порадовал соратников, показав предварительные наброски паровика, и заявив, что с таким двигателем сможет делать пушки вдвое дешевле, так что они на этом ещё и заработают!

Пока в кабинете большие волки хвастались своей кровожадностью, Наташа, в своей спальне, расчёсывала красивую куклу, подаренную ей предприимчивым Степаном Федотовичем. Как уже было сказано, управляющим он был от бога, и, не обворовывая хозяина, имел гешефт поболее прочих. Крышевал с десяток лавок, и, не менее чем по разу в месяц, отказывался от подобных предложений от всё новых и новых заведений. Так вот, три месяца назад к нему подошёл один из бывших Новгородских купцов, нашедших, как он думал, хорошую "торговую нишу" в стольном граде. Его сводный братец, тоже торговец, был сейчас в бегах в Германии, занимаясь там извозом. Имел хорошие деньги и предложил брату основать "фифти-фифти" в столице России магазин игрушек и детских нарядов для высокосветских барышень.

Но... Поспрашивав людей, он узнал, что магазинов таких всего два, и "рынок поделен" не свернул. Опрометчиво решившись на "пробную партию товара", он застрял на ней. Половина капитала теперь была "связана", вот почему три месяца назад он побывал у многих, в том числе и у управляющего Фаворита. Открывать магазин, после намёков от крыши конкурентов он поостерёгся и вот, этой ночью, всё изменилось. В два часа к его дому подъехала повозка, в ней был Степан Федотович, только что услышавший от жены о "дочери Фаворита" и двое крепких дворовых.

Сонный хозяин, уяснив, кто к нему пожаловал, буквально "расстелился" перед гостем. Его 10% и товар для него самого "по себестоимости", он проглотил не жуя. И платья нашлись Наташе и пара кукол, коим и дети Абрамовича бы позавидовали... Как хороший хозяйственник Степан Федотович спросил, что ещё надо для магазина, кроме объявления о "Крыше". Купец хомяков, очень похожий на своего дальнего предка, потряс брюшком и признался в малых оборотных средствах. Выложив свои наличные сбережения за платья и кукол, пусть и по "демпинговым ценам", Степан Федотович, зная своего хозяина, сказал, что к утру деньги раздобудет и даст на полгода без процентов. На том и порешили.

Дворец дышал теплотой и безоблачностью, хозяева в фаворе, дворня умелая, даже если искра где из камина выпадет, то потушат, чего ещё желать каменке? А вот за воротами рыдала в голос женщина, сидя в пыли мостовой. Сегодня был худший день в её жизни, утром арестовали отца и мужа.

Добил же её морально визит в академию, где патриарх инструментальщиков, бывший токарь Петра I Андрей Константинович Нартов, знакомый ей с детства, в лицо повторил ей всё, что продиктовал дознавателю из тайной канцелярии. Он предъявил бывшему библиотекарю императора целый ряд тяжелых обвинений как в пункте, что люди, "отличнейшие мастера" чеканки, гравирования, шлифовки стекол (в основном русские люди) все более трудились над выполнением частных заказов, так и в связи с другими злоупотреблениями. Но за фразу в конце речи: "И правильно Шуваловы его потопили", она уцепилась. К Чекисту или Чиновнику она не полезла, так как они без "золотого тельца" и слушать бы не стали, но вот Фаворит..?

Но явившись на Невский она наткнулась как раз на старших братьев, люди которых просто вышвырнули её за ворота...

Здесь автор опять позволит себе небольшое отступление о роли немцев в России. Ведь тот же Иоганна-Даниила Шумахер, кто он? Прежде всего паразит-прилипала, с правильной линией поведения. Защитив в 1711 году в Страсбурге магистерскую диссертацию на богословскую тему, он счел, что богословие, или философия, или наука — все это не для него. За пятьдесят лет, прошедших с момента защиты до ареста, он уже не написал ни одного трактата, или статьи, или даже простой заметки. Диспут на защите стал единственным "научным подвигом" Шумахера. В двадцать один год покончив со всякими бесполезными для него абстракциями, он стал готовить себя к административной карьере. И преуспел на этом пути. Волею судеб этот человек сделался на долгое время "теневым президентом" Петербургской Академии наук. Самые светлые научные умы тогдашней Европы оказались в зависимости от ума низменного, по-змеиному изворотливого и по-змеиному же ядовитого, смертельно опасного для "вольного философствования и вящего наук приращения".

В 1714 году И.-Д. Шумахер прибыл в Петербург. Он вошел в доверие к лейб-медику Петра I Арескину, став его секретарем. Вскоре Арескин обратил на него внимание царя, и тот сделал его своим библиотекарем, а затем смотрителем Кунсткамеры. Шумахер принимал участие в переговорах с западноевропейскими учеными, будущими членами Петербургской Академии наук. Именно Шумахера в феврале 1721 года Петр I послал в Парижскую Академию с картой и описанием Каспийского моря для торжественной передачи этого научного вклада сообществу, избравшему его в число своих членов, а также для консультаций с иностранными авторитетами на предмет "сочинения социетета наук, подобно как в Париже, Лондоне, Берлине и прочих местах".

Удача улыбалась ловкому эльзасцу. Внешне его репутация была безупречна: магистр богословия, личный библиотекарь и доверенное лицо императора, а также будущего академического президента Блюментроста (который, сменив умершего Арескина на посту лейб-медика, благоволил И.-Д. Шумахеру от начала до конца). К тому же Шумахер и сам постарался еще более упрочить свою связь со двором, женившись на дочери петровского повара Фельтена.

Ученые, с которыми он вел переговоры, лично ничего не могли иметь против человека, который на выгоднейших условиях (до 2000 рублей в год) приглашал их в Россию заниматься любимым делом. Наконец в начале 1724 года Л. Л. Блюментрост подписывает с ним контракт, по которому на него, помимо заведования библиотекой и Кунсткамерой, возлагалось исполнение "секретарского дела", а также смотрение за денежными суммами Академии. С этого момента ученые, горевшие желанием в представившихся идеальных условиях продвинуть вперед каждый свою науку, оказались в цепких руках человека, которому все их устремления были глубоко чужды.